Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— Что же, — Лиман вздохнул и жестом пригласил судебного чародея спуститься к орхестре, — За неимением альтернативы можно и заклинанием памяти воспользоваться. Девушка знает наш язык?

— Нет, ваш-ша честь, к величайш-шему сожалению нет. Но мы, коне-ечно же, переведём ей всё-ё, что вы изволите сказа-ать.

— Пусть вспомнит сперва встречу подсудимого с господином Лакшасси во время заключения сделки, а потом момент освобождения берсерка.

— Моя тай-ли не видела торгаша, — вместо своего зятя ответил «волк». — Она — одна из моих рабынь и помнит только момент выхода берсерка из-под контроля и его нападение на моих аксака.

— В таком случае, в её показаниях нет необходимости, — отмахнулся Лиман. — Факт атаки ваших охранников задокументирован и подтверждён десятком свидетелей, в его подлинности суд не сомневается. Приглашаем для дачи показаний свидетелей со стороны подсудимого.

— Но она может…

— Я уже сказал: всё, что связано с нападением берсерка, в свидетельских показаниях не нуждается.

Работорговцы переглянулись. Будь судья чуть ласковее и мягче (или будь у них в запасе больше одного предупреждения), они наверняка попытались бы убедить его выслушать мысли немой девушки — слишком уж отчётливо недовольство и замешательство проступили на их звериных лицах. Захария вернул тело к прежнему углу наклона — видимо, им только что удалось по касательной пройти какой-то кризис.

Пока сеш усаживал свидетельницу на место, Максим наблюдал за странной троицей и всё силился понять, что именно его смущает. Озарение пришло не сразу: помимо кошачьих ушек, хвостика и шерсти на руках, существо, которое все называли «тай-ли», ничем не отличалось от обычной человеческой девушки лет восемнадцати. Она не была похожа на своих хозяев именно по той причине, что не являлась чистокровной дха.

Может, гибрид? Или просто другая разновидность?

Его мало беспокоили махинации, которым не суждено было воплотиться в жизнь.

— Насколько мне известно, господин Лиман, — поднялся со своего места Захария, и присутствующие затихли под воздействием услышанного: изменившийся до неузнаваемости, вкрадчивый, зловещий и тихий, его голос зазвенел в пространстве под куполообразным потолком, несмотря на то, что колдун едва ли не шептал, — Никто из членов нашей гильдии не изъявлял желания быть защитником господина Хошо. Тем не менее, у меня есть к нему несколько вопросов. Учитывая некоторый опыт проведения следственных мероприятий, коим я обладаю, вы, полагаю, не станете возражать, если я их задам. С вашего позволения, — формально добавил он.

— Конечно, господин магистр, прошу вас.

Макс с неожиданным для себя удовольствием наблюдал за тем, как меняется в лице судья и как его самоуверенное поведение тает под гнётом пристального взгляда. Осознание, что наставника побаиваются во всех слоях общества, не просто крепло, но и давало парню странное чувство… гордости? Нет. Скорее, чувство собственного превосходства. И хотя лично его заслуги в этом не было абсолютно, а всё-таки подмывало слегка приподнять подбородок и выпрямить спину.

Впрочем, был ли это страх — вопрос спорный. Прослеживалось в поведении окружающих подозрительное единодушие в адрес колдуна: взрослые трепетали, дети обожали… только несчастный Йен из общей массы и выбивался. И как только Максим начинал задумываться об этом, ему становилось не по себе: человеческие общества так не работают. Должен был присутствовать процент тех, кто Захарию за реальную угрозу вообще не воспринимал. Должны были существовать те, кто его открыто ненавидел и не стеснялся по мере возможности эту ненависть если и не демонстрировать, то испытывать точно. Однобокость же общественной реакции на его выходки не могла не провоцировать в парне мысли о неестественности происходящего, как если бы общественное мнение управлялось некой силой… во всех одинаковой.

Чародей кивнул, соблюдая принятые в королевстве правила этикета при общении с чиновниками, выплыл на лестницу и мягко спустился на орхестру. Всё та же бесшумная поступь, то же лёгкое шуршание складок мантии, но от ощущения безопасности и спокойствия, которое его присутствие дарило Максу в чёрной пустоте подземного коридора, и следа не осталось.

— Захария человеческой расы, житель Эпиркерка государства Эпиршир, магистр Хаоса, Исток, купец первого порядка, член совета непрофильной торговой гильдии «Пакт», — объявил Лиман. — Желаете, чтобы мы вывели подсудимого в печать Слова Истины?

— Не стоит, — колдун долго смотрел на сжавшегося кривоногого торгаша в клетке. А потом захрустел пальцами правой руки. Раньше Макс за ним такой привычки не замечал. — Как я уже сказал, я имею некоторый опыт в подобных делах. Тратить драгоценное время суда и свидетелей не культурно.

Максу стало прохладно. Солнечный свет, нагревший воздух, и гнев «волка», придавший атмосфере ещё больше тепла, отступили под натиском распространившегося от чернокнижника северного ветерка. Юноше и оборачиваться не пришлось, чтобы убедиться: не он один чувствует перемены в местном климате. Не до конца оставалось понятным, почему захотелось проверить реакцию зверолюдов на первом ряду, но он опустил взгляд и увидел, как на их могучих плечах и толстых шеях дыбом встаёт пёстрая шерсть. Харан больше не мотал из стороны в сторону хвостом; оба прижали к голове уши, но сделано это было явно не из страха, а по-животному напряжённо.

Инстинкты, — догадался Путник. — Инстинкты велят им бежать. Как мне обычно, когда эта хрень начинается.

— Насколько суду известно, в день, когда господа Симеус Соллер, Мат’Ро и Кир де Кхат прибыли в мою лавку обсудить сложившуюся ситуацию, господин Хошо также явился ко мне, чтобы кое-что приобрести, — вкрадчивый тон нагонял почему-то куда больше страха, чем мог бы. По загривку юноши побежали мурашки. — Зачем именно вам понадобился песок из кристаллов Ако’Эгита в тот день? Да ещё так много — двадцать унций, если правильно помню.

И с трибун было видно, как несчастный Хошо заливается потом. Вообще-то он начал потеть, едва Захария рот открыл, но теперь, когда палач короля Харта принялся допрашивать его со своей печально знаменитой дотошностью, взмок уже до неприличия сильно. Судья опустил взгляд в листы пергаментной бумаги, которые до этого момента преспокойно лежали на краю стола — не иначе как для того, чтобы свериться с материалами дела.

— Д-да мне… — голос Атталь-Ромари предательски срывался в фальцет, и ему приходилось покашливать, чтобы вернуть себе нормальное звучание. — Мне надо б-было вещи свои обработать, господин магистр.

— Насколько мне известно, — в тоне колдуна скользнуло раздражение: видимо, Хошо соврал, — Песок этих кристаллов — хороший магический проводник. Настолько, что всего несколькими горстями можно было бы проложить энергетический канал от Перевального озера до замка Его Величества.

— Д-да, господин магистр. Да, так и есть. Мне нужно было вещи с-свои обработать…

— И для этого вам понадобилось двадцать унций?

Хошо промолчал.

— Не желаете говорить, значит.

Внешне Захария сохранял спокойствие. Непоколебимо равнодушное выражение лица, неприятное до той степени, что от одного взгляда мышцы сводило, не выражало совершенно ничего. Пустые глаза сверлили подсудимому голову. Но Макс даже не узнал и не увидел, а по построению фразы как-то понял, что наставник начинает заводиться, и сгорбился от неприятного прикосновения склизкого предчувствия беды. Сидевший рядом Бастик, заметив поведение молодого Путника, последовал его примеру и посильнее укутался в свою укороченную мантию. В амфитеатре становилось всё холоднее.

— Господин магистр, при всём уважении, какое отношение эти вопросы имеют к сегодняшнему слушанию? — у Лимана и правда хватило мужества это спросить, за что Максим с чистой совестью сразу приписал ему два очка в шкалу уважения. — Прошу вас объяснить суду суть этих расспросов. В противном случае, вынужден сообщить, что наше дело не является удобной возможностью свести с подсудимым личные счёты.