Навола - Бачигалупи Паоло

Должно быть, я услышал шаги, потому что обернулся прежде, чем мужчина откашлялся. Я уже смотрел на него, когда отец и посол наконец заметили его появление. Мне следовало испугаться, но озаренный лампами человек не был убийцей (хотя Каззетта не одобрил бы, что я столь быстро откинул такую возможность). Он носил тонкий лен и шелк и стоял очень прямо. Его темные глаза светились проницательностью. В бороде и усах виднелись седые пряди, но морщин на коже было немного. В нем чувствовались невероятная жизненная сила и характер, и я, увидев его, сразу понял, что нам предстояла встреча именно с ним.

На самом деле эта встреча была единственной причиной, по которой мы пришли на праздник.

Глава 19

–Патро Делламон, — сказал отец и подошел обнять его. — Да пребудет с вами свет Амо.

Мне было знакомо это имя. Я слышал, как отец обсуждал его с Каззеттой. Новый первый министр Мераи, граф Делламон.

— Скользкий и умный, — доложил Каззетта, вернувшись из своего очередного таинственного путешествия. — Почти наволанец.

— И поддерживает нашего нового парла, — заметил отец.

Каззетта состроил кислую мину.

— По крайней мере, пока лев не решит, что пришла пора съесть павлина.

Его угрюмость имела под собой основание. В Красном городе царил хаос. Старый парл упал с лошади, скорее всего, не случайно, и так сильно ударился головой, что не выкарабкался. Несколько дней он пролежал в лихорадке и умер, оставив кольцо парла сыну. Однако Руле Домино Руле был ненамного старше меня, и переход власти не прошел гладко. Лишь когда Делламон оказал юному парлу поддержку в виде своих войск и влияния, сумятица утихла.

Стоявший перед нами мужчина производил грозное впечатление. Стройный, мускулистый и загорелый, явно человек лошадей, мечей и войн. Нос был когда-то сломан и криво сросся. Губу пересекал шрам от раны, похоже, зашитой наспех, словно это делали на поле битвы, а не под присмотром опытного врача. Однако Делламон не был уродлив. Если не считать его глаз. Синих и неприятных. Не улыбавшихся, даже когда улыбались губы. Синий цвет напомнил мне глаза вустхольцев, и я подумал, не течет ли в жилах этого человека вустхольтская кровь. Острые зубы Чьелофриго протянулись вдоль северной границы Мераи, и в старые времена вустхольцы устраивали набеги через летние горные перевалы, угоняя скот, забирая золото и оставляя свое семя в чревах мерайских женщин.

Делламон небрежно облокотился о перила балкона.

— Патро Регулаи. — Он кивнул мне. — Вместе с сыном. Мои поздравления в честь грядущего дня имени, Давико. Вступление — великое событие в жизни молодого человека.

Я склонил голову, стараясь выказать не больше уважения, чем выказал отец. Делламон фыркнул, словно его позабавило, что я скопировал отца. Он не оскорбился — скорее счел меня слишком мелким для оскорбления или опасения, вроде миноги перед бритвожаберкой, — а потом обратился к отцу.

— Я благодарен вам за осмотрительность, — сказал он. — Знаю, неудобно встречаться таким образом, но, как вы понимаете, мое присутствие необходимо скрыть от любопытных глаз. Если слухи выльются на улицу, это не пойдет на пользу моему парлу.

Отец отмахнулся, словно эта любезность ничего не значила.

— В любом случае мы сядем за доску. Наш разговор не предназначен для уличных ушей.

Пока отец говорил, я заметил, что посол тихо скрылся за дверью. Мы остались в одиночестве.

— Итак, Чичек, дядя Руле, — сказал отец. — Он вас тревожит.

— Посол предупреждал, что у Банка Регулаи мелкая сеть.

— Он преувеличивает.

— Вовсе нет. У Регулаи есть уши в приемных залах и носы в тавернах, пальцы на кухнях и языки в ушах куртизанок. По всему Крючку и даже за его пределами. Так он сказал.

Отец рассмеялся:

— Что ж. Банк без информации очень быстро становится банком без золота.

— Это отсылка к Виттиусу?

— Это слова моего деда.

— А похоже на Виттиуса.

Отец наклонил голову, не соглашаясь и не противореча.

— Виттиус любил шпионов, — сказал Делламон. — Считал необходимым знать не только то, что ему говорили в лицо, но и то, что болтали в спальнях и тавернах. Будь у меня человек вроде вашего Каззетты, думаю, моего парла не удалось бы застать врасплох. С человеком вроде Каззетты нам было бы нечего бояться.

— Подозреваю, что вы не столь беззащитны.

— Я кое-что умею, но ваш Каззетта... Повелитель шпионов. Стилеттоторе. Посол говорит, что на улицах Наволы ходят слухи, будто он на самом деле голгоцца, связанный с самим Скуро, выбравшийся из Невидимых земель, чтобы сеять кровавый хаос среди живых.

— Каззетта талантлив, но он не голгоцца. Конечно же, мы следим за слухами, и иногда они полезны. Но это отнюдь не шпионаж. Мы не боррагезцы, которые платят людям за двойную игру. Это против нашего обычая.

— Я не хотел вас оскорбить.

— Вы не можете меня оскорбить.

— Я лишь хотел выразить уважение.

Отец пожал плечами, так, как это умеют делать только наволанцы. Жест человека, которому все равно, который внимательно вас слушает, который может уйти прочь, может (как любил говорить Мерио) украсть вашу жену, может угостить вас лучшим вином из своего подвала, может стать вашим самым близким другом или самым опасным врагом — в зависимости от того, что вы скажете дальше.

Между моим отцом и этим человеком шло состязание, едва уловимая охота за преимуществом. Каждый внешне сохранял спокойствие, однако участвовал в дуэли фаччиоскуро. Я покрылся гусиной кожей, когда оба мужчины оперлись локтями о перила и принялись изучать вид.

Молчание затянулось. Я слышал стук копыт далеко внизу. Крики человека с винным бурдюком, предлагавшего налить стаканчик. Детей, которые играли, дразнились, смеялись и таскали друг у друга сласти. Колокольчик священника, пытавшегося призвать их к созерцанию Амо.

Наконец первый министр нарушил тишину:

— Я лишь говорю, что вам известно, о чем я пришел просить.

Отец откинулся на перила, на которых лежали его локти, внешне расслабленный.

— В таком случае скажите это моему сыну. Он мой наследник и уже сидит за доской рядом со мной. Окажите ему честь.

Делламон с трудом скрыл раздражение. Было удивительно наблюдать, как отец играет с ним. Делламон не слишком изящно обратился ко мне, и стало ясно, что ситуация у него отчаянная. Раз он позволяет так давить на себя. Раз согласился вести переговоры с сыном, который еще не достиг совершеннолетия. Потрясающе, как много он нам открыл. Делламон не был наволанцем.

— Как и подозревает ваш отец, — начал Делламон, — Мераи досаждают отряды Чичека.

— Дяди Руле, — уточнил я. — Он хочет заполучить кольцо. Руле имеет право по рождению, зато Чичек обладает опытом. И его любят на севере Мераи.

— Вы информированы не хуже вашего отца. Действительно, он желает получить кольцо, и, хотя не имеет армии, чтобы осадить и взять Красный город, у него вполне достаточно солдат, чтобы поджигать поля, насиловать женщин, грабить и вырезать караваны. Общий ущерб вскоре будет столь велик, что в Мераи наступит голод. — Делламон поморщился. — Это грязное дело. Чичек создаст такой хаос, что люди утратят веру в Руле и попросятся в рабство к Чичеку, человеку, который и причинил им все эти страдания. — Он сплюнул вниз. — Это против Амо, против логики. И боюсь, уже весной этого негодяя будут приветствовать как освободителя.

— У него есть предлог, — заметил отец. — Он старше. И он член семьи.

— Фекка фескуло!47 У него черное сердце. Он всегда строил козни ради кольца. И теперь, когда его брата больше нет, он заберет кольцо у своего племянника.

Я сочувственно кивнул, но промолчал, сознавая, какое доверие оказал мне отец. Я молчал и ждал, как меня учили. Сейчас моя задача — слушать, пока собеседник не выскажет все, с чем пришел.

«Любите музыку не собственного голоса, — когда-то наставлял меня Мерио, — а голоса вашего оппонента. Ждите. Слушайте».