Лекарь Империи 2 (СИ) - Лиманский Александр

— Да, ты прав, — он кивнул. — Так и сделаю. А… а бизнес мой… Простаивает…

Я усмехнулся.

— Да уж, как же теперь весь наш район без твоей знаменитой шаурмы?

— Какая уж тут шаурма, Илюха, сам понимаешь, — он махнул рукой.

— Да, шутка неудачная, прости, — я тут же осекся. — Не до шуток сейчас.

Ашот вдруг как-то странно на меня посмотрел.

— Слушай, Илюха, а тебе мои родственники-то не звонили?

— Нет, Ашот, не звонили, — я удивленно посмотрел на него. — А должны были?

— Да я им еще вчера твой номер дал, сказал, чтобы сегодня с утра позвонили, договорились насчет квартиры. А они… молчат. Странно как-то.

— Может, из-за того, что Мариам плохо стало, они решили пока не торопиться? — предположил я. — Не до переезда им сейчас, наверное.

— Да, наверное, ты прав, — он кивнул. — Ну и хорошо, что не звонили. Помогут родителя с детьми. Ладно, как только с Мариам все разберется, они тебе обязательно позвонят. Порешают с квартирой.

— Вот теперь мне еще сильнее хочется тебе помочь, Ашот, — я усмехнулся.

Он непонимающе посмотрел на меня.

— Это опять неудачная шутка, — вздохнул я.

Я попрощался с ним и вышел из палаты.

Настроение было паршивое. Мало того, что с Мариам такая беда случилась, так еще и Шаповалов снова на меня взъелся. Да и Ашот со своими родственниками и квартирой…

Ну и денек. Просто какой-то день сурка.

Я поплелся в свою ординаторскую, чтобы забрать вещи. Сегодня мне здесь делать было больше нечего.

Пока шел, думал. Что-то с печенью Мариам. Это было очевидно. Желтушность склер, рвота «кофейной гущей» — классические признаки острой печеночной недостаточности и портальной гипертензии с кровотечением из варикозно расширенных вен пищевода.

Но откуда⁈

Что могло так резко, буквально за несколько часов, убить ее печень? Мой антибиотик?

Маловероятно. Азитромицин, конечно, не самый безобидный препарат, но чтобы вызвать такой молниеносный гепатотоксический эффект… это должно быть что-то из ряда вон.

Или… или я действительно что-то упустил. И проблема была не только в микоплазме.

Нужно было срочно отправить Фырка на детальное обследование. Только он мог сейчас заглянуть внутрь и дать мне точную картину.

Я вошел в ординаторскую. Она была пуста. Отлично.

Фырк, который все это время сидел у меня на плече и переваривал произошедшее, тут же нетерпеливо зашевелился.

— Ну что, двуногий, когда ты меня уже отправишь? — его голос в моей голове звучал на удивление бодро и даже как-то… предвкушающе.

— Неожиданно, Фырк, — я усмехнулся. — Теперь ты сам захотел обследовать пациентку? А где же твое обычное «опять я, вечно на побегушках»?

Фырк зловеще потер свои маленькие пушистые лапки.

— Конечно, хочу! — хихикнул он. — Тут же так интересно! Ничего не понятно! Что с ней такое⁈ Еще и ты, оказывается, виноват! Может, это из-за того, что ты такой сильный антибиотик ей назначил? А? Похоже, твой гениальный диагноз был неправильным! И теперь мы оба влипли!

— Болтай-болтай, — я только отмахнулся от него. — Иди лучше смотри, что у нее с печенью. И смотри очень внимательно! Изучай каждый сантиметр! Каждую клеточку! Мне нужна полная картина! Понял?

Я отправил его в реанимацию. Сам же остался ждать. Уходить домой, пока не прояснится ситуация с Мариам, я не собирался. Да и рабочий день, формально, еще не закончился.

Не успел я и пяти минут посидеть в тишине, как дверь в ординаторскую с грохотом распахнулась, и на пороге, как три фурии, появились хомяки.

Впереди, с гордо поднятой головой и горящими от гнева глазами, шла, конечно же, Белочка-Борисова.

За ней, как верные оруженосцы, семенили Суслик-Фролов и Пончик-Величко.

— Разумовский! — Борисова подскочила к моему столу и грозно уставилась на меня. — Ну, я так и знала, что ты здесь прохлаждаешься, пока я там, в «первичке», за тебя отдуваюсь!

— Да, — подхватил Суслик. — Алина из-за тебя чуть с ума не сошла! Там же народу — тьма! И медсестра мегера досталась! Столько крови у нее выпила.

Я спокойно посмотрел на них.

— Суслик, прекрати. Ты так описываешь её страдания, будто речь о великомученице, у которой злая медсестра-инквизитор выпила всю кровь. Ещё немного, и ты начнешь собирать подписи на её канонизацию. Святая Алина, покровительница всех страждущих в очередях «первички».

— Зато, — Борисова смерила меня презрительным взглядом, — пока ты тут сидел, за мной Славочка Пархоменко ухаживал! Очень милый и заботливый молодой человек! Не то что некоторые!

Суслик-Фролов тут же напрягся.

— Что⁈ Какой еще Славочка⁈ Что значит «ухаживал»⁈ — его уши покраснели, как два спелых помидора.

— А такой! — Борисова победно улыбнулась. — Очень внимательный и галантный! И в отличие от некоторых, не бросает девушек одних в самый разгар эпидемии!

— О-о-о, любовный треугольник! — Фырк, который, успел вернуться, тут же невидимо материализовался у меня на плече. — Моя любимая часть! Сейчас начнется!

Я не выдержал.

— Так, ребята, вы не могли бы свои амурные разборки перенести куда-нибудь в другое место? — я посмотрел на них устало. — В коридор, например. Или в курилку. Мне, если честно, с вами тут некогда нянчиться.

— Адепту нечего с нами нянчиться! — тут же взвился Пончик, который решил поддержать своих друзей.

Я резко оборвал их:

— Хватит! Прекратили свои наезды! Прекратили свои козни! Вы у меня уже вот здесь сидите, — я выразительно провел ребром ладони по горлу. — Я не намерен больше выслушивать ваши детские обиды и претензии! Если вы не умеете нормально, адекватно работать вместе со мной, как коллеги, значит, мы с вами вообще не общаемся. Игнорируем друг друга. Полностью. А если хотите продуктивно работать, спасать пациентов и чему-то учиться, тогда давайте работать. Вместе. И сообща.

В ординаторской повисла тишина. Хомяки ошарашенно смотрели на меня. Кажется, такого отпора они не ожидали.

— А как мы будем работать вместе, — наконец подала голос Борисова, и в ее голосе уже не было прежней уверенности, — если мест в команде Шаповалова всего три, а нас теперь четверо?

Я усмехнулся.

— А ты бы подумала своей белокурой головой, Алина, — я посмотрел ей прямо в глаза. — Что, если мест действительно три, а нас — четверо? И что, если мы, при этом, станем не конкурентами, грызущими друг другу глотки, а настоящей, слаженной, эффективной командой? Может, тогда Шаповалов, видя нашу работу, найдет способ оставить в отделении всех? Выбьет дополнительные квоты, ставки, я не знаю. Он же не дурак. И он ценит хороших специалистов.

Борисова нахмурилась, но в ее глазах я увидел живой интерес.

— Подумай, — я решил добить ее. — Я же, как вы все уже успели убедиться, гораздо умнее и опытнее вас всех, вместе взятых. Шаповалов вас обучает, как ментор, как начальник. А я могу вас обучать… — я запнулся, подбирая слова, чтобы не сболтнуть лишнего, — более продвинутый товарищ. На равных. Делиться знаниями, подсказывать, помогать. Но только в том случае, если вы будете делать все, что я скажу. Без пререканий и глупых споров.

Я сел на стул и откинулся на спинку, скрестив руки на груди. Они стояли и молча смотрели на меня, переваривая услышанное.

— Думайте, — сказал я. — До завтра. Время у вас есть.

Я отвернулся к компьютеру, давая понять, что разговор окончен. Быстро обновил карточку Мариам, посмотрел новые результаты анализов, которые только что пришли из лаборатории.

Борисова и её верный Суслик ещё немного постояли, видимо, ожидая продолжения, но, не дождавшись, развернулись и молча вышли из ординаторской. Пончик потоптался для вида, но тоже выскользнул.

— Уф, вытравили, — пропел шелестящий голос Фырка у самого моего уха. — Шумные. И воняют скандалами. Не люблю таких. Они думают, что если громче кричать, их проблемы станут важнее.

Я не ответил, прокручивая на экране показатели ферментов печени. Цифры были ужасающими.

— Ну? — нетерпеливо спросил я, не поворачивая головы. — Ты был там. Что с Мариам? Докладывай.