Между добром и злом. 3 том (СИ) - Кири Кирико

Старая сабля мелькнула в всполохах лампы, которая постепенно начинала затухать, и в корабле разыгралось новое сражение, последнее сражение не на жизнь, а на смерть. И тьма озарилась тысячами голубоватых искорок, которые теперь были глазами. Она тянулась к гостю, пыталась его схватить, сковать, как однажды сделала это со всеми, но…

Малхонты остались дожидаться пленника там же, где его и высадили, разбив небольшой лагерь прямо на льду. Не самое хорошее место, но видят духи, они верны своему слову. Стоит им просто отойти к берегу, как пленник может банально заблудиться.

И они ждали. Прождали целую ночь и утро, бросая опасливые взгляды в сторону небольшого островка, который торчал во льдах подобно надгробию.

— Я никогда не видел того места. Видел Тсанко, но он не сильно любит вспоминать о том времени, — тихо произнёс мужчина.

— Думаешь, он сгинет? — спросила девушка с надеждой.

— Не знаю. Как духи пожелают, — пожал он плечами. — Поговаривают, что там сама тьма оживает.

— Милосерднее было бы его пристрелить, — проворчала женщина. — Там сгинул не один наш охотник, а те, кто вернулись, даже не смогли забрать их амулеты. Это смерть.

— Он заслужил её, — воинственно произнесла девушка, чем заслужила осуждающие взгляды остальных.

— Иногда надо быть милосерднее, — проворчал мужчина.

Хотя назвать смерть милосердием тоже звучало очень… странно, но только если речь не шла о том острове, где покоился проклятый корабль. Они знали о нём с самого детства, знали по страшным сказкам, где тьма приходила, чтобы забрать непослушных детей, и историям бывалых охотников, редкие из которых осмелились вступить на его борт. Зло давно облюбовало то место, и только самые отчаянные или серьёзно провинившиеся перед своими братьями и сёстрами бросали ему вызов.

— Он не вернётся, — уверенно заявила девушка. — Если вернётся, то даю слово, что…

Что именно она сделает, девушка не договорила, так как в этот момент мужчина вскочил, схватившись за ружьё. Она последовала его примеру, устремив аномально острый взгляд к острову, над которым всегда были тучи, и замерла в удивлении.

С той стороны в их сторону медленно двигался человек. Словно покойник, покачивающийся из стороны в сторону, он брёл, едва волоча за собой ноги, и казалось, в любой момент был готов рухнуть. Он подходил всё ближе и ближе, и вскоре можно было рассмотреть, в каком чудовищном состоянии их пленник находился. Весь окровавленный в подранной одежде, едва держащийся на ногах, он оставлял за собой кровавый след и должен был испустить дух в любую секунду…

И, не дойдя до них метров двухсот, запнулся, упал и больше не двигался.

Они невольно переглянулись, и девушка тихо спросила:

— А это считается или нет?

Глава 9

Кондрат задыхался. Всё тело горело то ли от жара, то ли обжигающего холода. Он выныривал из тьмы, чтобы вздохнуть полной грудью и тут же проваливался обратно, не понимая, где заканчиваются его галлюцинации и начинается реальность.

Весь мир вдруг стал обрывочным, непонятным и странным. Ему мерещились люди: солдаты, малхонты, имперцы, и все они звали его и пытался утянуть за собой. В один момент Кондрат пытался вырваться из крепкой хватки сотен закоченевших от холода рук, пытавшихся затащить его в голубоватую мглу, в другой уже вырывался из объятий людей, которые буквально горели огнём и были готовы испепелить до состояния угольков.

Иногда Кондрат вновь обнаруживал себя в том самом трюме, где он вновь дрался и кричал, сражаясь в безуспешной попытке вырваться. А после этого словно по щелчку оказывался в бесконечности, объятая снегом, который валил без устали, под тихий шёпот голосов.

Но сколько бы Кондрат не боролся, этому не было ни конца, ни края. Была лишь бесконечность, и под конец он просто перестал сопротивляться. Всему есть предел, рано или поздно ты сдаёшься, устав от беспросветного кошмара, которому нет ни края, ни конца. Он лишь мог наблюдать, как его затягивает в голубоватую мглу под беспрестанные глухие голоса и шептания мёртвых, которые звучали всё громче, всё более угрожающе и злее.

А потом его выдернуло. Внезапно и сильно вырвало из цепких объятий смерти назад, и он наконец погрузился во тьму, беспокойную и безопасную.

Сколько прошло времени в этом состоянии, Кондрат ответить не мог, но в следующий раз, когда он пришёл в себя, то мог точно сказать, что открыл глаза в реальном мире.

Его тело горело, а зрение не могло сфокусироваться. Всё вокруг казалось размытым, словно через толщу воды. Тело горело, болел каждый сустав, каждая кость. В голову будто положили целый ворох раскалённых углей, которые медленно запекали ему глаза. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь невнятный хрип. Горло обожгло сухостью, словно наелся песка. Почти сразу чьи-то ледяные руки мягко подхватили его за затылок, помогая поднять голову и к губам подступила вода.

Кондрат выпил её до дна, несмотря на мерзотный вкус. В таком состоянии выбирать не приходилось, да и он не заметил его, пытаясь утолить душащую жажду. Вод закончилась, и ладони так же настойчиво вернули его обратно в горизонтальное положение. На лоб легло что-то мокрое и холодное, даря маломальское облегчение, и он снова отключился.

Так повторялось несколько раз. Кондрат просыпался, ему помогали попить, после чего возвращали обратно. В эти короткие промежутки просветления он видел лишь очертания места, где оказался, с каждым разом всё чётче и чётче: куполообразную крышу, людей, которые оказывались около его кровати, их лица, но недостаточно долго, чтобы осознать всё это.

Кондрат продолжал проваливаться в беспамятство.

Он пробудился.

В этот раз всё было иначе. Кондрат просто открыл глаза и чётко осознал, что окончательно вернулся в реальность. Сонливость отступила быстро и безапелляционно, наконец очистив разум.

Он лежал на кровати, отгороженный от остальной части юрты пологом из плотной ткани, словно в больничной палате. Рядом стоял небольшой деревянный тазик с водой, на краю которого лежала тряпка.

Здесь пахло травами и кровью. Кондрат попытался осторожно сесть, и у него это получилось с первого раза, однако в голове почти тут же ухнула глухая боль. Всё тело ощущалось каким-то вялым, все движения казались немного ватными и даже пальцы, двигались медленно, как-то нерасторопно и запоздало.

Немного привыкнув к своему состоянию, Кондрат осторожно откинул одеяло и осмотрел себя. Тело как тело, ничего не изменилось, если не считать, что он был почти полностью перебинтован. Грудь была полностью перевязана, парочка повязок на ноги и почти полностью обмотанная левая рука. Кондрат осторожно подвигал конечностью, но нет, двигается, значит не всё настолько страшно. Лицо тоже было перебинтовано, но Кондрат уже давно не волновался о внешности: есть можно, дышать можно, видят оба глаза и на том спасибо.

Он немного подумал, после чего уже собирался встать, когда полог отодвинулся в комнату заглянула женщина, которая, наверное, была возрастом с самого Кондрата. Чёрные волосы уже давно были испещрены сединой, а на обветренном холодными ветрами лице проглядывались морщинки.

Её чёрные глаза недовольно пробежались по Кондрату. Она произнесла что-то непонятное строгим голосом, подойдя ближе и безапелляционно надавив ему на грудь, чтобы положить обратно на кровать.

— Я хочу поговорить с вашей главной, — произнесён, удивившись, каким хриплым и слабыми был его голос.

Женщина вновь произнесла что-то строго, ещё настойчивее пытаясь его уложить, а Кондрат всё равно сопротивлялся.

— Позовите вашу старейшину.

Женщина подняла тон. На её возмущённый голос в комнату заглянула ещё одна женщина, и та явно жаловалась ей на Кондрата, который, по её скромному мнению, вредничал, как ребёнок. То тоже начала что-то говорить, и уже вдвоём чуть ли не силой они уложили его обратно и укрыли.