Адвокат Демонов (СИ) - Богатых Ростислав

Дознаватель вновь пристально смотрит мне в глаза. Как раз вовремя. Ведь я думаю о конфетках, конфетулечках.

— Любишь сладенькое? — спрашивает он.

— Агу, — киваю многократно.

Последние сомнения у меня тут же завиваются — он чтец мыслей. С ним придется постоянно быть на строже, не позволяя себе мыслить ни о чем, что не соответствует статуса малыша. Вот я попал.

Дознаватель достань конфетку. Я мгновенно разворачиваю её своими проворными пальчиками и пихаю в рот.

— Во даешь, ну ты шустрый. Вот это моторика пальцев! А говорят малышам ее развивать надо.

Ну это смотря кому. А конфетка вкусная…

Может мы ещё и подружимся с тобой, Семён.

— Я тоже сладкое люблю, — признается он мне. — Спер парочку…. десятков из кабинета вашего директора. Все равно она нескоро на волю выйдет.

Я вытаращиваю глаза. Вот это новости!

— Да и потом я дознаватель, что мне будет? Не посадят же меня за кражу, — внезапно гогочет мужик.

Вот, что значит «упиваться властью». А еще адвокатов ругают. Мы хотя бы не воруем чужого, нам клиенты сами золотые приносят за верную работу.

Я доедаю конфетку и тяну ручку за новой.

Хочу ещё одну конфеточку!

— Обойдешься, — говорит дознаватель. — Пора и честь знать. Что там у тебя по расписанию? Таааак….

Семён направляет взгляд на белую стену без ящичков. И через секунду на ней появляется проекция и его головы.

Фотографическая память. А он не так плох.

Может и вправду ему будет чему меня научить, как дознавателю, вернее воспитателю.

На стене появляется расписание занятий.

После бассейна полдник. А потом тренировка по магии.

Отлично! У меня как раз разгорелся аппетит после конфетки. Человечка заморили пора и перекусить.

В комнату заходят воспитатели. Они заводят наплававшихся в бассейне малышей, обернутых в махровые полотенца и лежащих на двух огромных тележках для перевозки младенцев.

Семён протягивает меня одной из воспитательниц. И я радостно перемещаюсь к ней на её мягкие пухлые ручки.

— Оденьте мне его для тренировки. У него будет доп тренировка от меня. С парочкой других подозрительный… вернее поразительных ребят.

— У нас так не принято, — пытается возмутиться бойкой воспиталка.

— Новая программа одобрена замом директора, — уверенно произносит дознаватель-воспитатель. Хотя я совсем не уверен в правдивости его слов.

— А как же полдник? — спрашивает та, что держит меня на руках. Мягкая во всех смыслах женщина.

— А полдник он сегодня пропустит, — отрезает мужчина.

Как это пропущу⁈ Это возмутительно! Тренировки тренировками, а полдник ложен быть по расписанию!

Семён бросает мне в глаза яростный взгляд.

А что я? Я ничего.

Агууууу-гу-гу….

Семён отворачивается пока воспитательница переодевает меня в боевые ползунки цвета хаки.

Черте что, а не новая жизнь! Свободы слова меня лишили, теперь и на свободу мысли покушаются. Еще и право на еду.

Ничего…. Скоро подрасту и всех нагну!

— Мирослав, ну что ты машешь своими кулачками, дай мне рукав тебе на ручку одеть, — выводит меня воспитатель из гнева.

От её доброго голоса вспоминается мама.

Она так давно не приезжала? Надеюсь, этот изверг мой папенька не добрался до неё⁈

Если так — я его в потроха испотрашу!

Глава 15

Семён Семеныч потирает руки. С моей точки зрения — с детского коврика в комнате для тренировок — он кажется невероятно огромным. Как дядя Стёпа из книжки:

«Шёл с работы дядя Стёпа — видно было за версту».

Пока строчки стишка крутятся в моей голове, дознаватель — а именно так я его про себя называю — стоит перед нами, собранной им группой карапузов, словно древнегреческий воин в доспехах. Вот только без доспехов. Он пристально оглядывает каждого, словно ищет у кого-нибудь третьего глаза или, может, хвост. Интересно, что он там ищет?

Осматриваюсь. Здесь собрались дети самого разного возраста. Кто-то сидит, кто-то валяется на ковриках. Я, к примеру, только сегодня освоил сидение, а остальные уже профи. Я — самый младший тут, как крошка-картошка среди огромных картофелин. Кто-то из ребят улыбается во весь рот, кто-то зевает, демонстрируя огромную розовую зияющую пасть, кто-то икает, а один даже пукает — тихонько, но достаточно слышно, чтобы все повернулись в его сторону.

Среди этого детского зоопарка я замечаю своего единственного знакомого — Бугая Егора. Заметив мой взгляд, он проводит ребром ладони по шее, делая серьезный вид, а затем подходит ко мне и наклоняется, шепча на ухо:

— Тебе пиздец!

Последние дни общения с Егором напоминают качели — то вверх, то вниз. То он плачет в углу, уткнувшись лицом в свои кулачки и скучая по маме, то вдруг становится мрачнее тучи, то вообще начинает на всех кидаться. Я никогда не знаю, чего от него ожидать — истерики со слезами или со смехом.

Семён Семеныч хлопает в ладоши, привлекая внимание. Дети тут же смотрят на него с таким восторгом, словно он — фокусник, который сейчас достанет из шляпы живого слона или, как минимум, глупого кролика.

— Ребята! — громко объявляет Семён Семеныч. Голос у него такой, что даже мухи замирают на лету, — Я собрал здесь самых сильных из вас! Самых-самых! По зачаткам магии и физических способностей! Сегодгя мы будем делать что-то очень весёлое!

Дети начинают хлопать в ладоши от радости. Половина из них, уверен, даже не поняла, что он сказал, но хлопают с энтузиазмом. Наверное, просто нравится хлопать.

— Сейчас у нас начнется активная игра. И я уверен, что вы все справитесь! — продолжает Семён Семеныч, — Потому что все, кто не справится… умрут.

Мама! Дорогая мама! Он это серьёзно⁈ Я, кажется, сейчас тоже начну икать…

* * *

Поместье графа Дамирова

В покоях старшей жены графа Дамирова, обстановка которых сияет роскошью, но давит гнетущей атмосферой, царит тревога, густая, как вечерний туман над болотом.

София неподвижно стоит у окна, взирая на бескрайние просторы сада, где тюльпаны, словно языки пламени, алеют под ласковыми лучами солнца. Листва деревьев играет золотыми бликами, но в душе Софии царит пасмурная непогода. Она тоскует по своему сыну, Мирославу, тоска эта жгла её сердце, подобно раскалённому углю и песне «Проститься» группы УмаТурман.

— Мирославушка, как он там? — проговаривает София тихо. Тревога в ее голосе звучит, аки трель одинокой птицы в безлюдной роще.

Софья оборачивается к матери, Ангелине Петровне, которая восседает на резном диване с неизменно прямой осанкой.

— Мама, я не могу больше бездействовать. Я должна забрать сына из того магического ясли-терната. Я чувствую, ему там плохо, — говорит София с напором.

Взгляд Ангелины Петровны, пожилой дамы за сорок с изысканными чертами лица и осанкой, хранившей ещё остатки былой красоты, резко мрачнеет.

— Его сиятельство князь, твой супруг, разыскивает тебя повсюду, — произносит она тихим, но твёрдым голосом.— Он объявил на тебя настоящую охоту, хуже, чем его прошлогодняя охота на лис. Помнишь? Ни одна лиса его княжества не уцелела. Я не позволю…

— А отец? Он может понять, — взволнованно перебивает София мать.

Она помнила все выходки отца, графа Дамирова, но все же отчего-то надеялась на его поддержку, как родного человека.

— Забыла? Это он выбрал тебе в мужья князя, — отвечает мать с горечью. А её голос звучит с осознанием неизбежного. — Тебе стоило ещё тогда бежать с графом Толстопаловым, когда у тебя была такая возможность. Он был без ума от тебя. Возможно, до сих пор…

— Маменька, он чудовище, — возражает София, её голос звучит с непривычной ей силой.

— Хуже князя Рублевого, который готов убить собственного сына, — не соглашается с дочерью Ангелина Петровна. — Большего чудовища и вообразить невозможно.

Тишина повисает в воздухе, тяжёлая и густая, как дым после пожара. София ясно осознает всю безысходность своего положения. Здесь, в отцовском графстве, некогда ставшем её прибежищем, она чувствовала себя в настоящем заточении.