Проклятый Лекарь. Том 5 (СИ) - Молотов Виктор

Я прокашлялся:

— Барон, мне нужно сообщить вам важную информацию о результатах операции.

— Результатах? — он нахмурился. — Но доктор Ильюшин сказал, что все прошло отлично! Осколок удален, кровотечения не было, швы наложены идеально!

Глава 17

Я выразительно посмотрел на Долгорукова, медленно произнося каждое слово:

— К сожалению, при извлечении осколка был задет важный нерв. Спинномозговой нерв в области поясницы. Вы парализованы ниже пояса.

Долгоруков моргнул. Потом еще раз. В его глазах мелькнуло понимание моего намека. Что перед дамами необходимо соврать.

— Пара… парализован? — переспросил он дрожащим голосом.

— Полностью. Ноги больше не будут двигаться. Никогда.

— О нет! — барон схватился за одеяло. — Я… я не чувствую ног! Совсем не чувствую! Они как деревянные!

Он попытался пошевелить ногами под одеялом. Естественно, ноги прекрасно двигались — никакого паралича не было — но он старательно держал их неподвижными.

— Это кошмар! — простонал он. — Я калека! Инвалид!

Неплохая игра. Почти поверил бы, если бы не видел, как дергается мышца на бедре от усилия держать ногу неподвижной.

— Миша, не отчаивайся! — графиня взяла его за руку. — Я буду заботиться о тебе!

— И я! — княжна схватила вторую руку. — Мы обе будем!

— И это еще не все плохие новости, — добавил я, наслаждаясь моментом. — Ваш мужской орган тоже пострадал.

Долгоруков покраснел:

— Мой… что?

— Половой член, барон. Он больше не функционирует. Полная эректильная дисфункция на фоне повреждения нервных окончаний.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что вы импотент. Навсегда.

— НЕТ! — барон закрыл лицо руками. — Это невозможно! Я же молодой! Мне всего ничего!

— Возраст тут ни при чем. Нервы повреждены необратимо.

— Значит, никакого секса? — уточнил он сквозь пальцы.

— Никакого.

— И детей?

— Тоже никаких. Сперматогенез нарушен полностью.

Барон простонал:

— Лучше бы я умер на операционном столе!

— Не говори так! — воскликнула графиня. — Главное — ты жив!

— Да, жив! — поддержала княжна. — Остальное неважно!

Долгоруков опустил руки и посмотрел на них с изумлением:

— Неважно? Я парализованный импотент, а вы говорите — неважно?

— Любовь выше физических немощей! — заявила графиня.

— Духовная близость важнее телесной! — добавила княжна.

Либо они обе сошли с ума от любви, либо тут что-то другое. Может, одна из них знает, что паралич — фикция? Но откуда догадывается?

Я взял со стола медицинскую карту барона Долгорукова. Раскрыл на последней записи и углубился в изучение хирургического протокола.

«Операция: удаление инородных тел из мягких тканей спины. Хирург: Ильюшин А. В. бал-бал-бла…. бла- бла-бла… успешно…. бла-бла-бла…. Осложнений не наблюдается.»

Прекрасная работа, доктор Ильюшин. Чистая, аккуратная, профессиональная. Никаких поврежденных нервов, никакого паралича, никакой импотенции. Барон будет скакать как молодой жеребец через неделю максимум.

Я закрыл папку и повернулся к Долгорукову, который лежал на кровати с выражением христианского мученика времен Нерона.

Графиня Воронцова сидела справа от него, держа его руку обеими ладонями и периодически прикладывая ее к своей щеке. Княжна Оболенская устроилась слева и поглаживала его вторую руку, время от времени целуя пальцы.

Бедняга выглядит как приговоренный к казни. Еще час такой заботы, и он взмолится о настоящем параличе.

— Вот и прекрасно, — я улыбнулся. — Значит, все вопросы решены. Теперь, дамы, ваша главная задача — обеспечить барону полный покой и неподвижность. Любое резкое движение может усугубить повреждение нервов.

— Мы проследим! — заверила графиня.

— Он даже пальцем не пошевелит без разрешения! — добавила княжна.

— Отлично. И не забывайте о пролежнях. Это некроз мягких тканей от длительного сдавления. Начинается с покраснения кожи, потом образуется язва, потом гангрена. Особенно опасны пролежни в области крестца и пяток.

— Гангрена⁈ — барон попытался приподняться, но дамы прижали его к кровати.

— Не двигайся, милый! — воскликнула графиня.

— Лежи спокойно, родной! — вторила княжна.

— И еще важный момент, — продолжил я, наслаждаясь паникой в глазах барона. — Массаж ягодичных мышц. Обязательно каждые четыре часа. Глубокий, интенсивный массаж для улучшения кровообращения.

— Массаж… ягодиц? — барон покраснел.

— Именно. Седалищные мышцы особенно подвержены атрофии при параличе. Без массажа они превратятся в желе за месяц.

— Я буду делать массаж! — воскликнула графиня.

— Нет, я! У меня сертификат о прохождении курсов! — возразила княжна.

— Можете по очереди, — великодушно разрешил я. — Главное — регулярность и тщательность.

Долгоруков закрыл глаза и, кажется, начал беззвучно молиться.

Молись, молись, авантюрист. Это тебе наука — не играй с чувствами женщин. Особенно если их десять штук одновременно.

— Ну что ж, я оставляю вас, — я направился к двери. — Барон в надежных, заботливых руках. Дамы, если что-то понадобится — зовите медсестру. Она покажет, как правильно переворачивать парализованного пациента. Её, кстати, тоже надо предупредить о нашем небольшом розыгрыше.

— Мы справимся! — заверили обе хором.

Я вышел из палаты, закрыв за собой дверь. Через секунду услышал приглушенный стон барона и успокаивающее воркование дам.

Отличный урок получился. Посмотрим, сколько он продержится. Ставлю на три дня максимум. Потом либо «чудесно исцелится», либо сбежит через окно.

Я направился в палату номер двенадцать, размышляя о предстоящей встрече.

Кирилл Красников. Самый загадочный мой пациент. Я запустил его сердце дефибриллятором, но он впал в кому. Две недели лежал овощем. А потом я влил в него приличную порцию Живы. И он очнулся. Но с полностью стертой памятью.

В прошлый раз нам удалось выяснить, что он работал программистом, и на этом — всё.

Амнезия — это не самое интересное. Интересно другое — его организм не просто принял чужую Живу, но и начал ее генерировать самостоятельно. Это невозможно с точки зрения некромантии. Но факт остается фактом.

Палата встретила меня уютом и оживлением. В отличие от стандартных больничных комнат с их казенными стенами и запахом хлорки, здесь чувствовалась жизнь.

На подоконнике выстроились горшки с цветами — фиалки, герань, даже маленький фикус.

Медсестры притащили из дома, жалея симпатичного пациента без памяти? На стенах висели самодельные плакаты с пожеланиями выздоровления, детские рисунки — это постарались пациенты из соседних палат.

На тумбочке громоздилась стопка книг — от детективов до философских трактатов. Рядом — портативный радиоприемник и блокнот с ручкой.

Сам Кирилл сидел на кровати по-турецки и играл в карты с медсестрой Машей. Судя по кучке мелочи возле Маши и почти пустому месту возле Кирилла, проигрывал он.

— Двадцать одно! — с триумфом воскликнула Маша, выкладывая карты.

— Опять? — Кирилл рассмеялся. — Маша, вы же жульничаете!

— Ничего подобного! — она покраснела от возмущения. — Просто вы плохо блефуете!

— Плохо блефую? Да я вообще не помню, умел ли блефовать раньше!

Использует амнезию как преимущество. Умный ход. «Я не помню» — универсальная отговорка.

— Опять развлекаете медперсонал? — спросил я, входя в палату.

— Доктор Пирогов! — Кирилл мгновенно оживился. — Я не развлекаю, я реабилитируюсь! Карточные игры развивают память и мышление!

— Особенно игра на деньги?

— Это не деньги, это фишки! — Маша торопливо сгребла мелочь в карман. — Мы просто… для интереса!

— Конечно-конечно, — я усмехнулся. — Маша, вас наверное ждут другие пациенты?

— Ой, точно! — она вскочила. — Лекарства разносить пора! Кирилл, партию доиграем вечером!

— Обязательно, — он подмигнул ей. — И я отыграюсь!