Проклятый Лекарь. Том 5 (СИ) - Молотов Виктор

— Лежите. Не двигайтесь. Организм в шоке.

Она открыла глаза. Взгляд был мутным, расфокусированным — типичные последствия гипоксии мозга. Зрачки реагировали на свет с задержкой.

Несколько секунд она просто смотрела в потолок, моргая, как сова на солнце. Потом взгляд начал фокусироваться, зрачки сузились, и я увидел в ее глазах проблеск сознания.

Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался только хрип. Голосовые связки были все еще отечны, хотя уже не критично.

— Не говорите, — я покачал головой. — Гортань травмирована отеком. День-два, и голос восстановится.

Она кивнула — едва заметно, но кивнула. А потом посмотрела на меня так…

В ее глазах было все. Шок от осознания, насколько близко она была к смерти. Ужас воспоминания о том, как воздух не шел в легкие, как тьма наползала с краев зрения.

Удивление, что она все еще жива. И безграничная, абсолютная, чистая благодарность.

Благодарность человека, вырванного из лап смерти в последнюю секунду.

И меня накрыло.

Волна Живы обрушилась на мой опустошенный Сосуд как водопад Ниагара. Это была не просто энергия благодарности — это была БЛАГОДАРНОСТЬ с большой буквы. Концентрированная эссенция признательности за спасение от мучительной, страшной смерти от удушья.

За возможность увидеть своих детей-близнецов.

За право сделать еще один вдох.

За саму жизнь.

Сосуд наполнялся с бешеной скоростью. Тридцать пять процентов… пятьдесят… семьдесят!

Невероятно. Вот это эффект. Спасение от смерти такого уровня дает больше Живы, чем десять обычных благодарностей. Почти полный Сосуд за один раз!

Или здесь еще играла роль, что моими действиями была спасена не одна жизнь, а сразу три. Если считать детей Лилии. Проклятье знает толк в благодарности. Кто его разберет, за что конкретно оно раздает столько Живы.

Но эта теория казалась мне вполне жизнеспособной.

Слабость мгновенно отступила как утренний туман. Зрение прояснилось, руки перестали дрожать. Я выпрямился, отпуская руку графа:

— Спасибо, я в порядке.

— В порядке⁈ — Бестужев смотрел на меня как на воскресшего мертвеца. — Вы только что… вы… как вы это сделали⁈

— Восточная медицина, — пожал я плечами. — Древние техники. Управление праной.

— Не врите мне! — он схватил меня за плечи. — Я видел всякое, но это… Вы заставили ее дышать, просто держа руки! Это невозможно!

Очень даже возможно, если ты некромант. Но тебе об этом знать необязательно.

— Остаток второго пакета поддайте медленнее, — я переключился на медицинские указания, уходя от неудобных вопросов. — Капельно, сорок капель в минуту. И добавьте дексаметазон — синтетический гормон — восемь миллиграммов внутривенно. Снимет остаточный отек.

— Есть! — Раиса Павловна сразу начала регулировать капельницу.

Доктор Мельников подошел ко мне. В его глазах больше не было презрения или злости — только профессиональное уважение пополам с изумлением:

— Доктор Пирогов, я… я должен извиниться. За свое поведение. За сомнения. Вы были абсолютно правы.

— Бывает, — я пожал плечами. — НАО — редчайшее заболевание. Многие врачи за всю карьеру не встречают.

— Но как вы так быстро поставили диагноз? За секунды!

— Ключевые признаки были очевидны. Рецидивирующие отеки в анамнезе — она сама сказала. Неэффективность антигистаминных — тоже ее слова. Бледный плотный отек без гиперемии и зуда. Отсутствие бронхоспазма и крапивницы. Все указывало на НАО.

— Блестяще, — Мельников покачал головой. — Просто блестяще. А я… я чуть не убил ее адреналином.

— Не вы первый, не вы последний. По статистике, тридцать процентов пациентов с НАО умирают от неправильного лечения при первом серьезном приступе.

— Тридцать процентов! — ужаснулся Петров. — Это же каждый третий!

— Именно. Поэтому так важна правильная диагностика. Кстати, нужно взять анализы. Уровень C1-ингибитора, C4-компонент комплемента. И генетический тест на мутации.

— Запишу, — Соколова достала блокнот. — А лечение? Что дальше?

— Острый приступ купировали. Но нужна профилактика. Даназол, анаболический стероид, по двести граммов в день — увеличивает синтез C1-ингибитора печенью. Или транексамовая кислота, это антифибринолитик, по грамму три раза в день.

— А специфические препараты? — спросил Мельников. — Вы говорили про Беринерт?

— Дорого. Очень дорого. Одна доза — пятьдесят-сто тысяч рублей. Для профилактики нужно две дозы в месяц минимум.

— Сто тысяч⁈ — ахнула Маша. — За одну ампулу⁈

— Рекомбинантный человеческий белок. Сложнейшее производство. В Российской Империи не делают, везут из Китая.

— Я оплачу, — вмешался граф. — Сколько нужно — столько и оплачу. Лилия Павловна — ценнейший сотрудник. И мать двоих детей.

И женщина, которая знает, где у тебя скелеты в шкафу. Такими не разбрасываются.

Пока медсестры перекладывали Лилию на каталку для транспортировки в палату, вокруг меня собралась толпа врачей. Новость о чудесном спасении уже разлетелась по клинике.

— Доктор Пирогов! — подбежал молодой врач, которого я раньше не видел. — Я Сергей Витальевич, заведующий диагностическим отделением! Это было потрясающе! Как вы определили НАО так быстро?

— Опыт, — уклончиво ответил я.

— А эта техника… как вы назвали… тибетская? Где можно научиться?

— В Тибете, — я сохранял серьезное лицо. — Монастырь Ганден. Но они берут не всех. Нужно пройти испытания.

— Какие испытания?

— Медитация в ледяной воде, хождение по углям, левитация…

Я веселился. А почему нет? Пациент спасен. Живы получено с лихвой, можно и побаловать себя.

Несу полную чушь. Но чем абсурднее ложь, тем охотнее в нее верят.

— Невероятно! — врач смотрел на меня как на гуру. — А вы не могли бы провести мастер-класс? Для наших врачей!

— Возможно. Поговорим позже.

Наконец Лилию увезли в реанимацию для наблюдения. Толпа врачей разошлась по своим делам, обсуждая увиденное. В коридоре остались только мы с графом.

Он смотрел на меня странным взглядом — смесь восхищения, уважения и суеверного страха.

— Пирогов, — наконец произнес он. — Пойдемте в мой кабинет. Нам нужно поговорить.

В кабинете он первым делом направился к бару. Достал графин с виски, налил себе полный стакан и выпил залпом, как воду.

— Хотите? — предложил он, наливая второй.

— Теперь можно, — я взял стакан.

После такого напряжения алкоголь был почти медицинской необходимостью. Виски обжег горло, но приятно расслабил мышцы. Я откинулся в кресле, чувствуя накатывающую усталость — обычное последствие адреналинового выброса.

— Пирогов, — граф сел напротив, не сводя с меня глаз. — Вы который раз повергаете меня в шок. Сначала за пять минут раскрыли мою финансовую схему. Потом спасли Лилию от верной смерти. Причем спасли так… так… У меня нет слов!

— Я просто делал свою работу.

— Не скромничайте! Вы — гений! Настоящий, черт возьми, медицинский гений! Я видел многих врачей, лучших в стране! Но такого… ТАКОГО не видел никто!

Он встал, подошел к сейфу, встроенному в стену. Набрал длинный код, повернул массивную ручку. Достал папку в кожаном переплете.

— Знаете, что это?

— Понятия не имею.

— Договор на передачу клиники «Новая заря». Я составил его еще вчера вечером, после разговора с Анной. На всякий случай. Все, что нужно — ваша подпись.

— Граф, я еще не дал окончательного согласия…

— А теперь дадите! — он стукнул кулаком по столу с такой силой, что подпрыгнула чернильница. — И знаете почему?

— Почему?

— Потому что если вы НЕ возьметесь за эту клинику, я сойду с ума! — он говорил абсолютно серьезно. — Повешусь от отчаяния! Или уйду в запой на месяц! Или в монастырь! В тот самый, тибетский!

Я рассмеялся:

— Это шантаж, граф?

— Это ультиматум! Святослав, вы только что на моих глазах совершили невозможное! Вы воскресили человека! Ну, почти воскресили! Вернули с того света! Если вы способны на ТАКОЕ, то уж с какой-то убыточной клиникой точно справитесь!