Лекарь Империи 2 (СИ) - Лиманский Александр

В этот самый момент у меня на плече материализовался Фырк. Вид у него был виноватый, но в то же время… просветленный.

— Ты был прав, двуногий, — прошептал он мне на ухо. — Это гной! Самый настоящий, густой, желто-зеленый гной! Никаких «кристалликов»! Я просто… я просто не понял как именно так спутал… Не понимаю как так произошло, точно помню «кристаллики». Быле же они. Совсем старый стал… Эх…

Я только кивнул Шаповалову, который с мрачным видом изучал анализы на мониторе.

— Я уверен, Игорь Степанович, это не «стекляшка». Точнее, не только она. Это тяжелейшая бактериальная инфекция.

— Пойдем-ка посмотрим на твою умирающую пациентку, — сжав зубы, прорычал Шаповалов.

Мы с Шаповаловым неслись по гулким коридорам больницы, и наши шаги эхом отдавались от стен. Для своего возраста он двигался с поразительной скоростью, его белый халат развевался за спиной, как плащ разгневанного полководца, идущего в решающую атаку.

— Ну, двуногий, заварил ты кашу! — проскрипел у меня в голове Фырк, который, кажется, был в полном восторге от происходящего. — Сначала довел Мастера-Целителя до белого каления, а теперь тащишь его за собой спасать мир! Обожаю твой стиль! Главное, чтобы Шаповалов по дороге не передумал и не решил вместо пациентки препарировать тебя!

— Хватит болтать, Фырк, не до тебя сейчас, — мысленно отмахнулся я, хотя его комментарий почему-то немного разрядил обстановку.

Мы почти бегом влетели в терапевтическое отделение. Здесь царила своя, особенная атмосфера — более спокойная, чем в хирургии, но не менее напряженная.

Шаповалов, не сбавляя шага, на ходу выцепил взглядом пробегавшую мимо молоденькую медсестру.

— Сестра! — его зычный голос заставил девушку испуганно подпрыгнуть. — Живо позовите мне сюда заведующего, Гогиберидзе! Скажите, Шаповалов ждет его в триста четырнадцатой палате! Срочно!

Медсестра, испуганно кивнув, тут же бросилась выполнять приказание. А Шаповалов, даже не посмотрев ей вслед, уже толкал дверь в нужную нам палату. Я шагнул следом, мысленно готовясь к новой битве. Битве за жизнь.

Мариам лежала все так же, бледная, с синими кругами под глазами. В полубредовом состоянии. Ее дыхание стало еще более частым и поверхностным. А рядом с ней, с умным видом разглядывая показатели на мониторе, стоял Виталий Прилипало.

Увидев нас с Шаповаловым, он сначала опешил, а потом попытался изобразить на своем лице радушную улыбку.

— О, Игорь Степанович! Какими судьбами? — он подобострастно склонился в поклоне.

— Какими-какими, Прилипало, твою дивизию! — Шаповалов так на него рявкнул, что тот чуть не подпрыгнул. — Похоронными! Ты что, совсем ослеп⁈ Ты на анализы пациентки смотрел⁈ Ты ее состояние видишь⁈ Какой, к черту, агрессивный вирус⁈ Да у нее же сепсис во всей своей красе!

Прилипало испуганно залепетал что-то в свое оправдание, но Шаповалов его уже не слушал.

Я подошел к кровати Мариам. Она тяжело дышала, ее грудь высоко вздымалась, но воздух, казалось, с трудом попадал в легкие. И тут я услышал ее кашель.

Это был уже не тот звонкий, «стеклянный» звук, который я наслушался в первичке. Кашель стал другим — глухим, надсадным, он шел приступами, заставляя женщину сгибаться пополам и судорожно хватать ртом воздух. Это был мучительный, изматывающий кашель, почти без мокроты.

И тут до меня дошло.

Как вспышка.

Вся картина, все разрозненные факты вдруг сложились в единое, пугающе логичное целое.

Я понял, почему я сам изначально сказал Ашоту про «стекляшку». Понял, почему Фырк, заглянув в ее легкие в первый раз, увидел именно ее. Потому что «Стеклянная лихорадка» у Мариам действительно была.

Она была первичной инфекцией, тем самым тараном, который пробил брешь в ее иммунитете. Вирус ослабил ее, повредил слизистую бронхов, создав идеальный плацдарм для вторжения.

И стандартные антибиотики широкого спектра, которые ей назначил Прилипало, на самом деле помогали. Они успешно подавляли вирус «стекляшки» и сопутствующую банальную флору. Именно поэтому первоначальная картина начала смазываться.

Но сейчас, слушая этот новый, удушающий кашель, я понимал только одно…

— Игорь Степанович, — я обернулся к Шаповалову, который с тревогой смотрел на пациентку. — Мы все ошибались. И одновременно были правы.

Шаповалов непонимающе нахмурился.

— У нее была «стекляшка»! Именно ее я и увидел при первом осмотре. И антибиотики, которые назначил Прилипало, с ней справились. Но они не подействовали на второго, главного врага. На бактерию, которая села на ослабленные вирусом легкие. И теперь, когда «стекляшка» отступила, этот второй враг показал свое истинное лицо. Слышите этот кашель? Это классический, хрестоматийный кашель при атипичной пневмонии, вызванной микоплазмой.

Все смотрели на меня с нескрываемым интересом. Даже Прилипало слегка приоткрыл рот от удивления.

— Стандартный антибиотик, — продолжил я, указывая на Мариам, — который ей давали, все-таки немного подавил сопутствующую флору, которая обычно сопровождает «стекляшку». Но ей от этого не лучше! Потому что основная бактериальная инфекция, которая и вызывает этот сепсис, осталась! И теперь ее кашель стал типичным для атипичной пневмонии, вызванной, скорее всего, микоплазмой! А она, как известно, к цефалоспоринам абсолютно не чувствительна! Мы лечили не ту болезнь. Точнее, лечили только половину болезни.

В этот самый момент в палату, тяжело дыша, вошел заведующий терапевтическим отделением, Мастер-Целитель Георгий Давидович Гогиберидзе. Это был тучный, невысокий мужчина лет шестидесяти, с густыми седыми усами и очень добрыми, но сейчас сильно встревоженными глазами.

Шаповалов тут же, в двух словах, ввел его в курс дела. Гогиберидзе выслушал его, потом меня, потом снова посмотрел на пациентку.

— М-да, картина, конечно, не из приятных, — он задумчиво погладил свои усы. — Микоплазменная пневмония, говорите, адепт? Очень смелое предположение. Но, боюсь, без соответствующего анализа на выявление самой микоплазмы мы не можем с уверенностью ставить такой диагноз. А этот анализ, как вы знаете, делается несколько дней.

— У нас нет этих дней, Георгий Давидович! — вмешался я, не в силах больше молчать. — Вы же сами видите, в каком она состоянии! Пока мы будем ждать результатов ваших анализов, она просто умрет! Я предлагаю действовать по-другому! Лучше сразу начать специфическую терапию, направленную на микоплазму, и посмотреть на ответ организма! Это будет и диагностика, и лечение одновременно!

Гогиберидзе строго посмотрел на меня.

— Молодой человек, вы хоть понимаете, что вы предлагаете? — его голос стал жестким. — Назначать сильнодействующие антибиотики вслепую, без подтвержденного диагноза? Это же грубейшее нарушение всех протоколов! А если это не микоплазма? А если мы только навредим пациентке⁈

— А если мы ничего не сделаем, то она точно умрет! — я посмотрел ему прямо в глаза.

Тут вмешался Шаповалов. Он положил руку на плечо своему коллеге.

— Георгий, парень прав. У нас действительно нет времени на раскачку. Я видел его в деле. У него какое-то звериное чутье на правильные диагнозы. И если он так уверен… я ему верю. Колите Азитромицин. Под мою личную ответственность.

Гогиберидзе несколько секунд колебался, потом, видя решимость на лице Шаповалова, тяжело вздохнул и кивнул дежурной медсестре.

Через несколько минут в вену Мариам уже поступал правильный антибиотик.

Я сделал все, что мог. Дальше оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что я не ошибся. Шаповалов и Гогиберидзе, отдав последние распоряжения медсестре, молча вышли из палаты, бросив на меня строгий взгляд, который можно было трактовать как «смотри у меня, адепт». Прилипало, воспользовавшись моментом, прошмыгнул за ними.

Делать здесь было больше нечего. Я тяжело вздохнул и направился обратно в поликлинику. Наказание есть наказание, и отсиживать свой срок в «первичке» мне все равно придется.

Я спустился на первый этаж, снова прошел через чистую зону, натягивая на себя этот ненавистный защитный костюм, и вошел в кабинет. Время, которое я потратил на Мариам, казалось, тянулось вечность, но на деле прошло не больше получаса.