Перековка судьбы (СИ) - Колючий Александр

Я смотрел на эти монеты. Это было немного. Но это было доказательство. Доказательство того, что мои знания — это реальный, ценный актив. Актив, который может приносить не только оружие для защиты, но и еду и уважение.

Впервые за всё время в этом мире я почувствовал себя не просто выживающим. Я почувствовал себя по-настоящему полезным. И это чувство оказалось на удивление приятным.

**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.

Глава 22

Успех — приятная, но коварная штука. После того как я починил шестерню для мельника Фёдора, я впервые за всё время своего пребывания в этом мире почувствовал себя не просто выживающим, а по-настоящему полезным. Я получил не только мешок муки и несколько серебряных монет, но и бесценный обломок жернова — идеальный материал для точильного круга. Я провёл целый день в кузнице, с азартом работая над камнем, приводя его в удобную для работы форму. Я был полностью поглощён очередной инженерной задачей, и на какое-то время почти забыл о нависшей надо мной угрозе поединка.

Я был почти счастлив. И, как это обычно бывает, именно в этот момент реальность решила нанести визит.

— Господин, к вам пришли, — голос Тихона, донёсшийся из дверного проёма, был полон удивления.

Я оторвался от работы. Ко мне? Сюда никто никогда не приходил. Я вышел во двор, вытирая каменную пыль с рук, и замер.

У ворот стояла Алёна, дочь мельника. Она была одна. В руках она держала небольшой узелок из чистой ткани. Увидев меня, она немного смутилась, но не ушла. В её глазах не было ни страха, ни презрения. Только всё то же спокойное, ясное любопытство.

Она подошла ближе и протянула мне узелок. Я машинально его взял. От него пахло тёплым хлебом и мёдом.

— Это вам от отца, — тихо сказала она. — Он велел ещё раз поблагодарить. Мельница работает лучше, чем новая, без скрипа и стука.

— Передай ему мою благодарность, — ответил я, смущённый этим неожиданным подарком. — Камень, который он дал, — настоящее сокровище.

Я чувствовал, что хлеб и мёд — это лишь предлог. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, и явно собиралась с духом, чтобы сказать что-то ещё. Наконец, она набрала в грудь воздуха.

— Я… я хотела бы задать вам несколько вопросов, боярич. Если можно. Только не здесь. Может, пройдёмся к ручью?

Мой внутренний датчик опасности мгновенно перешёл из зелёной зоны в жёлтую. Этот разговор был явно не о погоде. Отказаться — значило вызвать ещё больше подозрений.

— Хорошо, — кивнул я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более безразлично. — Пойдём.

Мы шли по тропинке вдоль ручья, который весело журчал по камням, совершенно не обращая внимания на наше напряжённое молчание. Я ждал. Я понятия не имел, о чём она хочет говорить, но чувствовал, что этот разговор будет похож на ходьбу по минному полю.

Алёна начала не с главного. Она начала издалека, с фактов. С наблюдений.

— Мой отец — хороший мельник, — сказала она, не глядя на меня, а смотря на воду. — Он знает камень и дерево. Но он сказал, что-то, как вы починили шестерню, — не похоже на работу обычного кузнеца. Вы не просто соединили детали. Вы сделали их лучше, чем были. Он сказал, что вы будто бы понимаете «болезни» металла. Откуда у вас такие знания?

Я напрягся. Пришло время для моей стандартной, проверенной легенды.

— Я не знаю, Алёна, — ответил я, стараясь придать голосу нотку усталой растерянности. — После той хвори… у меня в голове будто что-то прояснилось. Я просто… смотрю на вещь и понимаю, как она должна работать. Как будто вспоминаю то, чего никогда не знал.

Она не ответила. Мы прошли ещё несколько шагов в тишине.

— И глина, — продолжила она, словно не услышав моего ответа. — Все в деревне берут красную глину у берега. А вы копали глубже, искали именно серую. Гончар Семён сказал моему отцу, что вы принесли ему не просто глину, а «гончарное масло», и что он такой чистоты сто лет не видел. И что вы починили его старое зубило так, как не смог бы ни один мастер в столице. Откуда вы знали, где копать? И как обращаться со сталью?

Моя легенда начинала давать сбой. Одно дело — интуитивно починить шестерню. Другое — обладать фундаментальными знаниями в геологии и металлургии.

— Это… тоже пришло само, — мой голос звучал уже не так уверенно. — Я просто почувствовал, что та глина — другая.

Она резко остановилась и повернулась ко мне. Её серьёзные, проницательные глаза смотрели мне прямо в душу.

— Это не просто воспоминания, боярич Всеволод. Я видела вас.

Эта простая фраза заставила моё сердце пропустить удар.

«Чёрт».

— Несколько ночей назад, — продолжала она ровным, тихим голосом, — я ходила за водой до рассвета. Я видела, как вы тренируетесь у себя во дворе. Это был не танец больного мальчика, который едва стоит на ногах. Это было что-то другое. Быстрое, точное, смертоносное. И меч… он не похож ни на один другой. Он светился в лунном свете, как серебро.

Она сделала шаг ближе.

— Люди в деревне смеются над вами или жалеют вас. Они видят только то, что хотят видеть. А я вижу, что вы — не тот, за кого себя выдаёте. Вы не похожи на прежнего Всеволода, которого я помню. Тот боялся собственной тени. А вы… вы не боитесь ничего. Кто вы такой на самом деле? Что с вами произошло во время той болезни?

Это был прямой удар. Шах и мат. Моя легенда про «амнезию после хвори» трещала по швам. Я был загнан в угол.

«Чёрт. Она видела. Единственная переменная, которую я не учёл. Любопытная деревенская девчонка. Что говорить? Правду? „Привет, я инженер-металлург из XXI века, заброшенный сюда в результате неудачного эксперимента, и теперь пытаюсь не умереть в вашем прекрасном средневековье“? Она решит, что я демон, и с криками побежит за деревенским священником, который, скорее всего, предложит лечить меня огнём. Врать? Она уже не верит. Она слишком умна и наблюдательна».

Нужно было импровизировать. Создавать новую, более сложную версию легенды. Полуправду, которая объяснит несоответствия, но не раскроет моей истинной, невозможной сути.

Я отвернулся, посмотрел на текущую воду, изображая глубокую внутреннюю борьбу. Я провёл рукой по лицу, придавая своему голосу тихие, глухие нотки.

— Ты права, Алёна, — сказал я, не глядя на неё. — Ты видишь больше, чем другие.

Я сделал паузу, давая своим словам набрать вес.

— Тот Всеволод, которого все знали… я думаю, он и правда умер во время той лихорадки. Его слабое тело не выдержало.

Я посмотрел на её ошеломлённое лицо.

— А когда я очнулся… проснулся не только я. Во мне проснулось что-то ещё. Память моего рода. Дух моего деда, Волкона-Молотобойца, который был великим мастером. Я не знаю, как это объяснить. Это не мои воспоминания. Это его. Я просто… знаю. Я знаю, как должен вести себя металл, как должен течь огонь. Я вижу мир его глазами. Это его знания помогают мне чинить механизмы и ковать сталь.

Я снова посмотрел на воду.

— А тот «танец» с мечом… я просто пытаюсь научить это слабое тело тому, что помнит мой дух. Это… тяжёлая ноша. Быть собой и не собой одновременно.

Это была гениальная, как мне показалось, импровизация. Пугающая, мистическая, но она идеально укладывалась в рамки мировоззрения этого мира. Я не пришелец из другого мира. Я — одержимый духом великого предка. Это объясняло всё: и мои внезапные знания, и перемену в характере, и странные тренировки.

Алёна молчала. Она была ошеломлена. Эта правда была страшнее и удивительнее всего, что она могла себе представить. Она смотрела на меня с новой смесью страха, восхищения и… сочувствия. Она поняла, что коснулась очень глубокой и опасной тайны.

— Я… я никому не скажу, — наконец прошептала она.

Мы стояли в неловком молчании. Я сохранил свою легенду, но заплатил за это, впустив в свою тайну постороннего. Я приобрёл первого и, возможно, единственного человека, который знал, что я — не тот, кем кажусь. Наши отношения вышли на совершенно новый уровень.