Проклятый Лекарь. Том 5 (СИ) - Молотов Виктор

Пазл складывается. Желтуха, миалгии с акцентом на икры, лихорадка с потрясающим ознобом. Осталось еще пара симптомов для полной картины. Интересно, появятся ли они?

— Анальгетики! — закричал Волконский. — Катя, кеторол внутримышечно! Нет, лучше трамадол!

— Какая дозировка? — Катя металась между пациентом и шкафом с лекарствами.

— Сто миллиграммов! Нет, пятьдесят! Черт, я не знаю!

Паника. Волконский потерял контроль. Его идеальная схема лечения гепатита рушится на глазах.

Волконский пытался удержать ноги пациента, чтобы осмотреть икры, когда Михаил Степанович вдруг закашлялся. Сухой, надсадный кашель сотрясал его тело.

И тут из носа потекла кровь.

Сначала это было несколько капель — они повисли на кончике носа, как рубиновые бусины. Потом капли слились в струйку. Алая кровь потекла из обеих ноздрей, капая на белую простыню.

— Кровь! — закричала Катя, и в ее голосе была настоящая паника. — У него носовое кровотечение!

— Тампоны! — заорал Волконский. — Марлевые тампоны! Быстро! И лед! Лед на переносицу!

Катя бросилась к перевязочному столику, роняя на пол упаковки бинтов. Руки у нее тряслись, и она никак не могла развернуть марлю.

Но кровотечение не ограничилось носом. Я заметил, что в месте, где стоял катетер, начал формироваться синяк — сначала маленький, с пятирублевую монету, потом все больше и больше. За тридцать секунд он превратился в огромный фиолетовый круг размером с блюдце.

— Гематома! — воскликнул я. — Посмотрите на руку!

Волконский повернулся и побледнел. На груди и руках пациента начали появляться мелкие точечные кровоизлияния — петехии. Они возникали прямо на глазах, как будто кто-то невидимый разбрызгивал красные чернила по коже.

— Геморрагический синдром! — голос Волконского поднялся до визга. — Но откуда⁈ Это ДВС-синдром⁈ Снижение количества тромбоцитов в крови⁈ Сепсис⁈

ДВС — диссеминированное внутрисосудистое свертывание. Когда система свертывания сходит с ума — сначала тромбы везде, потом кровотечения. Но это не ДВС. Картина другая.

Волконский метался по кабинету как тигр в клетке, выкрикивая противоречивые команды:

— Жаропонижающее! Парацетамол! Нет, стоп, нельзя, печень поражена! Анальгин! Тоже нельзя, кровотечение усилится! Кислород! Дайте ему кислород! Викасол! Викасол внутримышечно — витамин К, повысит свертываемость! Нет, подождите, может быть тромбоз! Черт, черт, ЧЕРТ!

Он схватился за телефон:

— Вызывайте реаниматолога! И гематолога! И инфекциониста! Всех вызывайте! У меня тут… я не знаю, что тут!

Полная паника. Волконский окончательно потерял контроль. Его прекрасная, логичная картина «простого токсического гепатита» рассыпалась за три минуты, как карточный домик.

И это глава ордена, который хочет захватить власть в клинике? Может, Свиридов там напутал чего?

Катя пыталась остановить носовое кровотечение тампонами, но кровь пропитывала марлю моментально. Михаил Степанович стонал от боли в ногах, метался от жара и захлебывался кровью.

— Мы его теряем! — кричала медсестра. — Что делать⁈

Пора вмешаться. А то еще немного, и ситуация станет критической.

Я отошел от стены, где наблюдал за развитием событий, и спокойно, не торопясь, подошел к кушетке. Мое спокойствие резко контрастировало с паникой Волконского и Кати.

— Отойдите, — сказал я медсестре. — Дайте мне место.

Она послушно отскочила, глядя на меня как на спасителя.

Я наклонился к Михаилу Степановичу, взял его за плечи, заставляя сфокусировать блуждающий взгляд на моем лице:

— Михаил Степанович, послушайте меня внимательно. Это очень важно для вашей жизни. Вспомните, где вы были две недели назад. Подумайте хорошо.

— Не… не помню… — бормотал он сквозь кровь и боль. — Голова кружится… умираю…

— Вы не умираете, — твердо сказал я. — Но мне нужна информация. Вспоминайте! Выезд на природу? Дача? Рыбалка? Были на рыбалке?

В его глазах мелькнул проблеск узнавания:

— Рыбалка… да… был на рыбалке…

— Отлично! — я крепче сжал его плечи. — Где? На каком водоеме?

— Озеро… под Клином… Дикое место… без людей…

— Хорошо! А вода в озере какая? Чистая? Прозрачная?

— Нет… мутная… заросшее все… камыши, тина…

— Вы в воду заходили? Купались? Или, может, упали?

— Лодка… — он с трудом вспоминал. — Лодка перевернулась… Старая была… Я в воду упал… наглотался… фу, какая гадость была…

— А рядом с озером что? Постройки какие-то? Фермы?

— Ферма… да… заброшенная… Коровник старый… все разрушено… Крысы там… много крыс…

Последний кусочек пазла встал на место. Заросшее озеро, заброшенная ферма, крысы, падение в воду. Классическая эпидемиологическая картина!

Я выпрямился и повернулся к Волконскому, который стоял с телефонной трубкой в руке, застыв как соляной столп:

— Можете не вызывать реаниматологов. И гематолога тоже. Вызовите лучше медсестру процедурного кабинета с антибиотиками. Нужен пенициллин. Десять миллионов единиц. Внутривенно. Немедленно.

Волконский уставился на меня, и его глаза были размером с блюдца:

— Пенициллин⁈ — его голос сорвался на фальцет. — Ты с ума сошел⁈ ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ единиц⁈ Это же лошадиная доза! От чего, черт возьми⁈

— От того, что убивает его прямо сейчас, — я говорил спокойно, четко, чеканя каждое слово как монеты. — Давайте соберем клиническую картину. Желтуха — есть. Миалгии, особенно выраженные в икроножных мышцах — есть. Геморрагический синдром — начался. Поражение почек — анурия, прекращение мочеобразования — начнется через час, можете проверить. Еще через два часа — полиорганная недостаточность и смерть.

— Но ЧТО ЭТО⁈ — Волконский был на грани истерики.

Глава 12

Волконский был загнан в угол.

Его мир, построенный на чётких протоколах и вере в собственную непогрешимость, рухнул. Искал спасения, но не находил. Пора было бросить ему спасательный круг. С привязанным к нему камнем моей правоты.

— Болезнь Вейля, — я произнёс это тихо, но так, чтобы каждое слово звучало как удар гонга в наступившей тишине. — Лептоспироз — тяжёлая форма инфекционного заболевания с поражением печени и сосудов. Возбудитель — тонкая, извитая бактерия, похожая на спираль. Спирохета, если точнее.

Волконский смотрел на меня с абсолютным недоумением, как будто я заговорил на древнешумерском.

— Лепто… спироз⁈ Но это же… это же… — пробормотал он.

— Редкое заболевание, да, — кивнул я. — Заболеваемость в Российской Империи — один-два случая на сто тысяч населения в год. В столичном регионе — не более десятка случаев в год. Поэтому ты и не подумал о нём. Оно не входит в стандартный алгоритм дифференциальной диагностики желтухи. Ты искал «лошадь», а сюда прискакала «зебра». Экзотическая, полосатая, смертельно опасная «зебра».

— Но как… откуда… — бормотал он, его мозг, очевидно, не мог связать симптомы с реальностью.

— Классический эпидемиологический анамнез, который ты не собрал, — я начал объяснять, как студентам на лекции. — Лептоспиры — это зооноз, то есть инфекция, передающаяся от животных. Резервуар обитания — почки грызунов. Крыс, мышей. Они выделяются с мочой в окружающую среду, попадают в воду стоячих водоёмов. Человек контактирует с заражённой водой — купается, падает, как наш пациент. Лептоспиры проникают через микротравмы кожи или неповреждённые слизистые. Инкубационный период — от четырёх до четырнадцати дней. У нашего пациента — ровно две недели с момента рыбалки. Идеальное совпадение.

— Но симптомы…

— Классическая двухволновая лихорадка и триада болезни Вейля, которую ты сейчас наблюдаешь. Желтуха — поражение клеток печени. Кровоточивость — поражение внутренней выстилки капилляров. И острая почечная недостаточность — некроз почечных канальцев, которая разовьётся в ближайшие часы. Плюс характерные только для этой болезни мышечные боли в икроножных мышцах.

Волконский медленно, как в замедленной съёмке, опустился на стул. Всё его высокомерие, вся самоуверенность испарились.