Лекарь Империи 2 (СИ) - Лиманский Александр

— Да некогда было, работа, дела… В общем, бывало и лучше. Сделай мне лучше, как всегда, двойную. С острым соусом. И побольше мяса, ты же знаешь.

— Для тебя, дорогой, ничего не жалко! — Ашот с энтузиазмом принялся за работу, ловко срезая сочные куски мяса с вертела. Но делал он это как-то механически, без своей обычной, бьющей через край, жизнерадостности.

Я заметил, что он выглядит каким-то подавленным.

— Что-то случилось, Ашот? — спросил я. — Ты сам не свой.

Он тяжело вздохнул и, не отрываясь от приготовления шаурмы, тихо сказал:

— Да вот, Илюха, беда у меня. Мариам моя… жена… заболела. Второй день лежит, кашляет, температура высокая.

— Кашляет, говоришь? — я напрягся. — Сильно?

— Очень, — он кивнул. — Так кашляет, что я боюсь, как бы она легкие свои не выплюнула.

Я нахмурился.

— Ашот, ты же понимаешь, что у нас в городе сейчас эпидемия «Стеклянной лихорадки»? Симптомы очень похожи.

— Да понимаю я, Илюха, понимаю, — он с тоской посмотрел на меня. — Потому и боюсь. Слушай, а… посмотри ее, а? Ты же лекарь, ты же разбираешься! Скажи, что с ней! А то мне страшно! Детей же у нас семеро по лавкам, куда я с ними, если Мариам совсем сляжет? Кто за ними смотреть будет?

— Ашот-джан, так ее в больницу везти надо, немедленно! — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более убедительно. — Если это «стекляшка», то шутки плохи. Там ей и анализы сделают, и диагноз точный поставят, и лечение назначат.

— В больницу⁈ — Ашот испуганно замахал руками. — Да ты что, Илюха! Какая больница⁈ Как я ее повезу⁈ А детей на кого оставлю? На родителей моих стареньких? Да они сами еле ходят! И потом… ты же знаешь, страховки у нас с ней самый простые, для вида. А вдруг там лечение дорогое понадобится? Откуда у меня такие деньги? Илюха, дорогой, ну посмотри, а? По-братски! Может, там и ничего серьезного нет, просто простуда обычная. Успокой хоть душу! Тут недалеко, два шага всего! Я тебе шаурмы на всю оставшуюся жизнь бесплатно делать буду!

Я посмотрел на его умоляющее лицо, в котором плескалось такое отчаяние, что у меня у самого сердце сжалось. Этот вечно веселый, неунывающий человек сейчас был похож на растерянного ребенка.

Он боялся за жену, за детей, за будущее своей большой семьи. И в этот момент я понял, что не могу ему отказать. Да и мой врачебный инстинкт уже вовсю кричал, что там, у его жены, дело серьезное.

Он протянул мне почти готовую, дымящуюся шаурму, как будто это был последний аргумент. Я только вздохнул.

— Ладно, Ашот, веди, — я махнул рукой. — Посмотрим на твою «простуду».

Мы пошли. По дороге я с огромным удовольствием уплетал шаурму. После целого дня, проведенного на ногах, она казалась мне пищей богов. И, конечно же, была за счет заведения.

Жил Ашот, как оказалось, совсем недалеко, в старом, двухэтажном доме-бараке. Обшарпанные стены, выбитые окна в подъезде, стойкий запах сырости.

В его просторной, хоть и убитой квартире, нас встретила целая орава его детишек и четверо стариков — родители их обоих, которые с тревогой смотрели на меня. Дети тут же с любопытными криками облепили меня со всех сторон, но Ашот строго на них прикрикнул и загнал в другую комнату.

Его жена, Мариам, лежала в отдельной, самой дальней комнате, на старом диване, укрытая до подбородка пестрым одеялом.

Я попросил никого не входить, а сам, натянув на лицо медицинскую маску, которую всегда носил с собой в сумке, вошел внутрь.

Картина там была, мягко говоря, не очень. Мариам была бледной, изможденной, ее губы потрескались от жара, а дыхание было частым и поверхностным. И этот кашель…

Характерный, лающий, «стеклянный».

Не зря я таскаю повсюду свой диагностический набор, привычка из прошлой жизни. Я достал из сумки стетоскоп, привычно вставил оливы в уши и приложил холодную мембрану к ее спине. Прослушал легкие. Затем закрепил на ее пальце датчик пульсоксиметра. Цифры на маленьком экране лишь подтвердили то, что я и так понял. Посмотрел градусник на тумбочке и присвистнул — тридцать девять и восемь. Диагноз был очевиден.

Через пять минут в комнату, не выдержав, заглянул нетерпеливый Ашот.

— Ну что, Илюха? Что с ней? — его голос дрожал от волнения.

Я медленно выпрямился, снял маску и посмотрел на него.

— Ашот, у меня для тебя две новости… — с сожалением начал я.

— Одна хорошая, а другая плохая? — с надеждой перебил меня Ашот.

— Нет, — качнул головой я. — Одна — плохая, а другая — очень плохая…

Глава 8

Ашот побледнел еще сильнее. Его лицо, обычно смуглое, теперь приобрело какой-то нездоровый, сероватый оттенок.

— Не томи, Илюша, говори как есть, — прошептал он, и его голос дрогнул.

Я тяжело вздохнул. Сообщать плохие новости — это всегда неприятно, но в нашей профессии без этого никуда.

— Ашот, плохая новость заключается в том, что у твоей Мариам действительно «Стеклянная лихорадка», — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более спокойно и уверенно. — Симптомы классические, да и сатурация у нее уже на грани. Это само по себе очень серьезно.

— А очень плохая? — он с ужасом посмотрел на меня.

— Очень плохая новость, Ашот, будет, если мы немедленно ничего не предпримем, — ответил я твердо. — Ее организм не справляется. Высоченная температура, которую не сбить, интоксикация, дыхательная недостаточность… Это не та простуда, которую можно пересидеть дома с чаем и травками. Так что, друг мой, путь у нас с тобой только один — немедленно вызывать скорую и везти ее в больницу. Без вариантов. Там ей окажут необходимую помощь, поставят капельницы, дадут сильнодействующие препараты. Только в условиях стационара у нее есть шанс быстро пойти на поправку.

— В больницу… — повторил он, как в бреду. — Но, Илюха, я же тебе говорил… у нас же ни страховки нормальной, ни денег…

— Ашот, успокойся, — я положил ему руку на плечо. — Сейчас главное — жизнь Мариам. А с остальным мы что-нибудь придумаем. Скорая повезет ее в нашу же больницу, в Центральную. А там я уже постараюсь как-нибудь проконтролировать ситуацию. Так что давай, бери телефон и вызывай. Не теряй времени.

Ашот посмотрел на меня с такой благодарностью, будто я только что подарил ему миллион имперских рублей. Он тут же бросился к телефону и дрожащими пальцами набрал номер скорой помощи.

— Илюша, дорогой, а ты… ты не уходи, пожалуйста, — он повернулся ко мне, когда закончил разговор. — Подожди вместе со мной, а? Мне одному как-то… страшно.

Я кивнул. Конечно, я его не брошу.

Тут из комнаты, где лежала Мариам, донесся ее слабый, хриплый голос:

— Ашот… ты хоть гостя-то чаем напои… Нехорошо…

Ашот тут же засуетился, бросился на кухню, загремел посудой.

Я снова заглянул в комнату к Мариам.

— Вы лежите, лежите, не шевелитесь, — сказал я ей как можно мягче. — Вам сейчас покой нужен.

Температура у нее, судя по градуснику, была тридцать девять и восемь. А судя по пустым пачкам из-под жаропонижающих, которые валялись на тумбочке, сбить ее ничем не удавалось.

— Да ничего, господин лекарь, ничего, — она попыталась улыбнуться, но получилась какая-то жалкая гримаса. — Сейчас мне полегчает… сейчас лекарства подействуют…

— Боюсь, Мариам, в вашем случае обычные жаропонижающие уже не помогут, — отрезал я. — Нужно ждать приезда скорой. Они введут вам более сильные препараты.

— Только не скорая! — она взмолилась, и в ее глазах блеснули слезы. — А как же дети⁈ А родители⁈ С кем я их оставлю⁈

Тут в комнату с чашкой ароматного чая в руках влетел Ашот.

— Мариам, а ну-ка, успокойся! — он строго посмотрел на нее. — Твое здоровье сейчас важнее всего! А с детьми и родителями я сам разберусь! Не пропадем! Ты лучше лекаря слушай, он плохого не посоветует! Он вон, Илюша, какой умный, он все знает! Так что лежи и отдыхай!

Он аккуратно вывел меня на кухню, чтобы не мешать жене.

— Илюха, а точно без скорой никак? — снова взмолился он, когда мы сели за старый, шаткий кухонный стол.