Дальний Рубеж (СИ) - Ступников Виктор

Твари отступили еще на шаг. Их бесформенная масса заколебалась, почуяв нечто новое, чего они не встречали прежде. Не просто страх. Не просто магию.

Волю. Волю к жизни.

— ЗА РОДИНУ! — крикнул я хриплым, сорванным голосом.

И живая стена ответила мне грохотом, который был страшнее любого грома:

— УРАААА!!!

И пошла врукопашную.

Их крик был подобен раскату грома, сотрясающему саму землю. Это был не просто боевой клич — это был выплеск всей накопленной ярости, отчаяния и жажды жизни. И он подействовал.

Волна дымных мурашей на мгновение замерла, их бездумное, голодное наступление споткнулось о эту стену из звука и человеческой воли.

Этого мгновения нам хватило.

Живая стена обрушилась на тварей. Это был не строй, не тактика. Это был чистый, яростный хаос. Мужики, вооруженные чем попало, рубили, кололи, били. Бабы ошпаривали тварей кипятком из котелков, а когда вода кончалась — били ими же по осклизлым спинам. Старики, с глазами, горящими безумием былых войн, тыкали в щели между камнями рогатинами, выковыривая забившихся туда мурашей.

Станок на телеге Петра продолжал свою адскую работу, выплевывая смертельный металлический град. Он не убивал массово, но калечил, ослеплял, сбивал с толку, создавая хаос в и без того бесформенной массе противника.

Я вглядывался в гущу боя, пытаясь найти хоть какой-то смысл, хоть какую-то цель в этой атаке. Но видел только разрозненные ряды, рассыпавшиеся под градом раскаленного железа.

Откуда-то с краю раздалась яркая вспышка огня. Факелы зажглись вновь.

Я мельком взглянул туда и увидел торжествующее лицо сестры. Я понял, что у неё получилось с помощью своего дара зажечь факел. И, кажется, этим она всех нас сейчас спасла.

Эффект был мгновенным. Дымные мураши остановились. Их движения стали хаотичными, бесцельными. Они потеряли сплоченность. Они перестали быть армией и снова стали просто дикими, голодными тварями.

Их натиск ослаб.

— ВПЕРЕД! — закричал я, поднимаясь на шаткую баррикаду и выхватывая из рук обессиленного мужика окровавленную косу. — ДОБИВАЕМ! ОНИ РАЗБИТЫ!

Мой крик, полный неподдельной, дикой надежды, вдохнул в людей второе дыхание. Они с новыми силами бросились на растерянных, дезориентированных тварей. Теперь это была не оборона. Это была охота.

Через полчаса все было кончено.

Последние твари были добиты или рассеялись, бесследно растворившись в тенях леса.

Тишина, наступившая после боя, была оглушительной. Ее нарушали лишь тяжелое дыхание выживших, стоны раненых и потрескивание догорающих остатков смолы.

Я стоял, опираясь на древко косы, и смотрел на поле боя. На черную, изъеденную землю. На обугленные остатки тварей. На тела наших павших. Их было не так много, как могло бы быть, но каждый был болезненной занозой в сердце.

Мы выстояли. Мы победили.

Ко мне подошел Петр, его лицо было черным от копоти и сажи, а руки дрожали от перенапряжения.

— Сделали, ваше сиятельство… — прошептал он, с трудом выговаривая слова. — Сделали…

— Да, — мой голос звучал хрипло и устало. — Сделали. Ценой крови. Но сделали.

Я обернулся к людям, которые, обессиленные, опускались на землю или молча смотрели на отвоеванное поле.

— Эта стена, — сказал я громко, чтобы слышали все. — Она спасла нас сегодня. Она дала нам шанс. Она — наш щит. И мы его достроим. Мы сделаем его таким прочным, что никакая тьма его не пробьет. Мы запомним сегодняшний день. И мы больше никогда не будем слабыми.

Я посмотрел на восток, где над лесом поднималась луна, холодная и безразличная.

Битва была выиграна. Но война только начиналась. И мы должны были быть к ней готовы.

Тишина после битвы была тяжелой, густой, как смола. Она давила на уши, пропитанные еще не стихшим гулом боя, криками и шипением. Воздух был сладковато-горьким от запаха гари, расплавленного металла и чего-то невыразимо чужого, тленного.

Я сделал шаг, и мои сапоги с хрустом провалились в черную, обугленную землю. Вокруг меня медленно поднимались люди. С лицами, закопченными и залитыми потом и кровью. С пустыми, еще не отошедшими от ужаса глазами. Но в этих глазах, помимо усталости, теперь жило что-то новое. Непокоренная твердыня. Они увидели, что врага можно не только бояться, но и побеждать.

— Раненых — к знахарке! — мои слова прозвучали хрипло, но властно, разрывая оцепенение. — Остальные — на стену! Проверить каждую кладку! Петр, организуй смену караула. Второе. Немиров, возьми людей, прочешите периметр, добей уцелевших тварей, если найдешь.

Они закивали, движения их были медленными, машинальными, но в них уже вернулась цель. Они видели, что я не собираюсь рыдать или праздновать. Я отдавал приказы. А значит, жизнь продолжалась.

Я видел, как жизнь медленно возвращается в деревню. Старики и подростки уже тушили тлеющие участки, женщины разносили воду и тряпья для перевязок. Работа кипела. Теперь — работа над укреплением.

Петр, с перевязанной головой, уже стоял у подножия стены и что-то яростно чертил на своем вечном блокноте, поглядывая на поврежденные участки.

— Ваше сиятельство, — он взглянул на меня, и в его глазах читалась не только усталость, но и жадный, инженерный азарт. — Смотрите. Они разъедают камень холодом, магией разложения. Но ваше усиление… оно меняет саму структуру камня, делает его невосприимчивым. Мы не можем повторить это для всей стены, но…

Он ткнул пальцем в свой эскиз.

— Мы можем создать систему орошения! Проложить желоба по верху стены. В мирное время — вода для хозяйства. При атаке — заливаем их кипятком! А если найдем способ создавать тот самый усиленный раствор… мы могли бы добавлять его в воду, создавая тончайшее защитное покрытие на камне при каждой активации!

Я смотрел на его горящие глаза, на дрожащие от возбуждения руки. Этот человек уже мыслил категориями не выживания, а прогресса. Оборона становилась инженерной задачей.

— Хорошо, — кивнул я. — Используй идею. Займись этим. И найдите тех, кто уцелел из карьера. Мне нужны подробности. Что они видели, прежде чем твари напали.

Петр кивнул и бросился прочь, уже крича кому-то распоряжения насчет бочек и труб.

Я поднялся на уцелевший участок стены. Отсюда, с высоты, было видно все наше маленькое царство. Дымящиеся поля, черные пятна пожарищ, недостроенная стена, усеянная людьми, как муравьями. И лес. Темный, молчаливый, хранящий в себе еще тысячи угроз.

Ко мне поднялся Немиров. Он хромал, опираясь на палаш, как на костыль.

— Потери, — он выдохнул, его лицо было серым от усталости. — Пятеро погибших. Двенадцать раненых. — его голос был глухим, лишенным всяких эмоций. Слишком знакомый отчет для бывшего солдата. — Троих из раненых знахарка вряд ли вытянет. Руки… Нет больше тех рук. Или ног. Та зараза, она не просто убивает. Она выжигает душу по кускам.

Я кивнул, сжимая рукоять косы так, что костяшки пальцев побелели. Пятеро. Каждое имя будет высечено в памяти. И в камне. Мы поставим им памятник здесь же, у стены. Чтобы каждый, кто встанет на ее защиту, знал, ценой чего дается эта безопасность.

— Похороним с почестями. Со всеми. И позаботься об их семьях, — распорядился я. — От нашего общего запаса. Никто не будет голодать. Никто.

— Слушаюсь, — Немиров кивнул и, помедлив, добавил: — Они дрались как черти. Простые мужики, которые вилы в руках держали только чтобы сено ворошить. А пошли в штыковую на адских тварей. Я такого не видел даже в королевской гвардии.

— Они защищали свой дом, капитан. Это сильнее любой муштры, — я повернулся к нему. — Собери всех, кто может держать оружие. Не только мужчин. Всех. Завтра продолжаем тренировки. Базовые приемы. Как держать строй. Как бить, чтобы отбросить, а не чтобы красиво. Как работать в едином ритме.

Немиров устало ухмыльнулся:

— Бабы и старики в строю? Генералы в столице с ума сойдут от такой ереси.

— Пусть сходят. Нам бы выжить, — я бросил взгляд на лес. — А они… они уже доказали, что их воля крепче генеральских уставов.