Лекарь Империи 2 (СИ) - Лиманский Александр

Прилипало проследил за моим взглядом. Там, в нескольких метрах от нас, сидел сухопарый мужичок в пижаме и с интересом наблюдал за нашей перепалкой. Увидев, что на него смотрят, он тут же сделал вид, что изучает трещины на потолке.

Этот простой аргумент подействовал на Прилипало отрезвляюще. Он тут же сдулся, как проколотый шарик, и его боевой настрой куда-то испарился. Поправил на себе идеально отглаженный халат, откашлялся и принял свой обычный, немного высокомерный вид.

— Адепт Разумовский, — его голос стал нарочито вежливым, но в нем все еще слышались стальные нотки. — Я ценю вашу заботу о пациентах, но, боюсь, она здесь излишня. Эта женщина, — он кивнул в сторону палаты Мариам, — моя пациентка. У нее тяжелейшее течение «Стеклянной лихорадки», и я бы не хотел, чтобы ее беспокоили посторонние. Мы действуем строго по протоколу Гильдии Целителей.

— А я и не посторонний, — я усмехнулся. — Я коллега. И у меня есть серьезные подозрения, что у вашей пациентки, помимо «стекляшки», есть еще и сопутствующая инфекция. Которая, собственно, и не дает ей поправиться.

Прилипало только отмахнулся.

— Мы уже назначили ей антибиотик широкого спектра, как и положено по протоколу, — он с нажимом произнес последнее слово. — Так что все под контролем. А вам, адепт, я бы посоветовал не мешать работать опытным целителям и заняться своими прямыми обязанностями. Если они у вас, конечно, есть.

И, не дожидаясь моего ответа, он развернулся и ушел, оставив меня одного посреди коридора.

Я только хмыкнул. Ну что ж, в лоб меня к пациентке, похоже, не пустят. Значит, будем действовать иначе. У меня на таких вот «протокольных» умников всегда найдется свой, не менее «протокольный» ответ.

Я вернулся в ординаторскую хирургии. Пусть Борисова пока там, в «первичке», отдувается за двоих и набирается общего развития. У меня были дела поважнее.

Сел за компьютер и, войдя в больничную систему, открыл электронную карту Мариам Аракелян.

Так, что у нас тут? Диагноз при поступлении: «Стеклянная лихорадка, тяжелое течение». Назначения: стандартный противовирусный эликсир и, как и говорил Прилипало, антибиотик широкого спектра — обычный Цефтриаксон.

Ну, в принципе, все по протоколу.

А вот дальше начиналось самое интересное. Я открыл вкладку с результатами анализов.

Свежие, утренние. И тут же присвистнул. Лейкоциты зашкаливали, СОЭ была просто огромной, а лейкоцитарная формула сдвинута влево так, что дальше уже некуда. Все это просто кричало о наличии в организме мощнейшего бактериального воспаления!

Я открыл дневниковые записи. Последняя была сделана полчаса назад, под логином самого Прилипало: «Состояние стабильно тяжелое, без видимой положительной динамики на фоне проводимой терапии. Усилить симптоматическое лечение, продолжить инфузионную терапию».

Я мысленно рассмеялся.

«Без положительной динамики»! Да она у него на глазах горит от сепсиса, а он — «усилить симптоматическое лечение»!

Они что, все тут, в этой терапии, слепые⁈ Они же видят эти анализы!

Но, видимо, настолько уверовали в «агрессивный вирус» «стекляшки», что просто не хотят замечать очевидного. Или боятся отступить от протокола. А то, что их хваленый Цефтриаксон на эту бактериальную заразу не действует от слова «совсем», им, похоже, и в голову не приходит.

Нужно было срочно что-то делать. И для этого мне снова нужен был Фырк.

— Фырк, — мысленно позвал я. — Ты где?

— Здесь я, двуногий, здесь! — он тут же материализовался у меня на плече. — Следил за этим твоим Прилипало. Скучный он, как прошлогодний снег! Только и делает, что по коридорам шастает да медсестричкам улыбается! Никакого экшена!

— Хватит болтать, Фырк, есть дело, — я повернулся к нему. — В палату триста четырнадцать, быстро! К Мариам Аракелян еще раз! Мне нужна картинка. Очень детальная. Что сейчас происходит в ее бронхах и легких?

— Опять⁈ — возмущенно взвился он. — Я же уже гонял. Да что я тебе, карманный УЗИ-аппарат, что ли⁈

— Фырк, не спорь, — я посмотрел на него строго. — Дело серьезное. От этого зависит жизнь человека. Мне не нравятся ее легкие. Проверь еще раз, посмотри тщательнее…

— Ладно, ладно, лечу уже, — проворчал он и растворился в воздухе.

Вернулся он на удивление быстро. И вид у него был очень довольный.

— Ну что, двуногий, все как по учебнику! — он с гордостью распушил свой хвост. — Классическая «Стеклянная лихорадка»! Легкие у нее все в этих твоих… переливающихся кристалликах! Красота неописуемая! Прямо как в пещере с драгоценными камнями!

Я нахмурился.

— А с чего ты взял, что это «стекляшка», Фырк? Ты уверен?

— Ну а что же еще? — он удивленно посмотрел на меня. — Блестит, переливается! Все же говорят, что при «стекляшке» именно так и бывает!

Я тяжело вздохнул. Кажется, мой «гениальный» диагност тоже попал в плен стереотипов.

— А ты, дружок мой пушистый, не спутал ли случайно эти твои «переливающиеся кристаллы» с обычным гноем? Который тоже, знаешь ли, на свету твоих глаз может очень даже красиво блестеть и переливаться?

Фырк на мгновение замер. Его синие глазищи округлились от удивления.

— Гной? — он недоверчиво почесал за ухом. — Да не, не может быть… Хотя…

— А ты иди и еще раз посмотри! — я уже не мог сдерживать своего раздражения. — Только на этот раз смотри внимательно! На структуру, на консистенцию, на цвет! А не на то, как оно там у тебя «красиво блестит»! Понял⁈

Фырк, оскорбленный до глубины своей пушистой души, только фыркнул, что-то обиженно пробурчал про «неблагодарных двуногих, которые ничего не понимают в истинной красоте патологических процессов» и, нехотя, снова растворился в воздухе, отправившись «перепроверять» свой гениальный диагноз.

А я остался ждать, надеясь, что на этот раз мой пушистый «диагност» все-таки увидит то, что нужно, а не будет любоваться «красотой патологических процессов».

Нервно барабанил пальцами по столу, снова и снова прокручивая в голове анализы Мариам. Картина была настолько очевидной, что я не понимал, как можно было ее не заметить.

И тут дверь в ординаторскую с грохотом распахнулась, и на пороге, как разъяренный бык, появился сам Игорь Степанович Шаповалов.

— Разумовский! — заорал он так, что у меня чуть уши не заложило. — Какого черта ты здесь прохлаждаешься⁈ Почему ты не в «первичке»⁈ Я же тебе, кажется, русским языком приказал идти туда и разгребать завалы! Или ты решил, что мои распоряжения можно игнорировать⁈

Тут я не выдержал. Все накопившееся за последние дни раздражение, злость, усталость — все это выплеснулось наружу. Я вскочил из-за стола, едва не опрокинув стул.

— А потому, Игорь Степанович, что пока вы, «светила медицины», наказываете меня за спасенные жизни и отправляете в «ссылку», в соседнем, терапевтическом отделении, у всех на глазах умирает женщина! Умирает от банального бактериального сепсиса, который никто не хочет замечать! И ее лечащий врач, хваленый Прилипало, этот «помощник главврача», даже не дает мне ее толком осмотреть, потому что, видите ли, я «адепт» и «посторонний»! А еще из-за меня «светило медицины» Игоря Шаповалова, видите ли наказали!

Шаповалов на мгновение опешил от такой моей наглости.

Он открыл было рот, чтобы снова на меня наорать, но тут, видимо, до него начало доходить. Он слишком хорошо меня знал, чтобы не понимать: если уж я так уверенно об этом заявляю, значит, дело действительно серьезное.

— Что там с ней? — его голос стал тише, но не менее требовательным. — Показывай!

Я тут же развернул к нему монитор компьютера, на котором все еще была открыта электронная карта Мариам.

— Вот, смотрите, Игорь Степанович! — я начал тыкать пальцем в экран. — Вот ее анализы! Лейкоциты под тридцать тысяч! СОЭ — семьдесят! Лейкоцитарная формула со сдвигом до миелоцитов! Да это же классическая картина тяжелейшего бактериального воспаления! А они ей что? Обычный Цефтриаксон, для «прикрытия» своих… пятых точек! Да он на эту заразу не действует! Они же видят эти анализы! Видят, что ей не становится лучше! Но продолжают тупо следовать протоколу, списывая все на агрессивный вирус стекляшки! Да она у них до утра не доживет с таким лечением!