Трибунал (СИ) - Смородин Павел

Инспектор сунул револьвер во внутренний карман своего пиджака и тяжело вздохнул. Чутье подсказывало ему, что проблемы на этом не собираются заканчиваться.

— И еще, ты Нелина не видела?

— Мне он не отчитывается, сам же знаешь. Вообще, я думала, что он все время с тобой.

— Если бы так, то у меня бы не было такого количества седых волос.

— Думаешь, он во что-то встрял?

— Последний раз, когда я его потерял, он меня хорошо так удивил.

Глава 22

Нелин прошел в арку и остановился перед охранником.

— Приветствую вас, мастер, — поклонился слуга.

— И я тебя, младшая кровь. — Нел говорил вежливо, но холодно.

— Эйяа вас ждет. Вы помните, куда идти?

— Конечно, благодарю.

Д’эви коротко обозначил поклон и прошел в знакомую дверь. С прошлого визита внутри практически ничего не изменилось, словно время в этом доме остановилось. Эйяа встретила его коридоре и поклонилась.

— Здравствуй, Вестница.

— Приветствую тебя в моем временном доме, брат из Народа Белого Ветра. — Было в голосе этой почтенной женщины что-то такое, что даже черствое сердце такого циника, как Нел, колыхнулось. Может быть, то, что она помнила Народ Белого Ветра. Не последнее племя, не мелкую деревеньку и не последнего из них.

Эйяа помнила именно народ. Десятки городов. Тысячи глупых и слишком гордых д’эви, которые истребили сами себя и которых больше нет. Нелин чувствовал то почтение в голосе старшей, которое нельзя подделать, ведь, говоря с ним, она говорила с ними всеми.

— Мне передали, что я нужен здесь.

Старшая кивнула.

— Мне нужно тебе кое-что передать и объяснить, пойдем.

Женщина откинула занавес, закрывавший проход в другие комнаты, и жестом велела идти вперед. За занавесом оказалась небольшая комната с расставленными чайными приборами. Нелин собирался сесть на место гостя, однако Эйяа покачала головой.

— Не сюда. — Она указала на место во главе стола. — Вот отныне твое место.

— Не понимаю. — Нелин хоть и подчинился, но голос его выражал высшую степень смущения.

— И не нужно. — Эйяа села на место почетного гостя и взглянула как-то по-доброму, как смотрит очень старая женщина на сущее дитя. — Такова воля Госпожи.

— Она…

— Она покинула этот город, теперь его покидаю и я. Моя судьба идти за ней в вечности и никогда не оставлять ее одну. Ну а твоя судьба теперь здесь. Тут плохое место, этот город убивает все вокруг себя, высасывает силы, корежит души. Даже дети ночи не могут здесь сохранить себя прежними. Ни я, ни Госпожа не можем здесь находиться долго. Это место сломает даже нас.

На этих словах Эйяа замолчала, давая Нелину как следует все обдумать.

— Что Госпожа хочет от меня? — произнес Нел, и голос его предательски дрогнул.

— Быть рядом и быть хорошим отцом. Ты умеешь это делать, я знаю.

— Это ошибка…

— Госпожа не ошибается ни в ком.

— Но я… я недостоин.

— Достоин! — В голосе вестницы прозвучала такая неколебимая уверенность, что д’эви вздрогнул. — Когда в твой дом пришли солдаты, ты первый и единственный дал им отпор. Ты принял мученическую смерть, но не сдался. Ты тот, кто нужен, мальчик.

— Но что я должен делать?

— Беречь их.

— Их?

— Местных д’эви. Здесь слабая кровь — жидкая, как вода. Но это — наша кровь. И нам ее беречь.

Нелин виновато опустил глаза. Это все он считал незаслуженным. Старшая улыбнулась своей самой доброй улыбкой, а затем взяла чайник и принялась наполнять кружки чаем.

— А теперь я просто налью тебе чая, и мы последний раз поговорим.

Глава 23

Привыкать к новому коллективу для Кузнечика было не впервой. Теперь он точно знал, что делать не нужно, — сидеть и ныть. Нытиков не любят нигде, особенно среди профессионалов. А потому сейчас он больше молчал и ни с кем не спорил.

Энди по прозвищу Гангрена быстро взял над ним шефство и представил остальным.

Помимо них двоих и капитана, в группе захвата состояли еще около десяти-двенадцати человек. Сколько именно, Кузнечик так и не понял. Гангрена постоянно путался, то вспоминал кого-то, кто оказывался давно в могиле, то списывал живых. В общем, до последнего времени в группе было от десяти человек, но после того как какой-то хмырь вынес в одну калитку четверых ребят, у них был недобор.

Имен Кузнечик старался не запоминать. Все равно он тут почти случайный гость. Руководство есть, старший над ним тоже, так что осталось самое главное и сложное — не налажать в работе.

— От тебя ничего особенного не требуется, — повторил Гангрена, — просто стоишь и прикрываешь наш отход. Зверств не надо, просто чтобы никто не решился поиграть в героя. Сам тоже не геройствуй.

— Угу, — согласился Кузнечик. — Транспорт наш? Кто страхует группу?

— Не нуди, все нормально будет. Полковник нам всего не рассказывает, чтобы в случае чего мы не вскрыли остальных. Конспирация, сам понимать должен.

Он и понимал.

Просто слишком уж общими были инструкции от руководства, а это злило. Возникло ощущение, что их всех используют втемную. На войне было по-другому. Сержант четко рассказывал, где, что и как. Хотя… может и зря.

Его новый напарник оказался вообще приятным парнем, хоть и болтливым. Единственным временем, когда тот замолкал, был перерыв на обед, и то не всегда. Не в сон, потому как во сне он тоже отлично разговаривал. Энди оказался словоохотлив до ужаса.

Он с радостью рассказывал истории из жизни, травил байки, пересказывал анекдоты на манер реальных историй и всякий раз получал от этого больше удовольствия, чем остальные. В итоге у них с Кузнечиком вышел своеобразный симбиоз — наставничество в обмен на свежие уши.

Вот только даже железо не выдерживает капель воды, если те падают одна за другой. Уже к вечеру первого дня от не замолкавшего товарища хотелось бежать без оглядки мили четыре. Ну или пока он гарантированно не отстанет.

Второй вещью, которая могла остановить поток его болтовни, кроме набивания брюха, были рассказы Кузнечика про службу в третьей отдельной ДРГ. Вот тут уже он выступал в роли слушателя. Наверное, именно с такими лицами первые прихожане внимали мудрости апостолов.

«Что… Царство божие? А точно будет? Вот прямо такое, как говорите?»

Восхищенное лицо, щенячий взгляд и затаенное дыхание появлялось у Энди всякий раз, когда разговор заходил о последнем месте службы Кузнечика. Где-то в процессе общения стало ясно, что Энди давний и весьма ярый фанат их взвода.

С чего вдруг, он сам рассказал немного позже. История оказалась до банального проста: на третьем году войны они спасли Энди жизнь.

Выяснилось это за завтраком, когда Гангрена решил пояснить новичку, какого черта он так часто того достает всякими идиотскими расспросами. Все ветераны, сидевшие за столами и уминавшие кашу, настолько выразительно закатили глаза, что Кузнечик быстро понял — он будет единственным искренним слушателем.

Обижать нового знакомого не хотелось, да и интерес перевесил неудобство, так что он принялся внимать.

— Мы тогда только с пацанами ушли на фронт, никто ничего не знает, я своего взводного даже не видел. Зеленый, капец. Сам понимаешь.

— А то, — согласился Кузнечик. Он и сам был таким вот дурачком практически до самого конца.

— И ты прикинь, стоим на перегрузке. С теплухи на теплуху прыгнуть надо, а тут налет.

На этих словах Гангрена рукой показал самолет, лавирующий между препятствиями. Для непонятливых даже звук изобразил. В ответ же послышалось только много раз слышанное молчание и чавканье.

— Суки идут высоко, чтобы наши пулеметы не покосили, да сверху по нам бомбами работают. Бабах!

Взрывы изображать у Энди получалось лучше, чем звук мотора.

— Ну, а ты прикинь, как мы с пацанами обосрались, буквально три дня как с учебки — только поняли, куда пуля полетит, а тут сразу такое. Мы сначала ломанулись в здание, а там толкотня. Таких же дураков вокруг, как говна за баней. Короче, только мы собрались туда, а меня хмырь такой цепляет за руку да на себя. «Пошел за мной, тудыть твою…» — говорит, да как зарядил матом, что я аж завис.