Лекарь Империи 4 (СИ) - Лиманский Александр

— Ортопедические, — усмехнулся я. — Без всякой магии, просто качественные материалы и правильная поддержка позвоночника.

— Да какая разница, как называется! — отмахнулся он. — Главное — выспался как младенец, впервые за последний год!

Его непосредственность подкупала. Он не пытался казаться тем, кем не является, не старался выглядеть искушенным в роскоши. Просто радовался жизни, как ребенок. Редкое и ценное качество.

Машина уже ждала нас у входа. По дороге в больницу Артем не переставал с восторгом рассказывать о сервисе:

— Представляешь, я вчера вечером из любопытства заказал завтрак в номер на семь утра. Думал, забудут или опоздают. Так нет же! Ровно в семь ноль-ноль — тихий стук в дверь. Принесли. И кофе какой! Настоящий, из зерен, а не та бурда, что у нас в столовой! А круассаны! Теплые еще!

— Ты прямо как ребенок в кондитерской лавке, — покачал я головой.

В больнице, едва мы вошли в знакомый гулкий коридор третьего этажа, нас уже встретила Шипа. Она не летела, а сидела на высоком постаменте со статуей какого-то древнего целителя и с видом полнейшего самодовольства вылизывала свою нематериальную лапку.

— А я все узнала! — объявила она, едва я подошел, и тут же бесшумно перелетела мне на плечо.

— Что узнала?

— С кем твой Харламов вчера совещался! Я за ним весь вечер следила, как тень. Он разговаривал со своим помощником, назначал встречи на завтра. И в конце обмолвился, дословно: «И обязательно согласуй мой визит к магистру Воронцову. Скажи, что это по тому самому, срочному вопросу, который мы обсуждали». Я этого Воронцова пару раз здесь видела, важный такой ходит.

Воронцов… Это имя показалось смутно знакомым. Воронцов… Где я слышал эту фамилию? Не пациент. Не коллега из Мурома. Владимир… Точно!

— Постой, это же дядя Волосенковой! Той девушки с аутоиммунным энцефалитом, которой я диагноз на экзамене ставил!

— Внв… вот он! — с удовлетворением подтвердила Шипа. — Толстенький такой, лысоватый, вечно недовольный.

Я вспомнил.

После того экзамена все вокруг — и Демидов, и Журавлев — говорили, что магистр Воронцов мне безмерно благодарен и обязательно свяжется, чтобы выразить признательность лично.

Но он так и не связался.

Ни звонка, ни сообщения. Просто тишина. Видимо, как только племянница пошла на поправку, его безмерная благодарность быстро испарилась. Или… или ее изначально и не было. А была лишь холодная констатация факта, что какой-то выскочка из провинции решил проблему, с которой не справились они.

— Так себе человек, — пробормотал я.

— Вот именно! — тут же согласилась Шипа. — И что-то они там замышляют против тебя, это точно! Я хоть и не слышала их мыслей, но аура в кабинете была гнусная. Сплетни, зависть и какая-то липкая интрига.

Значит, Харламов ищет союзников.

И нашел его в лице Воронцова, которого я, по сути, унизил, решив проблему, с которой не справились его хваленые столичные специалисты.

Интересно. Против кого они дружат? Против меня? Или против барона, который привел меня сюда и нарушил их уютный мирок? А может, и то, и другое? Нужно быть начеку.

Барон фон Штальберг встретил нас, сидя в высоком госпитальном кресле у окна. Всего два дня после тяжелейшей операции, а он уже выглядел почти здоровым — хороший, ровный цвет лица без намека на багровость, ясный, осмысленный взгляд, уверенные, хоть и медленные, движения.

— А, мои спасители! — он радушно улыбнулся, увидев нас. — Как вовремя! Прошу, присаживайтесь.

— Рад видеть вас в добром здравии, ваше благородие, — сказал я, подходя и привычным жестом беря его руку, чтобы проверить пульс. Ровный, спокойный, семьдесят ударов в минуту. Регенерация у него была отменная. Организм, избавленный от постоянного адреналинового отравления, восстанавливался с невероятной скоростью.

— Все благодаря вам, Илья. И вам, — он перевел взгляд на моего спутника, — господин лекарь Артем!

Артем, который до этого скромно стоял у двери, буквально просиял. Наконец-то его заметили и оценили по достоинству.

— Я хотел обсудить свою благодарность, — продолжил барон, откидываясь на спинку кресла. — Простого чека здесь недостаточно. Через неделю, может две, когда я полностью восстановлюсь и вернусь в свое поместье, я устраиваю прием. Большой бал в честь моего чудесного выздоровления. И вы оба — мои почетные гости!

— Ваше сиятельство, это большая честь, но мы простые лекари, и… — начал было я, пытаясь вежливо уклониться. Балы, высший свет — все это было бесконечно далеко от моего мира операционных и палат.

— Никаких «но»! — барон решительно, почти по-старому, взмахнул рукой. — Это не обсуждается! Я хочу, чтобы весь высший свет Владимирской губернии знал в лицо людей, которым я обязан жизнью! И я категорически бы не советовал вам пропускать этот прием. На нем будет много полезных знакомств, конкретно для вас.

Артем едва сдерживал восторг.

Бал в поместье барона фон Штальберга! Конечно, это не императорский прием, но для Владимира — событие значимое. Попасть на него — значит получить признание в высших кругах города, обзавестись полезными знакомствами. Для амбициозного лекаря, мечтающего о карьере, это был невероятный шанс.

— Благодарю за приглашение, ваше благородие, — сдержанно ответил я, понимая, что спорить бесполезно.

— И еще одно, — барон наклонился вперед, и его голос стал серьезным, деловым. — Отныне я и вся моя семья будем лечиться только у вас. Никаких других лекарей!

— Тогда добро пожаловать в Муром. У меня практика там, — с легкой иронией ответил я.

— Муром? — он поморщился так, словно я предложил ему лечиться в грязной придорожной канаве. — Илья, не глупите. Какой Муром? Переезжайте во Владимир! Я устрою вам место в лучшей клинике города, любые условия, какие только пожелаете!

Это было щедрое, почти королевское предложение. Шанс, за который любой другой лекарь вцепился бы зубами.

— Я подумаю над вашим предложением, — уклончиво ответил я.

На самом деле тут было о чем подумать.

Да, Владимир — это карьера, деньги, возможности. Лучшие клиники, современное оборудование, доступ к новейшим методикам. Но именно поэтому сюда и так рвутся все — за славой, за карьерой, за деньгами.

А кто останется там, в Муроме? Я вспомнил своих пациентов, которых уже успел вылечить и которые без меня скорее всего просто погибли. Во Владимире у таких, как они, был бы хоть какой-то шанс. В Муроме — никакого. Мои знания и опыт там — не просто конкурентное преимущество. Для многих пациентов это будет единственный шанс на правильный диагноз и, как следствие, на жизнь.

Такое решение нужно было тщательно взвесить.

Мы вышли из палаты барона. Артем, все еще переполненный эмоциями от приглашения на бал, отправился проверить другого пациента, которого консультировал вчера. Я же задержался в гулком, залитом утренним светом коридоре, прислонившись к холодной мраморной стене.

Предложение барона не выходило из головы. Так, теперь у меня есть могущественный покровитель. С одной стороны, это защита от таких, как Харламов и Журавлев. С другой — зависимость.

Барон щедр, но он из тех людей, которые привыкли, что их желания и приказы выполняются беспрекословно. Нужно будет соблюдать дистанцию, чтобы не превратиться из спасителя в личную собственность.

— Илья Григорьевич Разумовский?

Я обернулся.

Передо мной стоял полный, невысокого роста мужчина лет пятидесяти в дорогом, идеально сидящем костюме, который, впрочем, не мог скрыть внушительное брюшко.

Круглое, лоснящееся лицо, блестящие залысины и маленькие, хитрые глазки за толстыми стеклами очков в золотой оправе.

Я сразу узнал его.

А, вот и второй заговорщик, о котором говорила Шипа. Сам пришел. Интересно, что ему нужно?

— Да, это я.

— Алексей Петрович Воронцов, магистр третьего класса, — он широко, но совершенно неискренне улыбнулся и протянул мне свою пухлую, влажную руку. — Вы спасли мою племянницу, Катеньку Волосенкову. Хотел вас раньше отблагодарить, да все как-то недосуг было, дела, понимаете ли.