Воздух в зале застывает. Даже пылинки перестают кружить в луче света. Я чувствую, как спина императора за троном выпрямляется еще больше. Он молчит. Слишком долго молчит. Этот молчание страшнее любого крика.
— Ты не посмеешь, — наконец говорит он. Но это уже не уверенность правителя. Это азартная ставка проигрывающего игрока.
— Уже посмел — перейти на «ты», а ваше величие этого даже не заметило, — парирует Рублевский. — Копии находятся у верных людей. Если со мной что-то случится, или если я не вернусь домой к полнолунию, они станут достоянием всех великих домов империи. Твой трон затрещит по швам.
И вот тогда происходит что-то ужасное. Мой отец-император… сдается. Не полностью, нет. Он отступает, чтобы перегруппироваться. И он предлагает сделку.
— Мальчик… Мирослав, — произносит он мое имя, и оно звучит как чуждое, как клеймо. — Он проходит испытания. В нем есть… потенциал.
— Мне плевать на его потенциал! — шипит Рублевский. — Он мой сын!
— Но он воспитан как мой! — внезапно взрывается император. — И он останется здесь. Он — ключ. Ключ к стабильности. Но… я могу предложить тебе удовлетворение.
«Удовлетворение». Слово висит в воздухе, тяжелое и зловещее.
— Какое? — недоверчиво бросает князь.
— Через три дня — финальное испытание. Оба мальчика, Мирослав и мой кровный сын Дмитрий, продемонстрируют свою природу. Если Мирослав окажется тем, кем я считаю… он останется. Он станет наследником. Но если он провалится… если в нем нет той силы, что мне нужна…
Император делает паузу, и я замираю, предчувствуя нечто чудовищное.
— … тогда он — всего лишь самозванец. Помесь, недостойная трона. И в таком случае… я передам его тебе. Ты получишь право забрать его. И поступить с ним… как сочтешь нужным. Лично. Я закрою глаза даже, если ты решишь сбросить его со скалы с его матушкой. А ее, кстати, я обещаю разыскать и привести в твое княжество при любом раскладе.
Мир сужается до щели в портьере. «Право забрать». «Поступить как сочтешь нужным». «Лично».
Слова жужжат в моей голове, как осы. Я не до конца понимаю, но я чувствую. Чувствую леденящий холод, исходящий от этого незнакомца, которого называют моим отцом. И я чувствую безразличие, холодное, как мрамор, исходящее от императора.
Они торгуются за мою жизнь. Как за мешок зерна или породистого щенка.
Еще и матушку мою вздумали тронуть, твари! Я им не позволю этого сделать. Если с ее головы слетит хоть один волосок, они мне за это ответят!
Князь Рублевский медленно выдыхает.
— «Как сочту нужным»? — он переспрашивает, в его голосе слышится что-то ужасное, какое-то мрачное удовлетворение. — Ты отдаешь мне право казни.
— Я отдаю тебе право вершить правосудие над тем, кто был представлен тебе как мертвый, — поправляет его император. — Согласен?
Мой настоящий отец смотрит на того, кто хочет называться моим отцем. Долгий, тяжелый взгляд.
— Согласен, — наконец говорит он. — Но знай, император… если ты снова попытаешься меня обмануть, я сожгу твою империю дотла. Начиная с трона. Сожгу в переносном смысле, обнародовав весь компромат…
Он разворачивается и уходит, не дожидаясь ответа. Его шаги гулко отдаются под сводами. Запах леса и железа постепенно выветривается, оставляя после себя только все кислый привкус в моем ротике — кажется, я срыгнул утренней порцией молочка.
Я сижу за портьерой, не двигаясь. У меня во рту пересохло. Я сжимаю медвежонка так, что вот-вот лопнут швы. Три дня. У меня есть три дня, чтобы пройти испытание. Чтобы доказать, что я не «пустой». Чтобы доказать, что я достоин.
Иначе этот человек с ледяным голосом… этот князь Рублевский… мой отец… заберет меня. И поступит со мной «как сочтет нужным».
Ха! Разбежались! Я не буду ставкой в игре. Я выживу и покажу всем, кто тут главнее князей и императоров вместе взятых. И не дам мою матушку в обиду. Нужно срочно разыскать Мстислава. Этого гудящего призрака.
— Остап, — зовёт император и звенит в колокольчик. И Остап через секунду появляется в тронном зале.
— Ты слышал, что тут только что происходило.
— Нет, — отвечает Остап бледнее. — Простите ваше царско-императорское величие. У меня сегодня шум и нам в животе, я что-то не то съел, похоже, сегодня на завтрак, когда пробовал ваши блюда. Мне пришлось провести время в уборной. Все блюда было велено переделать.
— Что ж, тот, кто планировал тебя отравить, спас тебе жизнь.
— Простите, но я не понимаю, — тихо проблеял Остап.
— Куда тебе… Слушай мой приказ — малыша вернуть в его покои. Коронацию перенести на три дня, минимум. А там возможно и не будет никакой коронации.
— Принял, — отвечает Остап и немного выдыхает воздух, подсдувчшись, словно воздушный шарик. Он идет по мне, практически сверкая от осознания того, что император не наказал его за отсутствие в зале в тот момент, а точнее, в тот день, когда планировалась коронация его наследника. И к тому же, дает ему сейчас совсем плевое поручение.
— Второе. Накрыть мне на стол, как обычно попробовав все блюда.
— Будет сделано, ваше величие.
— И третье. После моего завтрака, всех стражников, что были сейчас в этот зале — собрать. Мы поедем с ними на охоту. Я охотник — они дичь. Выживет только один человек — я — император.
Воздух в тронном зале дворца становится густым, как кисель. Им трудно дышать.
Похоже кто-то из стражников пустил от страха шепотуна. Каждый вдох обжигает горло тревогой. Я читаю мысли стражников и чувствую их страх. Страх зверька, загнанного в угол. Зверушки, на которую наставили ружью. В нашем случае — скунса. Каждый из стражников понимает, что сегодня — последний день их жизни. Император не пощадит никого. И все это то, что они стали невольными слушателями угроз князя Рублевского. Компромата, который не должен покинуть стен дворца…
— Но, — неожиданно продолжил император. — Я император какой?
— Милостивый, — осмелился ответить один из стражников, лицо которого осунулось от страха.
— Верно. Поэтому перед охотой, перед вашей героической гибелью, я позволю позавтракать вам всем за моим столом. Отведать каждое из блюд, чтобы убедиться, что ни одно на этот раз не отравлено. И почувствовать вкус жизни перед неминуемой, но героической кончиной.
— Спасибо, ваше царско-императорское величие, — отозвался тот стражник. Он явно ожидал какой-то более милостивый ответ.
Теперь последние надежды стражников развеялись в воздухе вместе с неприятным запахом. Каждый из них знал, как император любит «охоту на живца». И также то, что никому не разу не удавалось выжить во время этой кровавой охоты на «живое мясо».
