Архитектор Душ V (СИ) - Вольт Александр

Лицо отца тоже изменилось. Сероватый землистый оттенок уступил место пускай и бледности, но не той, что означала бы грядущую в ближайшее время смерть. Губы порозовели, дыхание стало глубоким. Он спал. Просто спал, как спят люди, измученные долгой болезнью, но наконец получившие облегчение.

Я медленно опустился на стул, стоявший у кровати. Тело ломило от усталости. Голова гудела. Я откинулся на спинку и закрыл глаза, позволяя себе на мгновение расслабиться. Шум больничного коридора, писк аппаратуры, гул крови в ушах — все это слилось в один монотонный, убаюкивающий фон. Я и сам не заметил, как провалился в тяжелую вязкую дремоту.

Меня разбудил тихий женский голос и легкое прикосновение к плечу. Я вздрогнул, рывком открывая глаза. Надо мной, склонившись, стояла молодая медсестра. На ее лице было сочувствие, смешанное с профессиональной строгостью.

— Прошу прощения, что бужу вас, — сказала она. — Мне нужно провести плановый осмотр пациента.

Я огляделся. За окном уже смеркалось. Небо затянуло тучами, и в палате было почти темно. Я проспал несколько часов.

— Как он? — спросил я, разминая затекшую шею.

— Гораздо лучше, — в ее голосе прозвучало искреннее удивление. — Давление в норме, сатурация тоже. Пульс ровный. Настоящее чудо.

Я посмотрел на отца. Он не спал, а просто лежал с открытыми глазами и смотрел в тихо, почти беззвучно работающий телевизор, и выглядел действительно отдохнувшим.

— День близится к вечеру, — добавила медсестра, проверяя показания на мониторе. — График посещений скоро заканчивается. Вам, наверное, уже пора.

Я кивнул. Она сделала несколько записей в планшете, поправила отцу одеяло и бесшумно вышла из палаты. Мы остались одни.

— Ты зачем с меня часы снял? — спросил он, не поворачивая головы. Его голос был все еще слаб, но в нем уже не было прежнего дребезжания.

Напрягшись, я посмотрел на его руку, но увидел, что она была чиста. Часы. Они лежали на тумбочке, тускло поблескивая в свете ночника.

— А у тебя никаких подозрений нет, почему я их снял? — спросил я чуть резче, чем следовало. Раздражение, вызванное его вопросом, было вполне оправданным, но мне следовало его сдержать. — Не возникало ощущений, что тебе хреновее становится, как только ты их надеваешь?

Отец шмыгнул носом.

— Не сказал бы.

— А я бы сказал, — парировал я. — Ты в очередной раз сегодня чуть не помер. Ты в курсе? На кой-ляд ты их снова надел?

— Да что ты заладил «часы-часы-часы»⁈ — взъерепенился он. Голос его окреп, в нем зазвенели старые, властные нотки. — Тебе какое дело? Мои часы, подарок это, хочу и ношу! Учить меня еще будешь.

— О-о-о-о, посмотрите-ка. Полегчало резко? — возмутился я. — Силушки прибавилось, да? Голос окреп, погляжу.

Он медленно повернул голову и посмотрел на меня. В его запавших глазах разгорался огонек. Тот самый, знакомый мне по чужим воспоминаниям. Огонек упрямства и непререкаемого авторитета.

— Когда ты познакомился с Алиной? — спросил я, решив идти напролом.

— Не твое дело.

— Если я задаю вопрос, то значит, это и мое дело. Ты сам сказал: поступай, как знаешь. Я поступаю. Отвечай на мои вопросы, иначе в следующий раз я могу тебя уже не спасти, и приеду прямо на похороны, — слова вырвались сами собой. Я тут же прикусил язык, но было поздно.

Отец нахмурился, его губы сжались в тонкую белую линию. Он смотрел на меня, и в его взгляде я увидел… замешательство. Он пытался понять, что скрывается за моей угрозой.

— Мы познакомились на корпоративе, — сказал он наконец глухо. — Ее привел Олег Петрович Волков, мой коллега и соучредитель.

Ах, коллега и соучредитель. Олег Волков. Я запомнил это имя. Красная ниточка, как на доске подозреваемых, в моей голове потянулась дальше.

— И что ты в ней нашел? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал не как допрос, а как искренний интерес.

Отец хмыкнул. Так, словно хотел объяснить нечто, лежащее за гранью моего понимания.

— Утешение. Ласку. Понимание.

Я изумился.

— Мы точно говорим про одну и ту же Алину? Ту самую, что пришла сегодня с нотариусом, чтобы успеть расписаться с тобой, пока ты не отдал концы? С губами, которые напоминают задницу обезьяны, ресницами, взмах которых способен сдуть с ног, и выражением лица человека, не обремененного интеллектом?

Он молча кивнул, его взгляд снова ушел куда-то в сторону, словно все сказанное соответствовало правде, но он не хотел спорить.

— И у тебя ни капли не было подозрений, что с ее появлением твое здоровье стало ухудшаться?

Он молчал, хмурясь и жуя губы.

— Эти часы, — я указал на тумбочку, — ее подарок?

Он снова кивнул. Медленно, неохотно.

— И ты ни разу не сопоставил факты? Она появилась в твоей жизни, дарит тебе подарок, и тебе становится хуже день ото дня. Небось еще рассказывала, как тебе эти часы идут, как они тебе к лицу, а параллельно намекала, как бы чудесно было бы сыграть свадьбу, да? И как только я снимаю с тебя эту дрянь, тебе становится лучше. Не находишь это странным?

Андрей Иванович Громов стал сопеть как кот, которого гладят, и которому это совершенно не нравится. Не хватало еще хвоста, чтобы он им начал размахивать и хлестать себя по бокам. Да и не нужен он ему, и так по лицу все видно.

— Я готов руку на отсечение отдать, — сказал я, понизив голос, — чтобы доказать тебе, что эти часы — артефакт, который медленно высасывал из тебя жизнь.

— Чем докажешь? — его голос был едва слышен, но в нем прозвучал вызов.

Я замер. Чем докажу? Сказать ему правду? О том, что я вижу души, что я могу ощущать магию? Он сочтет меня сумасшедшим. Мне нужен был авторитетный источник. Тот, чьим словам он поверит. И я знал, кто это может быть.

— Я свяжусь с эльфами, — сказал я ровно. — У меня есть связи в МВД. Они подтвердят.

— Эльфы? — он посмотрел на меня так, будто я предложил вызвать на консультацию инквизицию.

— Эльфы, — подтвердил я. — Одна конкретная эльфийка, владеющая магией. Она подтвердит мои догадки.

Андрей Иванович рассмеялся. Сухой, беззвучный смех, от которого по его лицу пробежала судорога.

— И с каких это пор у тебя появились связи в МВД, да еще и среди эльфов?

— Тебе ли не знать, отец, — сказал я спокойно. — Тем более, если учесть, что ты следил за мной все эти годы.

Он помрачнел, и его смех оборвался. Тяжелый вздох сорвался с его губ. Он отвел взгляд, уставившись на свои руки, лежавшие поверх одеяла.

— Ты думаешь, если я тебя выдворил, то я совсем чудовище, которое бросит тебя на произвол судьбы?

— Я бы так думал, если бы ты поступил так, как только что сказал, — ответил я. — Но ты дал мне особняк и работу. А так как я Громов, и у меня есть характер, мозги и руки из правильного места, я смог встать на ноги.

Он хмыкнул, и в этом звуке я уловил тень сомнения.

— Не будем вдаваться в подробности, как именно ты вставал на ноги, — намекнул он на те темные страницы биографии Виктора, которые были известны обоим.

— Дела минувших дней. Ничем подобным я больше не занимаюсь.

— И это меня тоже удивило, — сказал он, снова взглянув мне прямо в глаза. — Я тебе верю, сын. Но…

— Но проверишь, ага, — перебил я его, и на моих губах появилась легкая усмешка. — Я созвонюсь с эльфийкой.

Он помолчал, обдумывая мои слова. Затем медленно, почти незаметно, кивнул.

— Хорошо. Спасибо.

Я медленно поднялся со стула, ощущая, как легкая дурнота волной прокатилась по телу. Ноги все еще плохо слушались, а в голове стоял назойливый гул. Я подошел к тумбочке, взял часы и, не рассматривая сунул их в карман, подальше от отца.

— Я заеду утром, — сказал я, поворачиваясь к отцу. — И чтоб никаких гостей. Особенно этой твоей Алины. Понял? Никого, кроме врачей и меня.

Он молча кивнул, его взгляд был устремлен в экран телевизора, где мелькали кадры вечерних новостей. Он не хотел больше спорить. Может, поверил мне. А может, просто устал.

— Пока.

— До завтра, — отозвался он, не оборачиваясь.