Архитектор Душ V (СИ) - Вольт Александр

Я откинулся на спинку кресла. Вот как, значит. Все наследство оставшемуся сыну. Мне казалось, что по отношению к моей сестре это было некрасиво, но… не мне решать.

Но такое поведение слегка сбивало с толку. Выгнать сына, не поддерживать с ним никакой связи, тайно следить, чтобы на пороге смерти завещать ему почти все?.

Что ж, спасибо, что хоть проститься позвал и выяснить все, как мужчины, а не лечь в гроб, оставив после себя обиды, горечь и ворох невысказанных слов.

Я поднял бумагу и стал читать дальше. Итог меня радовал.

Никаких напомаженных куриц Алин в завещании не было. Ни единого упоминания. Ни как подруги, ни как будущей жены. Никак. Она была для него никем. Пустым местом.

Значит… значит, все было именно так, как я и предполагал. Она знала, что ей ничего не светит, и поэтому торопилась. Пыталась успеть, пока старик еще дышал. Пока он еще мог поставить свою подпись в брачном свидетельстве.

Я закрыл папку, медленно завязал тесьму и убрал обратно в сейф так, как было изначально.

Поднявшись из-за стола, я направился к выходу из кабинета.

— Григорий, кажется, мы уже достаточно убрали в этой комнате, так что пойдемте в следующую, — сказал я, после чего вышел в каридор.

Цель на ближайшее время была ясна как день. Мне нужно срочно еще раз поговорить с отцом.

— Мне нужно в больницу, — сказал я, спускаясь по лестнице.

Григорий проводил меня до дверей, его лицо оставалось беспристрастным, но в глубине умных глаз я уловил тень одобрения. Я не стал тратить время на долгие прощания, просто кивнул ему, вышел на крыльцо и тут же, на ходу, вызвал такси через приложение.

«К центральной дворянской больнице. Срочно», — добавил я в комментарии для водителя, словно это могло ускорить его прибытие.

Ожидание на ступенях особняка было мучительным. Все же отсутствие собственного транспорта иногда играло злую шутку, но и арендовать в столице машину на неделю была услуга не из дешевых.

Хотя… все зависело от того, что снимать и как часто ездить.

Я ходил взад-вперед по мраморным плитам. Мысли крутились в черепной коробке по кругу: Алина. Ее наглость, уверенность, спешка. Она точно хотела успеть жениться, чтобы урвать кусок побольше, пока еще не поздно.

Наконец, у ворот появился седан такси. Я почти бегом спустился по аллее и, едва машина остановилась, рванул на себя заднюю дверь.

— Центральная дворянская, — бросил я водителю, захлопывая дверь. — И если можно, побыстрее. Я доплачу.

— Сделаем, — буркнул он, и машина сорвалась с места, вливаясь в дневной поток.

Я смотрел на проносящиеся за окном улицы, но не видел их. Перед глазами стояла картина: отец, бледный и исхудавший, лежит в больничной палате. Мне надо поговорить с ним, выяснить, откуда взялась эта дамочка, как давно они знакомы, и не пытался ли отец сопоставить факты ухудшения своего здоровья и ее явления в его жизни.

Как по мне, то все сходилось практически идеально, если не стопроцентно.

Машина резко затормозила у знакомого входа. Я спешно расплатился в с водителем, не дожидаясь сдачи, выскочил и бросился к автоматическим дверям. Мимо сонной девушки на ресепшене, мимо ожидающих в коридоре, к лифту. Каждая секунда была на вес золота.

Третий этаж. Тишина коридора, запах антисептиков. Я не стал искать заведующего. Не стал стучать. Я почти с двух ног ворвался в палату, с такой силой толкнув дверь, что едва не сорвал ее с петель, будто в больнице был пожар, и я пытался спасти дорогого мне человека.

Картина, открывшаяся мне, заставила замереть на пороге. Он лежал все в той же позе, но что-то изменилось. За те несколько часов, что я отсутствовал, он словно усох еще больше. Кожа на лице приобрела землистый, сероватый оттенок, губы посинели, дыхание стало едва заметным.

— Отец, — позвал я, подходя к кровати. — Отец!

Он не реагировал. Глаза были закрыты, грудь почти не вздымалась. Мой взгляд метнулся к монитору. Зеленая линия, еще утром бывшая относительно стабильной, теперь превратилась в слабую, аритмичную кривую, а цифры давления и сатурации светились тревожным красным. Его жизненные показатели стремительно падали. И почему они до сих пор не подняли тревогу, чтобы сюда пришли медики и проверили его состояние, я тоже не понимал.

Но что за чертовщина⁈ Утром же все было нормально. Я же сам стабилизировал его. Что могло случиться за это время? Никто посторонний сюда войти не мог. Врачи? Но что они могли сделать, если сами не понимали, что с ним происходит?

Я смотрел на него и чувствовал, как внутри заклокотала ярость.

Времени на раздумья не было. Я закрыл глаза.

Мир вокруг растворился. Его душа, еще утром похожая на тлеющий уголек, теперь едва мерцала, превратившись в крохотную, почти невидимую искорку. И я увидел это. Энергия в его теле не циркулировала, как должна была. Она текла. Едва заметной, тонкой струйкой она сочилась из его психеи, но не рассеивалась в пространстве, а уходила в одном, четком направлении. В сторону его правой руки.

Я мысленно проследил за этим потоком. Он стекал по невидимым каналам предплечья, концентрировался в запястье и… словно всасывался.

Я открыл глаза. Мой взгляд упал на его правую руку, безвольно лежавшую на одеяле. И на часы, которые были на ней. Те самые, что я утром приметил на тумбочке. Видимо, когда я ушел домой, то он по привычке попросил медсестру или кого-то из персонала надеть их.

Снова закрыв глаза, я сфокусировал зрение именно на них. И то, что я увидел, заставило кровь застыть в жилах. Часы… они светились. Но это был не тот ровный чистый свет, который излучают души живых. Это было темное вязкое и пульсирующее свечение. Аура, которую я уже видел.

Сначала в доме Вересаева на картине.

Затем на поляне с распятым.

Глава 15

Не раздумывая ни секунды, я сорвал часы с его руки. Ремешок из кожи, мягкий и податливый, поддался легко. Циферблат, оправленный в платину, тускло блеснул в свете больничной лампы, а затем погас, когда я бросил их на прикроватную тумбочку, подальше от него.

Теперь нужно было действовать быстро. Каждая секунда была на счету. Я положил ладонь ему на солнечное сплетение, туда, где, как я уже знал, находился центр психеи, главный узел его жизненной энергии.

Логика была простой, почти примитивной. Если раньше, когда часов на нем не было, моя помощь смогла его стабилизировать, значит, его собственный источник энергии не был полностью истощен. Значит, его можно запустить снова. И если убрать этот проклятый артефакт, высасывающий из него жизнь, то влитая мной энергия не уйдет впустую, а пойдет на восстановление.

Я закрыл глаза, сосредоточившись на контакте, и соединился с отцом на уровне энергетики. Но на этот раз я не просто давал толчок — я щедро вливал энергию без остатка, ощущая, как мой собственный резервуар стремительно пустеет.

Сначала ничего не происходило. Его психея, похожая на едва тлеющий фитилек, не реагировала, поглощая мою силу, словно сухая земля воду, без видимого эффекта. Но я не останавливался, продолжая вливать силы и представляя, как моя энергия наполняет его, разгоняет кровь по иссохшим сосудам, заставляет легкие раскрываться на полную, позволяя вдохнуть глубже.

Минута, другая. И я почувствовал отклик. Слабый, почти неощутимый, но он был. Его огонек дрогнул, в нем вспыхнула искорка, затем еще одна. Я удвоил напор, ощущая, как начинает звенеть в ушах, как кровь стучит в висках, как ноги начинают подрагивать от напряжения. Знакомый металлический привкус во рту стал таким сильным, будто на язык высыпали медного купороса. Вот он, предел. Еще немного, и я просто рухну здесь, рядом с ним.

Я разорвал контакт. Меня тут же качнуло, и я уперся свободной рукой в край кровати, чтобы не упасть. Ноги были ватными, в глазах плясали черные точки, но я сделал все, что мог.

Открыв глаза, я посмотрел на монитор. Зеленая линия больше не была слабой и аритмичной. Она превратилась в ровный уверенный синусоидальный узор. Цифры давления и сатурации вовзращались в пределы нормы. Писк аппарата стал размеренным в такт ударов.