Архитектор Душ IV (СИ) - Вольт Александр

Но все равно нет-нет, да проскакивали в голове мысли: а что, если все в пустую? Что, если я просто трачу время зря вместо того, чтобы рыскать по городу в поисках кроличьей оккультистской норы?

Телефон зазвонил с пронзительной резкостью, заставив всех в кабинете вздрогнуть. На экране высветилось: «Неизвестный номер».

Вот оно.

Все взгляды в помещении мгновенно обратились ко мне. В воздухе повисло напряжение, которое натянулось до того, чтоб обещало вот-вот лопнуть и полоснуть тонкой струной по лицу.

Я поднял трубку, но не произнес ни слова. Выдержал паузу в пять секунд. Десять. На том конце провода тоже молчали. Психологическая дуэль, в которой кто-то должен был сделать первый шаг. Но это они пришли ко мне, а не я к ним.

— Громов, — раздался голос в трубке. Я не слышал ни единой нотки вопроса в голосе. Совсем. За искажением угадывались знакомые интонации, но я не мог припомнить говорившего.

— Громов, — подтвердил я.

— Это Грим.

Я выдохнул. Опять не они. С другой стороны, если звонит он, значит есть какие-то продвижения.

Я поднял руку ладонью вниз, и медленно опустил ее — жест, понятный без слов. Отбой. Ложная тревога. В кабинете пронесся едва слышный коллективный выдох. Алиса, замершая у своего стола, снова села. Лидия, стоявшая у окна, отвернулась и сделала вид, что изучает площадь. Напряжение, сгустившееся до плотности ртути, медленно начало растекаться.

— Я прочел твое сообщение, — голос Грима в трубке был глухим, лишенным обычной металлической уверенности. В нем сквозила усталость человека, который провел ночь не во сне, а в тяжелых раздумьях. — Всю ночь не спал. Крутил в голове. У меня появилось одно предположение… страшное. Но я не уверен.

Он замолчал, словно ожидая, что я начну его торопить или задавать наводящие вопросы. Я не стал. В моей прошлой жизни я достаточно наслушался родственников погибших, чтобы знать: когда человек стоит на пороге неприятной правды, ему нужно дать время, чтобы он сам сделал шаг. Любое давление лишь заставит его отступить.

— Что именно вас смущает? — спросил я ровным, почти безразличным тоном, как будто мы обсуждали не бойню, а расхождение в бухгалтерских отчетах.

— Все, — выдохнул он. — В отчете сказано, что работали профессионалы. Я и сам это видел. Почерк, тактика… Но при этом садистские наклонности. Избыточное насилие. И твоя рекомендация… обратить внимание на смежные круги. И на своих. Но ведь… — он снова запнулся, и я почти физически ощутил его внутреннюю борьбу, столкновение незыблемого кодекса чести с упрямыми фактами. — Свои не могли так поступить.

Я глубоко вздохнул, откинувшись на спинку кресла. Его неверие было мне понятно. Это защитная реакция психики. Когда сталкиваешься с предательством там, где ожидал найти лишь братское плечо, разум отказывается принимать реальность. Он ищет любые другие объяснения, самые фантастические, лишь бы не признавать очевидное. Он на верном пути, но его преданность «Щиту» мешает ему увидеть финишную черту. А самое главное, что в этих людей в давно вычеркнули из «Щита», а значит…

— Иногда «свои», — я намеренно сделал паузу, отчеканивая каждое слово, — не такие уж и свои. Особенно те, кого могли пустить вдоль борта.

В трубке повисла тишина. Не неловкая, а тяжелая, наполненная скрежетом шестеренок в чужой голове. Я слышал, как он дышит. Он не просто слушал — он сопоставлял мои слова, его подозрения, лица убитых товарищей. Пазл начал складываться, и картина ему, очевидно, не нравилась.

— Я говорил с руководством, — наконец произнес Грим, резко сменив тему.

Так. Значит, он не просто думал, он действовал. Это уже было гораздо интереснее.

— Так, — повторил я, подавшись вперед.

— В понедельник будет удобно?

— Во сколько?

— На той же парковке ближе к девяти вечера.

Поздновато, и снова парковка. Какая-то у них нездоровая тяга к подземным сооружениям. Хотя, с точки зрения безопасности место идеальное. Нейтральная территория, мало свидетелей, пути отхода под контролем. Профессионалы одним словом. Но почему та самая? Парковок у нас, что ли, мало?

— Окей, подходит, — согласился я.

— Я передам. Спасибо за наводку, коронер. И… — он замялся на долю секунды, подбирая слова, — спасибо, в общем.

— На связи.

Я положил трубку.

Что именно он хотел сказать в конце, я мог лишь догадываться. Скорее всего это было то самое неуклюжее «спасибо за совет», которое трудно выговорить человеку, привыкшему полагаться только на себя и своих братьев по оружию. Спасибо за то, что помог взглянуть на то, на что смотреть не хотелось.

Рабочий день медленно подкатил к своему финалу. К счастью, обошлось без сверхурочных выездов с многочисленными трупами и проблемами.

Мы вышли из серого здания Коронерской службы, и влажный вечерний воздух Феодосии, пахнущий солью и остывающим асфальтом, ударил в лицо. Дорога к имению Рихтеровича заняла почти привычные полчаса.

Феликс Рихтерович уже ждал на площадке с видом на темнеющее море, одетый в свободные льняные брюки и простую белую рубашку. Сегодня было тепло и не моросило. Обернувшись, он поздоровался со всеми нами. Я в очередной раз мысленно поблагодарил этого мужчину за отсутствие вопроса «какого лешего вы постоянно втроем шатаетесь?».

— Разминка, — коротко бросил он, и следующие двадцать минут превратились в методичную пытку для мышц. Приседания, выпады, работа с весом собственного тела. Я чувствовал, как ноет каждая связка.

Затем снова наступил спарринг.

— Не силой, а техникой, Громов! — голос Рихтеровича был спокоен, но резал слух, как лязг стали. — Уводи клинок, а не пытайся его остановить! Дыши! Ноги, Громов, ноги!

Я видел, как за нашими движениями наблюдают девушки. Алиса стояла, скрестив руки на груди, ее рыжие волосы казались темными в сгущающихся сумерках. Она подалась вперед, в ее позе читалось напряженное внимание.

Лидия же держалась чуть поодаль, ее силуэт был строгим и неподвижным. Она смотрела с холодной оценкой профессионала, и когда мне удавалось чисто отвести удар или выполнить перевод, я замечал, как ее губы едва заметно изгибаются в улыбке в уголках губ. Оценивает меня, чертовка. И явно, сама того не замечая, начинает радоваться моим успехам.

Час пролетел как одно мгновение. Я был мокрый, хоть выжимай, рубашка прилипла к спине, а в легких будто ворочали раскаленные угли. Но эта тренировка дала тот результат, на который я рассчитывал. Все внимание переключилось на отработку темпа, ударов, техники. Телу не было ни секунды покоя, чтобы начать снова переживать насчет письма.

— Прогресс налицо, — констатировал Феликс, опуская рапиру. — Ты начинаешь чувствовать дистанцию. Это главное. На сегодня все.

Обратная дорога тонула в бархатной южной ночи. Я вел машину, сосредоточившись на ленте асфальта в свете фар. Девушки молчали на заднем сиденье.

— Когда мы сможем снова позаниматься? — голос Алисы нарушил тишину.

Я скосил глаза в сторону пассажирского сидения. Свет придорожного фонаря выхватил ее голову из тени, от чего на мгновение копна рыжих волос вспыхнула, как факел. Меня на секунду позабавила эта ситуация. Ее не страшили ни оккультисты, ни Инквизиция, которая за одно только умение видеть души могла сослать ее на рудники до конца жизни. Ее не пугала опасность, а лишь подстегивала. Даже тогда, в таверне, когда матрос полез к Лидии, она не стояла, оторопев, и потом еще кинулась мне на выручку.

Молодость, помноженная на упрямство и врожденное бесстрашие. В этом она была полной противоположностью Лидии, чья осторожность довольно часто брала верх над эмоциями.

— После ужина, — ответил я. — Если силы останутся.

Силы нашлись. После тарелки горячего рагу и бокала вина усталость немного отступила. Мы собрались в большом холле, где я затопил камин. Лидия устроилась с книгой в кресле, делая вид, что происходящее ее не касается, но я видел, как она время от времени бросает быстрые взгляды поверх страниц.

— Готова? — спросил я Алису.