Лекарь Империи 2 (СИ) - Лиманский Александр

Может, он действительно что-то упускает? Может, за этими новыми, молодыми, наглыми и самоуверенными адептами — будущее медицины?

Тут дверь в его кабинет без стука распахнулась, и на пороге появилась взволнованная дежурная медсестра.

— Вениамин Петрович, скорее! Ветрову плохо! Совсем плохо!

Преображенский, не теряя ни секунды, вскочил со своего места и бросился в палату.

Сенька лежал на своей кровати, бледный, как полотно, его губы посинели, а дыхание было частым, поверхностным, почти не слышным. Показатели на мониторе недвусмысленно кричали о надвигающейся катастрофе.

— Что случилось⁈ — рявкнул он на медсестру.

— Я не знаю, Вениамин Петрович! — та испуганно лепетала. — Только что все было нормально, а потом он вдруг начал задыхаться, и…

Преображенский, не слушая ее, склонился над мальчиком. Так, дыхательные пути свободны. Пульс — нитевидный, едва прощупывается. Давление рухнуло. Сатурация — критически низкая.

Острая дыхательная недостаточность на фоне системной воспалительной реакции.

Он тут же начал действовать. Быстро, четко, без лишних слов. Как и подобает Мастеру-Целителю в экстренной ситуации.

— Кислород! Максимальный поток! Адреналин, дексаметазон, эуфиллин — внутривенно, струйно! Готовьте все для интубации! Быстро!

Он приложил свои руки к груди Сеньки, и мощный поток его «Искры», его целительной энергии, хлынул в маленькое, измученное тело.

Он пытался стабилизировать работу сердца, снять спазм с бронхов, заставить легкие дышать. Его собственная мана утекала, как вода сквозь пальцы, но он не обращал на это внимания. Сейчас главным было — вытащить мальчишку с того света.

Через несколько минут, которые показались вечностью, состояние Сеньки немного стабилизировалось. Дыхание стало ровнее, синюшность на губах уменьшилась, показатели на мониторе перестали так угрожающе пищать.

Но Преображенский прекрасно понимал, что это лишь временная передышка. Следующий такой приступ мальчик мог уже не пережить.

И он принял решение. Единственно верное, как ему теперь казалось. Отчаянное, рискованное, но дающее шанс.

Он посмотрел на дежурную медсестру, которая с ужасом и восхищением наблюдала за его действиями.

— Светочка, — его голос был спокоен, но в нем слышалась сталь. — Мне нужен преднизолон. Десять ампул. И поживее.

Утро. Я шел по направлению к уже знакомому мне серому, казенному зданию городского полицейского управления, где располагался отдел Инквизиции.

Настроение, несмотря на ранний час и пасмурную погоду, у меня было просто превосходное. Еще бы! Сегодня я наконец-то избавлюсь от этих проклятых кандалов, которые так неприятно холодили запястья и, что гораздо хуже, обрубили мою связь с магией и с Фырком.

По пути я с улыбкой вспоминал вчерашний вечер. Хорошо все-таки, что мне удалось по телефону вежливо, но твердо отбиться от настойчивых предложений Вероники немедленно продолжить наши сеансы исцеления у нее дома.

Конечно, соблазн был велик. Очень велик. Но после такого сумасшедшего дня мне действительно нужно было просто отдохнуть, выспаться, привести мысли в порядок.

А то явился бы я сегодня к следователю Мышкину с красными от недосыпа глазами и совершенно затуманенной головой. Не лучший вид для человека, с которого вот-вот должны снять все обвинения.

Так что ночь я провел дома. В своей скромной обители из которой я скоро свалю. И, что самое приятное, в компании Морковки.

Эта рыжая бестия, видимо, нагулявшись вдоволь, вернулась домой как раз в тот момент, когда я уже ложился спать. Сытая, довольная, она даже не притронулась к сухому корму, который я ей насыпал.

Просто запрыгнула ко мне на матрас, свернулась клубком у меня в ногах и тут же умиротворенно замурчала. Кажется, она тоже по мне соскучилась.

Я без проблем прошел в здание полиции, поднялся на второй этаж и постучал в знакомую дверь кабинета следователя Мышкина. Внутри был только он сам.

Сидел за своим столом, что-то сосредоточенно писал, и вид у него был на удивление спокойный и даже какой-то… адекватный, что ли. Никакой маслянистости во взгляде, никакого хитрого прищура.

— А, адепт Разумовский! Илья! Проходите, присаживайтесь, — он кивнул мне на стул. — Очень рад, что все так благополучно для вас завершилось. Я, если честно, с самого начала сомневался в обоснованности этих обвинений.

Он подошел ко мне, достал из кармана какой-то небольшой артефакт, похожий на часовой ключик, и с щелчком открыл замки на моих браслетах. Я с облегчением стянул с запястий холодные, тяжелые обручи.

И тут же почувствовал это. Как будто внутри меня снова включили свет. Привычное, теплое, живительное ощущение «Искры» хлынуло по всему телу, заполняя каждую клеточку. Голова от этого внезапного прилива энергии даже немного закружилась.

Просто круто! Я снова был в строю!

— Господин следователь, — я потер покрасневшие запястья. — А как же так получилось? Что за «новые обстоятельства», о которых вы говорили? И что с заявлением Марины Ветровой?

Мышкин сел на свое место и как-то по-человечески вздохнул.

— Илья, у меня, если честно, есть немного времени, так что могу вам все рассказать. В общем, как вы и предполагали, в показаниях госпожи Ветровой было много нестыковок. Но главное не это. Главное — это результаты тех самых анализов Арсения Ветрова, которые мы отправляли в столичную лабораторию Гильдии.

— И что же там? — я напрягся.

— А ничего, — он развел руками. — Абсолютно ничего. Никаких следов посторонней магии, никаких запрещенных реагентов. Ничего, что могло бы хоть как-то подтвердить ее опасения по поводу вашей нетрадиционной диагностики.

Я про себя усмехнулся. Конечно, ничего. Моя мазь была сделана из самых обычных трав, а моя главная «запрещенная магия» сидела у меня в голове и звалась «опытом».

Про себя я подумал, что это очень странно, что они не нашли у мальчика следов аутоиммунного процесса. Или они просто не там искали? А скорее всего искали, когда действовал «Вита-Реген». Этот препарат, будучи мощным стимулятором, мог временно смазать всю картину, и анализы на его фоне действительно могли быть чистыми. Интересно…

— А что касается самой мамочки… — продолжал тем временем Мышкин, — то, боюсь, тут все гораздо прозаичнее. Мы повидали уже много таких случаев. Отчаяние, страх за ребенка, отсутствие денег на дорогостоящее лечение… Все это толкает людей на самые разные, не всегда обдуманные поступки. Куда им деваться? Куда бежать? Не всегда понятно. Так что я ее, если честно, даже в чем-то понимаю. И рад бы им помочь, да только нечем. Гильдия — организация, мягко говоря, не самая щедрая.

Я удивленно посмотрел на него. Услышать такие слова от представителя этой самой Гильдии было, по меньшей мере, странно.

— А я думал, вы здесь для того, чтобы защищать интересы Гильдии, а не пациентов, — я решил немного его спровоцировать.

Мышкин усмехнулся.

— Не все гильдейцы такие, Илья, не все. Некоторые из нас, представьте себе, пошли на эту службу не ради денег и власти, а для того, чтобы действительно помогать людям. Защищать их от несправедливости, от врачебных ошибок, от произвола чиновников. И, если понадобится, даже от самой Гильдии и ее дурацких правил.

Мой «Сонар», который тут же заработал после снятия браслетов, подсказывал мне по его сердцебиению, что Мышкин не врет. В его словах не было ни капли фальши. Кажется, я нашел себе неожиданного союзника. А это значило, что можно было и ему доверить свою маленькую «карающую миссию».

Я заговорщицки наклонился к нему через стол.

— Корнелий Фомич, — я впервые обратился к нему по имени-отчеству. — Раз уж у нас с вами зашел такой откровенный разговор… у меня есть для вас одна очень ценная информация. Которую, я думаю, вам, как следователю по особо важным делам, стоило бы проверить.

Мышкин тут же заинтересовался.

— Я вас внимательно слушаю, Илья Григорьевич.

И я в двух словах, без лишних эмоций, рассказал ему о Волкове, о Сычеве, о их пьяных откровениях, которые случайно подслушала Кристина. О том, как они хвастались, что это они подставили меня под удар Инквизиции. И о том, как они теперь замышляют новую гадость.