Проклятый Лекарь. Том 5 (СИ) - Молотов Виктор

— Вам нужно сесть, — я встал и быстро подвинул к ней кресло. — Немедленно. И расстегните верхнюю пуговицу блузки. И ослабьте ремень, если он у вас есть.

— Что? Зачем? — она растерянно смотрела на меня. — Я не понимаю… Что происходит?

Но договорить она не успела.

То, что произошло дальше, развивалось с пугающей скоростью. То, что происходило с Лилией, было чем-то из медицинских кошмаров.

За считанные секунды, буквально на моих глазах, ее лицо начало трансформироваться, словно кто-то накачивал его воздухом изнутри.

Сначала припухли губы. Из тонких и изящных они за десять секунд превратились в толстые валики, похожие на сосиски. Нижняя губа отвисла, обнажая зубы.

Потом отек перекинулся на щеки. Они раздулись, делая ее похожей на хомяка, набившего полный рот орехов. Скулы исчезли под слоем отечной ткани.

Веки заплыли следующими. Глаза превратились в узкие щелочки, через которые едва проглядывали расширенные от ужаса зрачки.

— Что… что со мной? — попыталась сказать она, но голос уже изменился. Стал хриплым, свистящим, словно говорила через трубу.

Лилия схватилась за горло обеими руками. Ее лицо из красного стало багровым, потом начало синеть.

Она пыталась вдохнуть, но отек уже добрался до гортани. Из горла вырывались только хрипы и свисты, похожие на звук сломанной флейты.

Глава 9

Отёк распространяется на гортань. Классическая триада — лицо, язык, гортань. Если дойдет до голосовых связок — асфиксия (удушье) и смерть за три минуты.

Я активировал некромантское зрение на долю секунды.

Картина была апокалиптической. Потоки Живы в ее теле превратились в бушующий ураган. Золотистые ручейки метались как обезумевшие змеи, сталкивались, образовывали водовороты и воронки.

А в центре каждого водоворота — странные темные сгустки, похожие на энергетические тромбы или сгустки застывшей смерти.

Это не обычный отёк Квинке. Слишком быстрое развитие, слишком агрессивное течение, не реагирует на антигистаминные. Это наследственный ангионевротический отек — НАО. Генетическое заболевание, дефицит C1-ингибитора!

— Спокойно! — я схватил ее за плечи, стараясь удержать в кресле. — Не паникуйте! Паника усилит отёк! Дышите через нос, медленно, не пытайтесь говорить!

Бесполезный совет. Как можно не паниковать, когда задыхаешься? Это как просить утопающего не махать руками — инстинкт сильнее разума. Но иначе я просто не мог. Надо было сделать хоть что-нибудь.

Ее глаза смотрели на меня с животным ужасом. В них читался немой вопрос: «Я умираю?»

Да. Если я не найду решение в ближайшие две минуты, ты умрешь от асфиксии. И никакая магия тут не поможет — это чистая биохимия, каскад реакций системы комплемента.

Времени нет. Думай! ДУМАЙ!

Я выволок Лилию из кабинета в коридор, практически неся ее на руках. Женщина была не тяжелой — килограммов шестьдесят, не больше, но полностью обмякшее тело казалось свинцовым. Ее голова запрокинулась назад, открывая распухшую шею, руки безвольно болтались.

Мертвый вес. Саркастичное сравнение, учитывая обстоятельства.

Коридор клиники «Золотой крест» встретил нас персидским ковром стоимостью в годовой бюджет районной больницы.

И вот на этом ковре за сто тысяч рублей сейчас будет умирать женщина. Я опустил Лилию на пол. Ирония судьбы — помереть в роскоши.

Граф Бестужев выскочил следом за нами, и его лицо было таким белым, что сливалось с цветом его сорочки:

— Врача! — заорал он во весь голос, и хрустальные люстры задрожали от его рыка. — НЕМЕДЛЕННО ВРАЧА! ВСЕХ ВРАЧЕЙ! СЮДА! БЫСТРО!

Его голос прокатился по коридору как раскат грома. Двери кабинетов начали распахиваться, словно граф был кукловодом, дергающим за невидимые нити.

— У НЕЕ ОТЕК КВИНКЕ! — продолжал орать Бестужев, размахивая руками как ветряная мельница. — АНАФИЛАКТИЧЕСКИЙ ШОК! АДРЕНАЛИН, СРОЧНО! ОНА УМИРАЕТ! ГДЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ВРАЧИ В ЭТОЙ БОГАДЕЛЬНЕ⁈

Вот и началась паника. Я мрачно огляделся, придерживая голову Лилии, чтобы обеспечить проходимость дыхательных путей. Крик графа-мультимиллионера — как сигнал воздушной тревоги. Сейчас сбежится весь персонал, включая уборщиц и охранников.

И действительно: через секунды коридор превратился в филиал московского метро в час пик.

Первыми выскочили две медсестры из ближайшего процедурного кабинета. Молодые, лет по двадцать пять, в идеально накрахмаленных белых халатах с эмблемой клиники — золотой крест на фоне змеи. Одна уронила лоток с инструментами, и шприцы с звоном разлетелись по мрамору.

— Святые угодники! — воскликнула первая, увидев распухшее лицо Лилии.

Следом выбежал санитар — здоровенный детина под два метра, бывший спецназовец, судя по выправке. Он бросил каталку, которую катил, и она с грохотом врезалась в стену, оставив вмятину на дорогих обоях.

— Что происходит⁈ — заорал он. — Теракт⁈

Теракт, как же. У этого парня явно посттравматический синдром. Везде теракты мерещатся.

Из ординаторской выбежали три врача. Первым — судя по бейджику, доктор Мельников, мужчина лет пятидесяти пяти с седыми висками и лицом человека, который повидал всякое.

За ним семенили два молодых ординатора — парень лет двадцати семи с жидкими усиками и девушка примерно того же возраста с испуганными глазами олененка Бэмби.

— Анафилактический шок! — заорал Мельников, увидев Лилию. — Классическая картина! Ангионевротический отек лица и гортани!

Он повернулся к молодым врачам:

— Петров, быстро! Противошоковый набор из реанимации! Адреналин ноль один процент, преднизолон сто двадцать миллиграммов, супрастин две ампулы!

— Есть! — Петров сорвался с места и побежал, спотыкаясь о собственные ноги.

— Соколова! — рявкнул Мельников на девушку. — Кислородная маска! Пульсоксиметр! И готовьте ларингоскоп с интубационной трубкой!

— Размер трубки? — пискнула Соколова.

— Семь с половиной! Нет, семь! Отёк же! Может не пройти больше!

— Каталку сюда! — скомандовала старшая медсестра, женщина лет сорока с лицом армейского сержанта. — В реанимацию ее! Живо!

— Дефибриллятор готовьте! — кричал кто-то еще. — Может быть остановка сердца!

Ну только дефибриллятора при остановке сердца не хватало. Дилетанты!

Классическая медицинская паника.

Я наблюдал за суетой. Все бегают как обезглавленные куры, каждый кричит свое, никто не координирует действия. Протокол они знают, но применить его в стрессовой ситуации не могут.

Санитар попытался поднять Лилию, чтобы переложить на принесенную каталку, но я его остановил:

— Не трогать! Движение усилит отек!

— А вы кто такой? — он смерил меня взглядом. — Родственник?

— Врач. Доктор Пирогов.

— Тот самый? — его глаза расширились. — Слышал про вас…

— Он самый. И сейчас слушайте меня внимательно…

Но договорить я не успел. Петров примчался с охапкой ампул и шприцев:

— Адреналин готов! Одна десятая процента, один миллилитр!

Молоденькая медсестра — та, что уронила лоток — уже набирала препарат в шприц. Руки у нее тряслись, и она промахнулась иглой мимо резиновой пробки ампулы.

— Спокойнее, Маша! — прикрикнула на нее старшая. — Не первый день работаешь!

— Простите, Раиса Павловна! Просто… я никогда анафилаксию не видела!

— Тогда смотри и учись! — Мельников выхватил у нее шприц. — Вводим подкожно, в плечо! При отеке гортани всасывание лучше!

Он склонился над Лилией с шприцем наготове.

Идиот сейчас ее убьет. Времени на дипломатию нет.

— Нет! — сказал я так громко, что эхо прокатилось по коридору, и несколько картин на стенах покосились. — Стоп! Никакого адреналина!

Мельников замер с занесенным шприцем. Все остальные тоже застыли, как в игре «Море волнуется раз».

— Это не аллергия! — продолжал говорить я, вскакивая на ноги и загораживая собой Лилию. — Это НАО! Наследственный ангионевротический отек!

Тишина повисла в коридоре как туман над болотом. Слышно было только хриплое, свистящее дыхание Лилии — с каждой секундой все тише и реже.