Наследник поневоле (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

Тот пес больше не хулиганил, но не пропал и не ушел из деревни. Именно его детвора при моем появлении в поместье несколько раз демонстративно тащила топить. Тот не сопротивлялся, понимая, что с ним играют. А я выкупал несчастного, не зная, что псу на самом деле ничего не грозило. Получив от меня порцию котлет, тот уходил к кромке леса, откуда мог наблюдать за деревней.

И вот сейчас я отчего-то вспомнил эту историю, глядя на Гришаню. Парень ждал моего ответа, сощурив глаза.

— В суде мне нужно будет выступить экспертом, — проговорил я. — Так что волноваться мне не о чем.

— Главное, чтобы призрака доставили на заседание, — добавил за меня водитель, удивив своей осведомленностью.

— Вряд ли Свиридов решит препятствовать следствию, — возразил я. — Он уже пошел на сделку и не станет усугублять свое положение.

— Судья может и не решиться на такое, — заметил Гришаня. — А монархисты, которых он сдал…

Он не договорил, но я понял, что парень имеет в виду.

— Лидеры монархистов уже за решеткой, — возразил я. — А остальные не станут усложнять себе жизнь. Проще устроить своих за решеткой, чем загреметь в острог всем составом.

Гришаня зло усмехнулся:

— За решеткой им устроиться уже не выйдет, Павел Филиппович. Баланс сил строится, когда у тебя есть кто-то на воле. Те, кто сможет отомстить. А без лидеров черносотенцам на улицах край. Они развалятся на несколько мелких банд и будут грызть друг друга в попытках поделить остатки наследства. А уж в остроге монархистов быстро не станет.

— Не мне влезать в ваш привычный уклад с советами, но поножовщина в закрытом пространстве породит множество призраков, которые в конечном счете могут портить жизнь всем. И «Сынам», и надзирателям, которым придется вызывать для зачистки отдел шаманов, — начал я. — А если призраки пожрут живых, а также друг друга, и станут еще сильнее, шаманы могут с ними и не справиться. Некоторое время назад в остроге было неспокойно, и мне с трудом удалось там всех утихомирить.

Водитель нахмурился. Несколько мгновений он молчал, а затем задумчиво протянул:

— И то правда. Вот умеете вы убеждать! Неспроста едите свой хлеб. Я передам ваши слова Плуту, мастер-некромант.

— На то я и адвокат, чтобы уметь отстаивать свою позицию, — философски изрек я.

— А долго на адвоката учиться? — живо уточнил водитель. — Может мне тоже пойти? Умение-то хорошее.

— Три года лицея, потом еще столько же в институте, — честно ответил я и заметил в отражении зеркала заднего вида, как посмурнело лицо Гришани. — А, еще совсем забыл: после лицея тебя будет ждать год обязательной практики. Причем, скорее всего, тебя определят в жандармерию.

— Хотя, с другой стороны, не особо-то и хотелось, — буркнул водитель и свернул к зданию суда.

Территория была оцеплена кольцом из жандармов, не подпускающих к строению репортеров, которых уже собралось великое множество. Жандармерии удалось скрывать следствие против судьи ровно до той поры, пока Свиридову не было предъявлено обвинение. А дальше информация стремительно распространилась между репортерами. Причем я прекрасно понимал: этот маневр, скорее всего, запустил сам Анатолий Викторович. Если прокурор потребует наказание, отличное от того, что ожидал судья, завтра на первых полосах всех газет будет одна новость. Про судебный произвол и попытки снять с должности невиновного. А через пару дней начнутся демонстрации и пикеты, чтобы создать общественный резонанс. Причем начнутся они в районах, где про Свиридова даже не слышали.

Гришаня остановил машину на парковке и обернулся ко мне:

— Прибыли, мастер Чехов. Оживленно здесь сегодня.

Я кивнул в ответ:

— Подожди меня в машине.

— А я уж думал, что вы передумали, чтобы вас возил такой, как я, — внезапно оскалился парень, блеснув золотом.

— Какой? — невинно осведомился я.

— Ну, считай, что и не человек вовсе, — растерянно уточнил Гришаня.

— Человеком нас делает то, что находится здесь, — я положил ладонь на область сердца. — Поверь, я повидал множество людей, которых не назвал бы человеками. И встречал нелюдей, которые лучше многих моих знакомых.

— Вы про этого здоровяка, который Питерский? — негромко поинтересовался водитель. И тут же пояснил: — От него зверем несет за версту. Я такое чую.

— Он — прирожденный шаман, — серьезно заявил я. — И способен делать то, о чем его сотрудники даже не мечтают.

Гришаня напрягся, но я проникновенно продолжил:

— Фома Ведович сказал, что ты неплохой человек. Что на многое способен. А я доверяю его чутью.

— Может, он ошибся? — хмуро бросил парень.

— Значит, так тому и быть, — не стал спорить я. — Решать тебе.

— Вы правда так считаете? — уточнил Гриша, потирая предплечье с татуировкой, выглянувшей из-под закатанного рукава. — Верите, что я могу что-то решать?

— Только смерть нельзя исправить. Все остальное в силах живых, — ответил я и распахнул дверь.

С этими словами я покинул авто и направился к оцеплению. Жандармы быстро оттеснили репортеров.

— Прошу, Павел Филиппович, — произнес один из правоохранителей, проводив меня к воротам. — А ну, разойдись!

Последняя фраза относилась к журналистам, которые все же, хотя и с явной неохотой, создали для нас коридор. Со всех сторон щелкали фотоаппараты, а толпа гомонила, пытаясь задавать мне вопросы. Но из-за общего шума я не мог разобрать, что от меня хотят. А подходить ближе репортеры опасались. Жандармы могли призвать тотемы и активировать миньонов, которые не будут стесняться в способах разгона особо наглых репортеров.

Я миновал оцепление, передо мной любезно распахнули двери, и я прошел на территорию, которую словно разделила пополам незримая стена. Справа стояла машина жандармерии, на которой, очевидно, доставляли призрака. У транспорта тянулось оцепление из специального отряда Питерского. А рядом дежурило несколько человек в форме нового отделения, которые по-видимому не должны были допустить проникновения на территорию призраков. С правой же стороны стоял судья, в окружении нескольких мужчин в строгих костюмах. Скорее всего, это были защитники, невесть зачем нанятые Свиридовым в таком количестве. Заметив меня, мужчина скривился и нехотя обозначил кивок. Я небрежно ему ответил таким же движением и отвернулся. Центром же всей композиции была Арина Родионовна, которая уже ждала меня на крыльце. Она облачилась в строгое синее платье и пиджак с серебряной окантовкой. Мне подумалось, что девушка неспроста выбрала цвета моей семьи. Или же она понимала, что этот оттенок ей к лицу.

Нечаева сосредоточенно рассматривала окрестности, но, заметив меня, тут же прервала свое занятие, улыбнулась и помахала рукой. Я немедленно направился к ней.

— Доброе утро, Павел Филиппович, — произнесла девушка, едва я поднялся по ступеням.

— Доброе, — ответил я и открыл дверь, впуская спутницу в здание.

И проследовал за ней.

Свиридова доставили в зал заседания под конвоем из трех жандармов. Но руки судьи не были скованы наручниками. Князь выглядел достаточно свежим в своем темно-красном пиджаке и белоснежной рубашке. На его пальце блестело фамильное кольцо с гербом. Мужчина прошел к обвинительной скамье, а меня же выпроводили в коридор, и процесс начался.

Я сидел на лавке рядом с Нечаевой. На душе у меня было неспокойно.

— Все хорошо? — мягко спросила Арина Родионовна.

— Думаю, да, — кивнул я. — Просто хочется быстрее разобраться с делом.

— Надеюсь, что Елена Анатольевна не пострадает от этого процесса, — вздохнула девушка. Было похоже, что она искренне переживает за Свиридову. — Никому не пожелаю подобных испытаний! Мой папенька никогда бы не поступил со мной так. Представляю, как княжне дурно от всего происходящего!

Наш разговор никто не мог услышать, потому что в коридоре больше никого не было, кроме охраны, стоящей поодаль.

— Остается надеяться, что она сумеет оправиться от такого удара, — продолжила девушка. — Мне кажется, именно из-за этого предательства наша Яблокова так прониклась к Елене Анатольевне.