Лекарь Империи 4 (СИ) - Лиманский Александр

— Не нравится мне этот тип, — проворчал у меня в голове Фырк, когда мы остались одни после того, как Крылов, сославшись на срочные дела, выскользнул из ординаторской. — Слишком уж он слащавый. И аура у него лживая, как у барыги на рынке.

— Тебе вообще никто не нравится. Кроме меня, — мысленно напомнил я ему.

— Это да. Но этот особенно противный!

— Здесь я с тобой, пожалуй, полностью согласен.

Вечером мы с Вероникой гуляли по старинному городскому парку. Свежий воздух после душного больничного дня был свеж и прозрачен, а птицы, не обращая внимания на редких прохожих, заливались такими сложными трелями, словно соревновались в вокальном мастерстве перед невидимым жюри.

— Рассказывай, как прошел твой первый день после возвращения? — Вероника взяла меня под руку, и ее пальцы уютно переплелись с моими.

— Спас одного пациента от неминуемой микседематозной комы, вдребезги разругался с половиной терапевтического отделения, получил завуалированное предупреждение о слежке от главврача… В общем, обычный, ничем не примечательный день, — я пожал плечами.

— Ты невозможный! — она рассмеялась, и этот смех, звонкий и искренний, показался мне лучшей музыкой на свете. — Только ты можешь говорить о спасении человеческой жизни и больничных интригах так, будто рассказываешь о походе за хлебом!

Мы дошли до небольшого ресторанчика на берегу пруда. Уютное место с открытой террасой, нависающей прямо над темной, подернутой рябью водой, и тихой, ненавязчивой музыкой.

— Мадам, — я с максимально галантным видом отодвинул для нее плетеный стул.

— Мсье, — она присела в игривом реверансе, и ее глаза смеялись.

Ужин прошел в легкой, почти безмятежной атмосфере.

Вероника, как всегда, блистала, рассказывая забавные и трагические истории из отделения скорой помощи, где каждый день был похож на театр абсурда.

Я, в свою очередь, делился впечатлениями от владимирской поездки — разумеется, опуская все детали, связанные с гильдейскими заговорами, и делая упор на роскошь отеля и чудачества Артема.

Дома страсть накрыла нас уже в прихожей, едва за нами захлопнулась входная дверь. Три дня разлуки, наполненные тревогой и напряжением, требовали выхода. Поцелуи, жадные и глубокие. Объятия, сильные, почти отчаянные. Срываемая на ходу одежда, летящая на пол…

В этот момент не было ни Гильдии, ни Крылова, ни умирающих пациентов. Была только она. Ее запах, ее вкус, тепло ее кожи. И этого было более чем достаточно.

Ночь обещала быть жаркой.

Следующим утром я пришел в ординаторскую раньше всех. Ночная страсть смыла усталость прошедших дней, но голова уже работала в привычном, аналитическом режиме.

Нужно было спокойно проверить операционный план на сегодня, еще раз просмотреть истории болезни пациентов, которых я вел до отъезда.

— Доброе утро! — Алина Борисова буквально влетела в комнату, энергичная и собранная. — О, Разумовский уже здесь! Решил отработать за все прогулы?

Следом за ней, как всегда неторопливо и основательно, вошел Величко:

— Привет, Илья! Рад тебя видеть!

Затем ввалился Фролов, зевающий во весь рот и отчаянно пытающийся пригладить свои растрепанные волосы. А за ним — Виктор Крылов.

Подтянутый, свежевыбритый, в идеально отглаженном белоснежном халате, он выглядел так, будто сошел с обложки медицинского журнала.

Показушник. Хирург должен быть не выглаженным, а выспавшимся и с ясной головой.

Последним, как и подобает главному режиссеру, появился Шаповалов. А за его спиной, нервно переминаясь с ноги на ногу, маячил… Славик.

— Так, внимание все! — завотделением окинул нас тяжелым взглядом. — Познакомьтесь. Вот этот усатый товарищ, который последние два дня вцепился в меня мертвой хваткой, как репей в собачий хвост. Вячеслав Муравьев — отныне пятый, внеконкурсный претендент на место под солнцем в нашем отделении!

— Пятый? — удивленно протянул Фролов. — Но, Игорь Степанович, мест же всего три!

— Именно! — Шаповалов хищно ухмыльнулся. — А это значит, что конкуренция становится еще интереснее! Кто по итогам ординатуры выступит хуже всех, будет переведен в санитарки и станет лично драить мой кабинет! Ха-ха! Шучу, конечно. А может, и нет. Но для нашего новичка я придумал особое, вступительное задание.

Он протянул ошарашенному терапевту толстую папку с историей болезни.

— Пациентка Вихлева из седьмой палаты. Изучи историю болезни, проведи осмотр и к обеду предоставь мне полный отчет: твой предполагаемый диагноз и план операции, которая, по-твоему, ей предстоит. Справишься — получишь шанс побороться за место. А чтобы тебе было веселее, — он обвел взглядом остальных, — устроим небольшое соревнование! Величко, Фролов, Борисова — вы получаете ту же задачу! Посмотрим, чьи мозги сегодня работают лучше — у опытных хомяков или у новичка из терапии!

— А я? — не выдержав, встрял Крылов. — Мне тоже участвовать?

— А вы, уважаемый, — Шаповалов повернулся к нему, и его голос стал ледяным, — пойдете в первичку!

— Но мы так не договаривались! Я Целитель третьего класса, хирург!

— Да мне глубоко плевать, о чем вы там со своей Гильдией договаривались! — рявкнул Шаповалов. — В моем отделении оперируют и работают МОИ лекари! А ты, насколько я помню, прислан на усиление больницы в период эпидемии? Вот и иди, усиливай! Занимайся «стекляшкой», раз уж ты такой высококлассный специалист! Шагом марш!

— Браво, начальник! — одобрительно прокомментировал у меня в голове Фырк. — Вот это я понимаю, поставил областного выскочку на место!

Блестяще. Он не просто поставил его на место. Он показал всем, и в первую очередь мне, что не потерпит никакого вмешательства извне. Мой шеф — не просто хирург, он — политик.

— А ты Разумовский, — Шаповалов резко повернулся ко мне, — чтобы даже близко к этой четверке не подходил! Никаких подсказок, советов и гениальных озарений! И вообще, сегодня весь день ассистируешь мне на всех операциях!

Ага. Чтобы я не смог помочь Славику. Хочет увидеть, на что тот способен сам, без моей поддержки. Честная игра. Что ж, посмотрим, на что способен наш усатый друг. Будет интересно.

Алина Борисова и Максим Фролов шли по больничному коридору в гнетущей тишине. Оба были взвинчены новостью о пятом, внеконкурсном претенденте.

— Мало мне было Разумовского, — наконец процедила Алина сквозь зубы, ее голос был похож на шипение. — Теперь еще этот усатый с терапии! Шаповалов совсем с ума сошел, тащит в отделение всякий сброд!

— Разумовский свое место заслужил, — неожиданно для самого себя возразил Фролов. — Он настоящий лекарь.

— Ах, теперь ты у нас за него? — она резко остановилась, сверля его холодным, яростным взглядом. — Защитник нашелся?

— Да, — Фролов набрался смелости, чувствуя, как внутри растет незнакомое ему чувство собственного достоинства. — После всего, что он для меня сделал…

— Я для тебя, между прочим, побольше сделала! — выплюнула она.

— А я для тебя нет? — он посмотрел ей прямо в глаза, и слова вырвались прежде, чем он успел подумать. — Вспомни того лаборанта Стасика! Если бы не я тогда…

Лицо Алины мгновенно окаменело. Ее реакция была молниеносной, как у змеи.

Она схватила его за рукав халата, с силой толкнула в темную, пахнущую хлоркой нишу за лестницей и прижала к холодной стене. Ее вторая рука, быстрая и безжалостная, опустилась ниже его пояса, пальцы сомкнулись на самом чувствительном месте, крепко сжимая.

— А-а-а! — из горла Фролова вырвался тонкий, унизительный писк. Боль была острой, слепящей.

— Ни слова. Про. Лаборанта. Стасика, — прорычала она ему прямо в лицо, и в ее глазах горел ледяной, безумный огонь. — Ты меня понял? Все прошло! Все всё забыли! И ты забудь, помощничек! Тебя это больше не касается! Понял?

Сжатие ее пальцев усилилось до невыносимой боли.

— П-понял!

— А то знаешь, что будет? — ее голос стал тихим, почти шепотом, отчего сделался еще страшнее. — Одним кандидатом на место в ординатуре станет меньше. И кое-кто станет санитаркой еще до выпускных экзаменов. Ты усек?