Навола - Бачигалупи Паоло

«А потом, — добавлял Каззетта, — подождите еще немного. Натягивайте тишину, как тетиву охотничьего лука. Натягивайте, пока она не запоет с таким отчаянием, будто вот-вот лопнет, и пусть она дрожит от невыносимого желания разрешиться. Полюбите это молчание, ведь оно ваш друг. Если будете терпеливы, если будете ждать, лживый человек раскроет себя в этом молчании».

Мерио соглашался. «Он поспешит заполнить это молчание, потому что будет не в силах вынести эхо лжи в своем разуме».

«Он начнет оправдываться, — говорил Каззетта. — Начнет лепетать. Станет объяснять. Раскроет свое истинное лицо. Фаччиоверо, фаччиочьяро».

«Нужно лишь подождать», — говорил Мерио.

Но сейчас, к моему недовольству, Делламон тоже ждал.

Я ждал.

Он ждал.

Я посмотрел вверх, на звезды. Рядом мой отец ничем не выдавал своего присутствия. Уголком глаза я едва различал его темную фигуру. Он наблюдал за нами. Наблюдал за мной. Молчание длилось.

Это проверка, осознал я. Скорее всего, следствие моего успеха — несколько недель назад я одолел торговца керамикой из Паньянополя. В случае с Пакасом я обладал информацией, которая давала мне преимущество. Конечно же, отец в своей бесконечной хитрости придумал для меня новый экзамен, и теперь я ничего не знаю, у меня нет никаких преимуществ.

Я испытал прилив неприязни к отцу за то, что он впутал меня в свою сеть, швырнул в пасть этому Делламону, который со всей его учтивостью кажется таким же опасным, как Аган Хан с мечом. Еще больше меня злила уверенность, что отец не станет извиняться. Такова его манера, это заложено в его природу, как в природу волка заложено проверять, не отперты ли двери овчарни. Девоначи ди Регулаи никогда не доверял. Вместо этого он проверял. Снова, и снова, и снова.

И все-таки Делламон переждал меня. Я пришел на праздник, а оказался за доской.

Я устал от испытаний. Устал барахтаться в чужих сетях. Я не карта, которую отец может разыгрывать, как пожелает. У меня есть собственные желания.

Я повернулся к Делламону:

— И чего вы хотите?

При этих словах отец напрягся, и это было настолько близко к крику, насколько я когда-либо чувствовал от него за доской. Моя досада лишь выросла. Я не просил, чтобы меня проверяли. Не просил, чтобы швыряли в переговоры без подготовки. Я не желал стоять здесь и играть в фаччиоскуро. Будь проклят отец и его игры. Но по крайней мере, Делламон ответил:

— Нам нужно нанять компаньи милити, чтобы убрать Чичека. Не меньше тысячи солдат.

— Тысяча? — Я почувствовал почву под ногами. — И вы хотите, чтобы Банка Регулаи ссудил вам необходимые средства.

— Разве я не стою перед вами и не прошу?

Я чувствовал, что отец недоволен, но мне было все равно.

— Будем откровенны. Сколько вам нужно?

— Тридцать тысяч нависоли.

Колоссальная сумма. Я ощущал, что отец испытывает сильнейшее желание перехватить разговор, вернуть в свои руки то, что столь небрежно мне бросил. Он походил на свернувшегося аспида, корчащегося от сдерживаемых эмоций, от желания нанести удар. Но по какой цели? И что за удар? И волновало ли меня это? Я почти радовался его беспокойству.

— Какие гарантии? — спросил я.

— Слово парла.

— Парл. — Я оставил этот титул висеть в воздухе, надеясь спровоцировать Делламона, но тот лишь кивнул. — Парл, — сказал я, — носит свое кольцо всего лишь три месяца. И у него уже проблемы со всех сторон. А кроме того, мерайцы прежде брали деньги у Банка Регулаи под обязательства Аветтона. Руле намерен сдержать слово отца?

— С вашей поддержкой Руле будет носить кольцо много десятилетий — и сдержит все обязательства своей семьи.

Я попытался вспомнить все, что знал про Мераи. Как гарантировать ссуду осажденному парлу? Все равно что выбивать долги из скипианцев. Положение Руле действительно опасное, и он едва ли способен вернуть уже взятые кредиты. Как гарантировать?..

— Думаю, мы должны...

Я умолк. Я сомневался. Я знал, что нельзя ничего делать под принуждением. Только в выбранное мной время и на моих условиях. Быть может, таков и был урок: не позволяй подталкивать себя... даже собственному отцу.

— Я обратился в Банка Регулаи исключительно из учтивости, — пошел в атаку Делламон. — Банка Серио давно ищут контактов с нами. Банка Кортеса. Архиномо Фурия.

Мне это совсем не понравилось. Особенно Фурия.

— Мне нужно немного времени, чтобы поразмыслить и проконсультироваться...

Отец откашлялся.

— В Чьелофриго есть медь. У Чичека там рудники.

Я почувствовал себя щенком, которого пинком отшвырнули прочь. Делламон замер. Посмотрел на отца, затем вновь на меня, и мне показалось, что я заметил удовлетворение.

— У него есть медь, — подтвердил Делламон.

Отец не церемонился.

— Именно так. Когда не станет Чичека, доходов от рудника хватит, чтобы оплатить наш заем — и стать его гарантией.

Теперь ощетинился первый министр:

— Это ценный рудник.

— Пока Чичек у власти, он недоступен. Потерян для вас в самом прямом смысле.

— Ди Регулаи — всего лишь первое семейство, к которому я обратился, — вспыльчиво заявил Делламон.

Отец пренебрежительно фыркнул:

— Фурия? Вы хотите сесть за доску с убийцей? Вам известно, какую плату она предпочитает.

— Будут предложения лучше, — упорствовал Делламон.

Отец покачал головой:

— За сколькими бы досками вы ни делили чай, столь же выгодного предложения вам не найти.

— Парлу не понравится идея лишиться рудников.

— У Руле нет рудников. Он слаб. Мераи слаба. Перед смертью Аветтон тратил деньги безрассудно. Покупал тигров из Хура и слонов из Хуса. Содержал дорогих куртизанок для собственного удовольствия. Построил дворец для Марии Асколакаска и еще один — для Симон Турню. Нам обоим известно, как уязвим ваш юный парл; ему в наследство досталось нездоровое государство. И потому я открыто говорю, что выдача ему новых ссуд сопряжена со значительным риском. Он молод. Он не проверен. У него нет наследника. Его сила — исключительно в вашей верности. А какова она, ваша верность? Как бесконечные льды верхнего Чьелофриго или как весенние талые снега нижнего?

Делламон нахмурился:

— Вы, как собаки, хотите распотрошить наш труп.

— Но мы не приказывали старому Аветтону потратить деньги на женщин, груды мрамора и слонов, которых он не мог накормить.

— Однако всем известно, что вианомо говорят о банках. Банк обдерет тебя донага, заморит голодом твою семью, обглодает твои кости дочиста — а потом пожалуется, что из этих костей получилась скверная зубочистка, чтобы ковырять в зубах после пира. Банки всегда заявляют, что выдают кредит с риском для себя, и все же банковские сундуки всегда наполняются, а детские желудки остаются пустыми.

— Вы говорите, как тот безумный священник, Магаре.

— Сфай. Тот лживый скотоложец? — Делламон с отвращением фыркнул. — Аристократов он тоже не любит.

Отец рассмеялся, потом вновь стал серьезным.

— Я могу сделать только предложение в интересах Банка Регулаи. Но оно хотя бы не причинит вреда Мераи. Идите, садитесь за доску с другими, пейте их чай и слушайте, что они вам предложат. Однако предупреждаю: к кому бы вы ни обратились, они предложат вам лучшие условия на бумаге, но потребуют нанять компаньи милити из числа их друзей, поскольку их не будет заботить, выживете вы или погибнете; они всяко окажутся в выигрыше. Предложат Черную компанью Канинеро или компаньи Боррага Франчино — и эти армии выпустят из вас кровь так же эффективно, как мясник выпускает кровь из свиньи. Они будут затягивать войну, избегать решающих боев, будут маршировать туда-сюда по всей Мераи. Они будут потрясать копьями, и выкрикивать боевые кличи, и трахать ваших женщин, и квартироваться в ваших городах, и есть ваш хлеб, а потом снова маршировать, утверждая, что нуждаются в маневре. Времена года будут сменять друг друга, а наемники требовать больше денег. От Мераи останется только бескровная мумия, вроде тех, что находят в песках Зурома.