Дальний Рубеж (СИ) - Ступников Виктор

— Наемные убийцы? Твари? Я боюсь, вы меня озадачили, ваше сиятельство. Князь не имеет никакого отношения к этим… неприятным инцидентам. Он глубоко огорчен, что вы так подумали. Он искренне желает мира и процветания всем своим друзьям.

Его слова были гладкими, как отполированный камень, и такими же холодными.

— Прямо сейчас его сиятельство озабочен беспорядками на северных рубежах. Варвары с гор активизировались. Ему не до мелких внутренних склок, — он многозначительно посмотрел на меня, давая понять, что для князя я — всего лишь «мелкая склока».

— Тогда какой интерес привел вас в мою… «мелкую склоку», господин советник? — я спросил, переходя в атаку. — И что за общий интерес у вас с капитаном? Вашим братом, если я не ошибаюсь?

Тень пробежала по идеальному выражению лица советника. Легкое раздражение, быстро подавленное.

— Мой брат всегда выбирал… примитивный путь грубой силы. Я рад, что он нашел себе применение здесь, — он пренебрежительно махнул рукой, будто отгоняя муху. — Но я здесь не из-за него. Князь получил тревожные донесения. Говорят, вы копите оружие. Строите укрепления без санкции короны. Говорят даже, что вы применяете запрещенные искусства. Это сеет смуту среди других княжеских родов.

Он сделал паузу, давая мне понять, что «говорят» на самом деле значит «князь приказал выяснить».

— Князь предлагает вам свою защиту и покровительство. В обмен на лояльность и… прозрачность. Он просит допустить его инспекторов для оценки ваших оборонительных сооружений и запасов. Чтобы развеять эти слухи, конечно же.

Вот он, истинный визит. Не объявление войны. Предложение капитуляции под благовидным предлогом. Велеславский понял, что грубая сила не сработала, и теперь пытался взять меня измором, законом и интригами. Его «инспекторы» за день превратили бы мою крепость в открытую книгу для своего господина, а за неделю — либо нашли бы повод для ареста, либо просто прикончили бы меня ночью.

Я посмотрел в окно, на поднимающееся солнце, которое золотило зубцы недостроенной стены. На людей, которые, не смыкая глаз, продолжали ее возводить.

— Передайте князю, — сказал я тихо, но так, чтобы каждое слово прозвучало, как удар молота о наковальню, — Что я глубоко тронут его заботой. Но мои стены построены не против короны. Они построены против тьмы, что ползет из леса. Мои запасы — для моего народа. А что до искусств… Я использую все доступные средства, чтобы выжить.

Я шагнул к нему ближе, и теперь он вынужден был слегка запрокинуть голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Вы и ваш князь ошиблись, приняв нас за слабых. Вы прислали убийц — мы их пережили. На нас напали тёмные твари — мы их разгромили. И если следующей угрозой станут «инспекторы» или целая армия под княжескими знаменами… — я позволил угрозе повиснуть в воздухе, — То мы встретим и их. И мы выстоим. Потому что за этими стенами — не рабы и не вассалы. Здесь — свободные люди, которые готовы умереть за свой дом. А такое войско, господин советник, самое грозное из всех, что видел этот мир.

Константин Немиров не отступил. Но его бархатный голос потерял свою гладкость, в нем зазвенела сталь.

— Вы объявляете войну князю? Это самоубийство!

— Нет, — я покачал головой. — Это ответ на его объявление войны мне. Я не хочу воевать с ним. У меня есть настоящий враг. Но если князь настаивает… он узнает, что такое настоящая война. Не на картах в уютном кабинете, а здесь, в грязи и крови. Передайте ему это.

Советник замер на мгновение, его мозг лихорадочно просчитывал варианты. Он понял, что запугать меня не удалось. Что его козыри биты. Осталось только лицемерное благородство.

— Я передам, — холодно произнес он. — Уверен, князь будет… разочарован вашим неблагоразумием. Желаю вам удачи против вашего «настоящего врага». Похоже, она вам понадобится.

Он повернулся, чтобы уйти, его плащ резко взметнулся.

— И, господин советник, — остановил я его. — Когда будете проезжать мимо стены, передайте капитану Немирову, что его брат заезжал. Думаю, ему будет интересно узнать.

Константин обернулся, и в его глазах впервые вспыхнул настоящий, ничем не прикрытый гнев. Ненависть между братьями была очевидна и, возможно, была даже сильнее, чем его ненависть ко мне.

—Не сомневаюсь, — прошипел он и вышел, громко хлопнув дверью.

Я остался стоять посреди зала, слушая, как за окном рычал двигатель его автомобиля, удаляясь прочь.

Война с князем стала на шаг ближе. Но у меня не было выбора. Любое проявление слабости стало бы приговором.

Из-за занавески, служившей дверью в импровизированную лазаретную, вышел бледный, но твердо стоящий на ногах капитан Немиров. Он опирался на палаш, и его лицо было мрачным.

—Это был он, — не спросил, а констатировал он. — Мой милый братец. Я слышал все.

— Он предлагал «покровительство» в обмен на капитуляцию, — сказал я. — Я отказал.

— Так он и не надеялся на иное, — капитан хрипло рассмеялся. — Он приехал посмотреть на вас. Оценить. Убедиться, что вы не сломлены. Константин всегда предпочитает знать своего врага в лицо. Теперь он вас запомнил.

— И я его, — ответил я. — И я понял одну важную вещь.

— Какую? — спросил Немиров.

— Что князь Велеславский нас боится. Иначе он не прислал бы своего лучшего интригана. Он пытается уничтожить нас, потому что мы стали для него непредсказуемой переменной. Силой, которую он не может контролировать.

Я подошел к карте, лежавшей на столе, и ткнул пальцем в наше поселение. — А раз он боится — значит, у нас есть шанс. Значит, мы на правильном пути. Усилить стену. Увеличить запасы. Обучать каждого. И готовиться. Ко всему.

Капитан молча кивнул. В его глазах читалось то же самое — усталость от бесконечной борьбы, но и решимость идти до конца.

Солнце поднялось выше, разгоняя утренний туман и высвечивая всю суровую правду прошедшей ночи. Черные пятна гари, застывшие лужи смолы, щедро усыпанная металлическим ломом земля перед стеной. И титаническая работа, кипевшая теперь с удвоенной силой.

Приказ насчет костров и звона был подхвачен мгновенно. Уже через час на еще не достроенных участках стены запылали первые костры, бросив вызов бледному утреннему солнцу. Со стороны это выглядело как сумасшедший карнавал: десятки людей с факелами бегали вдоль валов, подбрасывая хворост в жаровни, сколоченные на скорую руку из старых бочек.

А звук… Звук был оглушительным. Медные тазы, котлы, обручи от старых бочек — во все это били что есть мочи сменяющиеся дежурные. Возникал не мелодичный звон, а оглушительный, диссонирующий грохот, раздирающий уши. Но именно этого мы и добивались. Этот какофонийный шум резал слух, но он же был музыкой нашего сопротивления.

Я обошел периметр, проверяя готовность. Петр, с синяками под глазами, но с горящим взглядом, уже руководил установкой первого примитивного желоба для кипятка — длинной расщепленной надвое и выдолбленной бревенчатой трубы, укрепленной на козлах.

— К вечеру сделаем еще три! — крикнул он мне, перекрывая грохот медной утвари. — И насчет колокола… нашли старую церковную маковку, медную, побитую, но целую! Если расплавить, с добавлением нашего лома… через пару дней сможем отлить что-то стоящее!

Я одобрительно хлопал его по плечу и двигался дальше. Воздух звенел не только от ударов по металлу, но и от сконцентрированной ярости людей, направленной в работу. Страх переплавлялся в гнев, а гнев — в действие.

В центре поселения, у сложенного из дикого камня обелиска, хоронили погибших. Немиров, с перевязанной головой, отдавал последние воинские почести простым мужикам, вставшим в строй. Лицо его было каменным. Я видел, как сжимаются его кулаки, но голос, зачитывающий имена, был твердым и четким. Он был профессионалом. И свою боль он обращал в холодную решимость.

Я подошел, когда церемония подошла к концу. Люди расходились, кто — к стене, кто — к раненым, с опущенными головами, но с горящими глазами.

— Капитан, — позвал я его. Он обернулся,отдавая честь. — Ваше сиятельство. Похороны окончены. Семьям роздано продовольствие, как вы и приказывали.