Император Пограничья 14 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Я стоял на возвышении перед Боярской думой. Рядом — представители сословий: бояре, купцы, офицеры, духовенство. Акинфеев держал на бархатной подушке княжескую корону — простой золотой обруч с рубинами. Не такой пышный, как императорская корона, которую носили мои потомки, но всё же символ власти.

Я произнёс торжественную речь. Коротко. Ясно. Без пустых красивостей.

— Я, Прохор Игнатьевич Платонов принимаю на себя полномочия князя Владимирского. Клянусь править мудро и справедливо. Клянусь защищать княжество от врагов внешних и внутренних. Клянусь привести эту землю к процветанию.

Акинфеев возложил корону на мою голову. Металл был холодным, тяжёлым. Но я носил более тяжёлые короны.

Толпа загудела. Кто-то закричал: «Да здравствует князь!» Подхватили другие. Аплодисменты прокатились волной.

Я поднял руку, требуя тишины. Зал замер.

— Первым своим приказом как князь я объявляю следующее, — произнёс я чётко, чтобы слышали все. — За попытку манипулировать законом, за бесчестное использование юридических уловок после честных выборов, я делаю Владимир младшим титулом в моих владениях.

Толпа ахнула.

— Отныне я — князь Угрюмский и Владимирский. Столица единого княжества переносится в Угрюм.

Шум нарастал, как морской прибой.

— Владимир сохраняет свои привилегии и Боярскую думу, статус важного торгового и культурного центра, но теряет статус столицы. Это необходимо для очищения от скверны беззакония двух предыдущих правителей — тирана Веретинского и узурпатора Сабурова. Для начала новой эпохи на новом месте. Эта земля настолько пропиталась ядом интриг и предательства, что не способна более управлять собой достойно. Новая столица даст нам чистый лист.

Толпа зашумела — тревожно, растерянно. Возмущённые вскрики перемешивались с ошеломлённым молчанием. Кто-то качал головой в недоверии, кто-то сжимал кулаки, но большинство просто стояло, пытаясь осмыслить услышанное. «Владимир — младший титул?..», «Столица в Угрюме?..» — доносились отдельные реплики. Я не двигался, позволяя новости дойти до сознания.

Затем заговорил снова, и голос мой прорезал гвалт, как сталь:

— Я предупреждал. Говорил ясно: выбирайте. Вы сами довели до этого своими интригами. Хотели играть в юридические игры — получили сполна.

Постепенно крики стихали. Бояре переглядывались. До них доходило: спорить бессмысленно. Решение принято. Армия в городе. Князья-свидетели на площади. Корона на моей голове. Сделано.

Боярыня Ладыженская первой преклонила колено. Медленно, опираясь на трость, старая женщина опустилась перед мной.

— Город устал от интриг, Ваша Светлость, — произнесла она твёрдо. — Важна не гордость, а мир и порядок. Я признаю ваше решение.

Её пример подействовал, как катализатор. Германн Белозёров сделал шаг вперёд. На мгновение он замолчал, словно собираясь с силами, затем заговорил — спокойно, но отчётливо:

— Поддерживаю решение князя Прохора. — Он поднял голову, встречая взгляды бояр. — Я основал новый род, порвав с семьёй, где власть держалась на страхе и манипуляциях. Тогда говорили, что я предал семью, но я не мог служить тому, во что не верил. Взял фамилию матери и не жалею об этом выборе. Годы работы казначеем показали мне изнанку нашей системы. Бесконечные откаты, подтасовки в отчётах, разворованная казна. Система прогнила насквозь. Князь Прохор предлагает не наказание, а шанс на выздоровление.

Его слова были ударом для оставшихся Воронцовых. Арсений Воронцов, младший брат Харитона, вышел из толпы бояр. Осунувшийся, сломленный потерями, он всё же держался с достоинством.

— Я не поддерживаю месть моего брата, — сказал он устало. — Мои мальчики мертвы. Отец мёртв. Достаточно крови. Князь Прохор предлагает мир. Я принимаю его.

За ним вышли ещё несколько младших членов рода Воронцовых. Племянники, двоюродные братья. Один за другим они склоняли головы, признавая нового князя.

Раскол в роду стал явным. Харитон стоял в стороне, бледный от ярости, сжав кулаки. Но даже он понимал: спорить бессмысленно. Решение принято, корона уже на моей голове, князья-свидетели на площади.

Остальные бояре один за другим склоняли головы, подчиняясь воле нового правителя. Толбузин. Селезнёв. Курагин. Даже Кисловский, хоть и с кислой миной, преклонил колено.

Церемония завершилась. Владимир получил нового князя, а заодно потерял статус столицы.

Глава 13

Торжественный банкет начался через час после церемонии. Огромный зал дворца был заполнен гостями — бояре, купцы, офицеры, представители духовенства. Сотни светокамней в хрустальных люстрах превращали помещение в море золотого света. Слуги разносили блюда и вино. Оркестр играл что-то торжественное и величественное.

Я стоял у длинного стола на возвышении, принимая поздравления. Формальные, учтивые, механические. Одни бояре кланялись с искренним уважением, другие — с плохо скрытой неприязнью. Но кланялись все. Корона на голове ощущалась особенно весомой.

Дмитрий Голицын подошёл первым из князей. Широкоплечий, властный, эталон князя. В руке он держал бокал вина, во взгляде — оценивающий интерес.

— Поздравляю с победой, Прохор, — говоря, как равный с равным, произнёс московский князь негромко, чтобы слышали только мы. — Разбить армию Владимира с твоими ресурсами… впечатляет. Мои советники говорили, что тебе не выстоять. Даже убедили меня перестраховаться.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Те инструктора, что обучали твоих молодцов работать с артиллерией, — продолжил собеседник, покачивая бокалом, — имели приказ в случае прорыва врагов внутрь острога немедленно эвакуировать Василису в Москву.

Я вскинул бровь:

— Каким образом? Не поздновато ли было бы?

— Не пожалел редкий артефакт для телепортации, — князь усмехнулся. — Дорогой зараза и одноразовый, но ради дочери не жалко. К счастью, не понадобился. Ты справился.

— Значит, вы сомневались в исходе.

— Сомневался, — честно признал он. — Против тебя шла армия с большим превосходством по числу магов, это могло решить дело. У тебя — в три раза меньше бойцов и в десять — магов. Но ты доказал, что дело не в количестве. — Он серьёзно посмотрел на меня. — Как там моя девочка? Прижилась в твоём Угрюме?

— Прижилась. Стала незаменимой. Геомантия нужна везде — от строительства до добычи руды.

Дмитрий бросил на меня проницательный взгляд.

— Да уж наслышан о твоей руде… Хорошо, — кивнул князь. — Я благодарен тебе за то, что увёз её тогда. Строгановы до сих пор копают, ищут зацепки. Герасим требует расследования смерти сестры, рассылает письма по всему Бастиону — угрозы, посулы… — он поморщился. — Официальная версия держится, но он не дурак. Подозревает, что не всё так просто.

— Опасно?

— Пока нет. У меня достаточно рычагов давления на Строгановых. Но если бы Василиса осталась в Москве… — собеседник не закончил фразу. — Ты сделал правильно, забрав её. Подальше от столичных интриг, от тех, кто может задавать лишние вопросы.

— А с Ливонией как обстоят дела? — спросил я.

Князь усмехнулся:

— Прекрасно. Эмбарго работает. Их купцы воют от убытков, дипломаты пытаются восстановить отношения. Но после «покушения на княжескую семью» я могу держать их на расстоянии ещё хоть год, хоть два, — он покачал бокалом. — А поставки оружия в Белую Русь удвоились. Князья благодарны. Ливонцы получают по зубам на всех фронтах и понимают, что связываться с Москвой — себе дороже.

— Значит, план сработал.

— Сработал, — согласился Голицын. — Фон дер Брюгген сидит в застенках, хоть Ливония и требует экстрадиции. Допросы оказались результативными. Мы уже вытащили немало полезной информации об их агентурной сети, — он серьёзно посмотрел на меня. — Ты спас мне жизнь тогда, Прохор. И дочь спас — от мести, от суда, от позора. Я это помню. Московский Бастион не забывает своих друзей.

— Я делал то, что было правильно.

— Правильно, — повторил князь задумчиво. — Многие правители забывают, что такое правильно. Погрязнув в интригах, теряют суть. Ты молод, но уже понимаешь главное: сила без чести — это просто бандитизм с короной, — он допил вино. — Береги мою девочку. Она упрямая, гордая, но у неё доброе сердце. И талант редкий.