Император Пограничья 14 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— Берегу.

— Верю, — кивнул Голицын и отошёл, оставив меня наедине с мыслями.

Следующей подошла Варвара Разумовская.

— Поздравляю с коронацией, князь, — сказала миниатюрная княгиня деловито. — Объединение Угрюма и Владимира создаёт интересные экономические перспективы. Владимир контролирует торговые пути на север и запад. Угрюм производит Сумеречную сталь. Правильная логистика может утроить прибыль.

Я усмехнулся. Типично для подруги Ярославы — даже на коронации думать о цифрах.

— Рад, что вы видите возможности, Варвара Алексеевна.

— Не просто вижу, Прохор Игнатьевич, — в тон мне ответила девушка, — уже посчитала, — она постучала пальцем по экрану магофона. — Если использовать владимирские склады как перевалочную базу для поставок на север, сокращение транспортного плеча по моим прикидкам даёт экономию от семи до тринадцати процентов. Плюс расширение ассортимента в твоих магазинах за счёт тверских товаров. Это выгодно обоим.

— Звучит интересно. Обсудим детали после праздника, — согласился я.

— Отлично, — она кивнула с удовлетворением и отошла, уже делая пометки в магофоне.

Матвей Оболенский появился следующим.

— Помню нашу первую встречу, Прохор, — начал он с тёплой улыбкой. — Званый вечер у Бутурлиных. Ты только недавно пережил казнь, отправился в Пограничье и вдруг появился в Сергиевом Посаде с саблей из Сумеречной стали. Я тогда подумал: либо авантюрист с безумной удачей, либо кто-то действительно любопытный, — он рассмеялся. — А потом ты вызвал на дуэль молодого Осокина прямо на балу и буквально растоптал его, не используя для колдовства ни жестов, ни слов. Вот тогда я понял — передо мной игрок совсем другого уровня. И не ошибся. Кто ещё за год пройдёт путь от изгнанника до князя?

— Обстоятельства сложились удачно, — дипломатично ответил я.

— Удачно? — мой визави покачал головой. — Ты создал эти обстоятельства сам. Разбил армию Сабурова, взял Владимир, провёл выборы, переиграл соперников. Это не удача. Это воля и расчёт.

— Победа любит подготовку, — я пожал плечами.

Мы обменялись ещё несколькими любезностями, и князь Сергиева Посада растворился в толпе гостей.

Игорь Трубецкой подошёл последним.

— Слухи о вашей коронации уже разлетелись по Содружеству, — сообщил он негромко. — Князья обсуждают это на своих советах. Одни говорят, что вы молодец — навели порядок в хаосе. Другие волнуются — слишком быстро растёте, слишком амбициозны. Третьи вообще не понимают, что с вами делать.

— И к какой группе относитесь вы? — спросил я.

— К прагматикам, — усмехнулся Трубецкой. — Вы контролируете Сумеречную сталь в этом уголке Содружества. Значит, с вами лучше дружить, чем ссориться. Простая арифметика.

Я окинул взглядом зал. Там, у дальней стены, стояли мои люди. Борис — широкоплечий, с бородой и добродушной улыбкой — громко смеялся над чьей-то шуткой, закинув руку на плечо одного из офицеров. Василиса и Полина о чём-то спорили, жестикулируя. Княжна выглядела сдержанно-довольной, графиня — взволнованной и счастливой. Тимур Черкасский стоял чуть поодаль, со стаканом в руке, не сводя влюблённого взгляда с Белозёровой.

Джованни Альбинони был центром небольшой группы. Итальянец что-то театрально рассказывал, размахивая руками, и его слушатели смеялись. Доктор умел собирать вокруг себя людей.

Это были мои люди. Те, кто прошёл со мной путь от Угрюмихи до княжеского трона. Те, кто рисковал жизнью, верил, когда другие потешались надо мной. Глядя на них, я чувствовал не триумф, а благодарность.

Ярослава появилась рядом, лёгкое прикосновение к плечу.

— Устал от политических разговоров? — спросила она тихо.

— Да.

— Пойдём подышим.

Мы вышли на балкон. Морозный воздух ударил в лицо, прогоняя винные пары и духоту зала. Город раскинулся внизу — тысячи огней в окнах, светокамни в фонарях на улицах, силуэты церквей и особняков. Владимир праздновал.

Ярослава прислонилась к балюстраде, глядя на город. Полуночно-синее платье развевалось на ветру. Профиль чёткий, решительный. Руки сжимали перила.

— Шереметьев будет в ярости, когда узнает, что у меня появится ещё один союзник-князь, — произнесла она негромко, и в голосе промелькнула мрачная удовлетворённость. — Он больше не может игнорировать меня. Расклад сил изменился.

Павел Шереметьев. Узурпатор Ярославского престола. Убийца её отца.

— Мы вернём тебе Ярославль, — сказал я просто.

Она обернулась, удивлённо подняв бровь:

— Мы?

— Я же говорил тебе: не собираюсь останавливаться на одном Владимире, — ответил я, глядя ей в глаза. — Угрюм и Владимир — только начало. Дальше пойдут другие земли. И Ярославль в их числе. К тому же, моей будущей невесте нужно хорошее приданое. Княжество — подходящий вариант.

Её глаза расширились. Секунду она молчала, словно не веря услышанному.

— Невесте? — переспросила она тихо.

Я ещё не делал ей официального предложения. Не просил её руки по всем правилам, но мои намерения должны быть ясны.

— Да, — я шагнул ближе. — Или ты думала, это просто роман?

Ярослава смотрела на меня, и в тёмных глазах мелькало столько эмоций — удивление, надежда, страх, радость. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но я не дал ей договорить. Обнял за талию и поцеловал.

Она ответила — жадно, отчаянно, впиваясь пальцами в мои плечи. Поцелуй был долгим, глубоким. Когда мы оторвались друг от друга, Засекина тяжело дышала.

— Ты серьёзно? — прошептала она.

— Я всегда серьёзен.

Она прижалась лбом к моей груди, обнимая меня.

— Спасибо, — произнесла она еле слышно.

Мы стояли так несколько минут, наблюдая за огнями города. Внутри дворца продолжался пир. Бояре пили и строили планы. Князья оценивали нового игрока на политической арене. А мы просто были вместе, и больше ничего не имело значения.

После того как князья разошлись, я собрал узкий круг в небольшом зале рядом с тронным. Ярослава, Василиса, Полина, Тимур, Игнатий Платонов, Захар, Борис, Джованни, Матвей, Раиса, Елизавета и Илья Бутурлины. Только свои. Те, кто прошёл со мной весь путь и смог быть здесь, на время оставив Угрюм.

Слуги принесли вино и закуски. Я закрыл дверь, отгораживаясь от официального пира. Здесь не было князей, бояр, политических игр. Только люди, которым я доверял.

— За путь от Угрюмихи до княжеского трона, — поднял я бокал.

Все подхватили тост. Звон хрусталя, глотки вина.

— Боже мой, — воскликнул Джованни, всплеснув руками, — какая история! Когда я увидел вас первый раз посреди разгромленной деревни, я подумал: «Святые угодники, что это за дикое место⁈» А теперь смотрите — князь! Князь, клянусь Мадонной!

Итальянец был в ударе. Эмоциональный, громкий, размахивал руками.

— Помнишь эшафот? — спросил отец тихо, откинувшись на спинку стула. — Верёвка на твоей шее, палач готов дёрнуть рычаг. Я стоял в толпе и думал: всё, конец. Они убьют моего мальчика…

— Но я выжил, и меня отправили в Угрюмиху, — отозвался я. — А ты остался во Владимире. Должно быть, нелегко было отпускать сына в Пограничье.

— Нелегко, — согласился Игнатий, — но ты выдержал, возмужал, возвысился…

Мы вспоминали. По кусочкам, по эпизодам. Как я спас Василису от Бздыхов в лесу. Конфликт со старостой Угрюмихи, который считал меня никчёмным ссыльным. Покушение со стороны людей Макара Гривина.

— А потом ваша матушка, — продолжил Игнатий, — начала действовать крайне решительно. Похитила меня, пыталась убить Прохора…

— Не напоминайте, — поморщилась Полина. — Мне до сих пор стыдно за мать.

— Хуже всего было в том подвале, — отец потёр запястье, где когда-то были верёвки. — Холод, сырость. Думал, не доживу до встречи с сыном.

— Да… Княжеский целитель вас буквально с того света вернул, — заметила Василиса. — Воспаление лёгких, обезвоживание, сломанное ребро…

— А я потом доделывал! — встрял Джованни. — Ювелирная работа! В Венеции за такое меня называли…

— «Золотые руки», да-да, мы знаем, — перебила Василиса с улыбкой.