Император Пограничья 14 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— Готова ко второму раунду? — тихо спросил я.

— Купцы проще аристократов, — отозвалась Засекина с лёгкой улыбкой. — Им хотя бы не нужно притворяться, что они думают о чём-то кроме денег.

Справедливое замечание. Я открыл перед ней тяжёлую дубовую дверь с медными накладками и мы вошли внутрь.

Контора местной гильдии разительно отличалась от изящного особняка Ладыженской. Здесь царили основательность и практичность — широкие коридоры с высокими потолками, массивная мебель из тёмного дерева, картины с изображением торговых и речных судов. Пахло табаком, дорогим коньяком и деньгами — этим неуловимым ароматом успеха, который невозможно подделать.

Нас провели на третий этаж, в просторный зал заседаний. За длинным столом красного дерева уже сидело около десятка человек — главы крупнейших торговых домов Владимира. Лица разные, но у всех одинаковое выражение — настороженное, оценивающее. Они пришли послушать, о чём будет говорить человек, который разгромил армию княжества и теперь претендует на трон.

Во главе стола восседал сам Гордей Кузьмич Маклаков — глава первой купеческой гильдии. Престарелый тучный мужчина с круглым лысым черепом и пышными седыми бакенбардами, которые компенсировали отсутствие волос на макушке. Одет богато, но без излишеств — тёмный костюм отличного сукна, золотая цепь на жилете и галстук с такой же золотой булавкой, перстень с крупным изумрудом на пальце. И… семечки подсолнуха. Передо старым купцом стояло блюдце с шелухой, а пухлые пальцы ловко отправляли очередное зёрнышко в рот.

— А-а-а, маркграф Платонов! — голос Маклакова был удивительно бодрым для человека его лет и комплекции. — Милости просим, милости просим, Ваше Сиятельство! И княжна Засекина с нами — честь для нашего скромного собрания.

Он встал, придерживая стол, и слегка поклонился. Движение было неловким — тучное тело плохо слушалось, — но искреннее уважение в глазах читалось легко. Как успел выведать и доложить на брифинге Коршунов, Гордей Кузьмич дорос до богатства и влияния из простого народа, и это чувствовалось в каждом его жесте, в каждом слове. Попытки облагородить манеры присутствовали, но пережитки простого происхождения то и дело прорывались наружу.

— Благодарю за приглашение, Гордей Кузьмич, — ответил я, усаживаясь в указанное кресло. Ярослава заняла место рядом со мной.

— Так-так-так, — Маклаков снова плюхнулся в своё кресло, которое жалобно скрипнуло. — Давайте сразу к делу, без церемоний. Мы люди занятые, вы тоже небось не от скуки к нам пожаловали. Слышали мы, что вы на выборах баллотируетесь. И интересно нам стало — что такой человек, как вы, может предложить купечеству?

Я не спешил с ответом, окидывая взглядом собравшихся и сличая их с документами, подготовленными Родионом. Пожилой купец справа с умными глазами и тонкими губами — торговля зерном, если память не подводит. Молодой мужчина слева, около сорока, с жёстким взглядом — металлы и оружие. Дама средних лет с острым носом и золотыми серьгами — ткани и краски. Все представители крупнейших торговых домов. Все ждут.

Купеческие гильдии — это не просто клубы по интересам. Это официальные сословные объединения торговцев. Они регулировали торговлю и помогали княжеской власти собирать налоги.

Система работала просто: гильдия регистрировала купца, фиксировала размер его капитала и вид деятельности. Это давало княжеской власти удобный инструмент для налогообложения и надзора. Одновременно гильдия ограничивала доступ к торговле — только зарегистрированные купцы имели право вести дела.

По сути, гильдия — это лицензия на бизнес. И социальный лифт для незнатных людей.

Первая гильдия — это элита. Внешняя торговля, владение морскими судами, фабриками, заводами. Капитал не менее пятидесяти тысяч рублей. Вторая — внутренняя торговля, речные суда, капитал от двадцати тысяч. Третья — мелочная торговля, трактиры, ремесло, всего пятьсот рублей для входа. К величине объявляемых капиталов привязывался размер гильдейского сбора — один процент от капитала.

Эти люди контролировали экономическую жизнь княжества. И они поддерживали Кисловского — главу Таможенного приказа, который гарантировал сохранение старых порядков и их привилегий. Но привилегии можно купить. Вопрос лишь в цене.

— Снижение пошлин и акцизов, — начал я спокойно. — Защиту торговых путей. Стабильность и предсказуемость политики. Три простых вещи, которые нужны любому торговцу.

— Ха! — Маклаков хлопнул ладонью по столу, отправляя в рот очередное семечко. — Обещать-то легко! Веретинский тоже обещал, а потом драл с нас три шкуры. Сабуров обещал порядок, а устроил войну, которая угробила торговлю.

— Я не Веретинский и не Сабуров, — ответил я твёрдо. — Моё слово — это не пустой звук. Спросите у тех, кто имел дело с Угрюмом.

— Спрашивали, — неожиданно подал голос пожилой купец справа. — Ваши магазины, «Угрюмый Арсенал» в смысле, работают честно. Цены справедливые, договоры исполняются в срок. Никаких подвохов.

— Вот видите, — продолжил я. — Теперь давайте говорить конкретно. Снижение налогов, таможенных пошлин и акцизов — на десять процентов от текущих значений.

— Десять? — Маклаков расхохотался, разбрызгивая шелуху от семечек. — Да вы шутник, Прохор Игнатьич! Двадцать. Не меньше двадцати.

— Пятнадцать, — отрезал я. — И это окончательное предложение. Плюс планку уплаты НДС подниму с десяти тысяч рублей до ста тысяч. Всяко вам легче заживётся.

Старый купец перестал смеяться. Прищурился, оценивающе посмотрел на меня.

— До ста… — протянул он.

Купечество волнуясь зашепталось.

— И когда это вступит в силу? — спросила дама с острым, как бушприт, носом.

— Через месяц после вступления в должность, — пообещал я. — Издам соответствующий указ в первую неделю правления.

Маклаков задумчиво лузгал семечки, глядя на меня. Потом неожиданно задал вопрос:

— А если вы не победите на выборах? Тогда что?

— Тогда вы продолжите работать с Кисловским, — пожал я плечами. — Или Ладыженской. Или Скрябиным. Или Воронцовым, не дай Бог. И каждый из них по-своему хуже для вас.

— Да ну? — Маклаков прищурился. — Кисловский-то как раз обещал нам уже льготы. Человек проверенный, его Таможенный приказ работает не так уж плохо.

— Обещать-то обещал, — кивнул я. — Но как он будет восстанавливать казну после войны? Без значительного притока капитала это сделать не получится. Либо налоги придётся поднимать, либо казна останется пустой. А пустая казна — это слабая армия, небезопасные дороги и проблемы с соседями. Думаете, это стабильность?

Расчёт был простым. Я предлагал конкретные выгоды здесь и сейчас. Кисловский предлагал сохранение статуса-кво. Но статус-кво после разгромленной армии и пустой казны — это не стабильность, а медленная деградация.

— А вы как собираетесь, Прохор Игнатьевич? — подался вперёд Маклаков. — Чем казна потери компенсировать будет? В том числе и от снижения налоговых ставок, пошлин и акцизов, на которые вы столь любезно пошли.

— Откуда и раньше, — ответил я спокойно. — Моё маркграфство в отличие от вашего княжества в войне не пострадало. Угрюм стремительно развивается, и имеет источники дохода, о которых Сабуров и мечтать не мог.

Я не солгал. Шахта Сумеречной стали обеспечит значительные средства в казну. Краткосрочные потери от снижения налогов вполне компенсируются. Да и торговля оживится — купцы начнут работать активнее, когда налоговое бремя уменьшится. Больше оборот — больше абсолютных поступлений, даже при меньших ставках.

— Так почему, по-вашему, остальные кандидаты окажутся хуже? — уточнил один из участников деловой встречи. — Тот же Кисловский? Он хотя бы понимает, как работает торговля, знает все тонкости.

— Понимает, — согласился я. — И знает, как сохранять старые порядки. Вы слышали его речи? Он открыто говорит о древности своего рода, о традициях, о том, что каждый должен знать своё место. Для него я — выскочка без корней. А вы как думаете, что он скажет про купца из третьей гильдии, который захочет подняться во вторую? Или про простолюдина-ремесленника, мечтающего открыть мануфактуру?