Лекарь Империи 4 (СИ) - Лиманский Александр

«Так, анамнез собран, — с удовлетворением подумал он. — Картина более-менее ясна. Классический холецистит. Сейчас посмотрю анализы и УЗИ, и все окончательно сложится.»

Он подошел к столу и взял в руки историю болезни.

Выйдя из палаты, Славик прижался к прохладной стене коридора и руками открыл историю болезни. Он пропустил анамнез, биографические данные, сразу перейдя к самому главному — к обследованиям.

Вот оно! Вклеенный в карту лист с заключением УЗИ. Он впился в него глазами. «Желчный пузырь увеличен… стенки утолщены до 7 мм… в просвете множественные гиперэхогенные включения…»

«Есть! — мысленно, почти беззвучно, взвыл он от восторга. — Вот они! Доказательства! Множественные конкременты! Камни! Острый калькулезный холецистит! Я сделал это! У меня на руках все, что нужно!»

Он еще не успел дочитать заключение до конца, как рядом раздался язвительный голос.

— Ну что, терапевт, разгадал наш хирургический ребус?

Он поднял голову. Перед ним, с пластиковой кружкой дымящегося кофе в руке, стояла Алина Борисова. За ее спиной, как тень, маячил Фролов.

— Разгадал, — буркнул Славик, инстинктивно прижимая папку к груди, словно защищая драгоценную добычу.

— Да неужели? — она сделала глоток. — И что же там, по-твоему? Несварение?

— Не твое дело!

— Ой, какие мы гордые! — Борисова сделала шаг ближе, и в этот момент «случайно» споткнулась, качнувшись вперед. — Максим, не толкайся, идиот!

Фролов, стоявший в полуметре от нее, в искреннем недоумении выпучил глаза. Он ее и пальцем не трогал.

Кофе полетел прямо на Славика.

Реакция, выработанная годами работы на скорой, где все происходит мгновенно, спасла его. Он инстинктивно, на долю секунды опережая летящую жидкость, рванул папку в сторону.

Горячий, липкий напиток плеснул ему на халат и на пол, но история болезни осталась абсолютно чистой.

— Ой, какая удача, что не на документы! — разочарованно, но тут же маскируя это под облегчение, выдохнула Борисова.

Ага! Вот он, твой план!

Хотела испортить ключевой документ! Но я оказался быстрее! Я разгадал твою примитивную, топорную уловку! Не вышло! Я тебя сделал!

Славик почувствовал прилив гордости. Он не просто поставил диагноз. Он защитил его. Он переиграл самого опасного конкурента.

— Ничего страшного, Алина, — сказал он с максимально снисходительной улыбкой. — С кем не бывает.

Он с победным видом обошел их и направился в ординаторскую, крепко прижимая к груди спасенные им доказательства.

Мы с Артемом двинулись по коридору к операционному блоку. Я достал свой планшет и открыл электронную карту пациента, которого нам предстояло вести.

— Олег Петрович Сидоров, тридцать пять лет, — читал я вслух основные данные, вводя в курс дела и себя, и Артема. — Диагноз при поступлении: инородное тело брюшной полости, инкапсулированный осколок.

— Да, интересный случай, — кивнул Артем, заглядывая мне через плечо. — Я утром его карту листал. Интересный случай. Лет десять назад — тяжелое ДТП. Рваная рана живота, зашивали в нашей же больнице. Тогда думали, что просто рану ушили, а оказалось…

— А оказалось, что в рану попал осколок автомобильного стекла, — сказал я, кивая и разглядывая КТ-снимки. — Он не рентгеноконтрастный, поэтому на том старом рентгене его и не увидели. Это не ошибка, это просто технические ограничения того времени.

Я пролистал историю дальше.

Классическая картина. Организм — идеальная машина. Не можешь избавиться от чужеродного объекта — изолируй.

Он инкапсулировал этот кусок стекла, окружил его плотной фиброзной капсулой, как в тюрьму посадил. И десять лет человек жил спокойно, даже не подозревая о бомбе замедленного действия внутри себя.

А теперь, по какой-то причине, эта капсула воспалилась, дала о себе знать.

— План операции стандартный, — продолжил Артем, уверенный в исходе. — Лапароскопия, находим капсулу, аккуратно ее вылущиваем, проверяем кишечник на герметичность, зашиваем. Для такого опытного хирурга, как Некрасов, — раз плюнуть.

Для Некрасова, может, и раз плюнуть, но что-то мне подсказывает, что легкой прогулки сегодня не будет. В хирургии не бывает «простых» случаев. Бывают только недообследованные пациенты и самоуверенные хирурги.

— Твоя паранойя не на пустом месте! — тут же поддержал меня Фырк, который, как всегда все и обо всех знал. — С Некрасовым никогда ничего просто не бывает! Я помню, как он однажды аппендицит удалял — так чуть пол кишечника не отрезал заодно! Еле спасли бедолагу!

В предоперационной нас встретил сам Владимир Семенович Некрасов.

Мужчина лет шестидесяти пяти, высокий, сухой, седой, с прямой, почти военной выправкой. Он стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел на нас из-под густых, насупленных бровей.

Взгляд у него был оценивающий, недовольный, как у генерала, инспектирующего нерадивых новобранцев.

— Так, — он окинул нас коротким, рубящим взглядом. — Анестезиолог Воронов, хорошо. А это кто?

Его вопрос, прямой и лишенный всякой вежливости, был адресован Артему, но взгляд был направлен на меня.

— Подмастерье Разумовский, — представился я сам, спокойно выдерживая его тяжелый взгляд. — Буду ассистировать и управлять лапароскопом.

— Подмастерье? — Некрасов скривился так, будто проглотил что-то кислое. — В мое время подмастерьев и близко к операционной не подпускали! Сначала три года учись узлы вязать и швы накладывать на свиных ногах!

Началось. Классический синдром старого хирурга. Все, что было «в его время» — хорошо, все новое — от лукавого.

— Сейчас немного другие времена, Владимир Семенович, — дипломатично заметил Артем, пытаясь сгладить острые углы.

— Вот именно что другие! — Некрасов повысил голос, и в нем зазвенел металл. — Раньше хирургия была искусством! Таинством! Мы руками все делали, на ощупь! Мы пропускали свою «Искру» через кончики пальцев, чувствовали каждый сосуд, каждую спайку, каждую аномалию! А теперь что? Камеры, мониторы, кнопочки! Вы больше не чувствуете пациента, вы смотрите на него через стекляшку, как на картинку! Скоро роботы за вас оперировать будут, а вы будете сидеть и кофе пить!

Он повернулся ко мне, и его глаза впились в меня, как два буравчика.

— Запомни, юноша. Настоящий хирург должен чувствовать ткани. Видеть не глазами, а кончиками пальцев! Вот я за свою жизнь провел больше пяти тысяч операций. И большинство из них — без всяких ваших новомодных примочек!

Искусство? Может быть.

Но с огромным процентом послеоперационных осложнений, о которых он тактично умалчивает. Технологии — это не замена рукам, а их многократное усиление. Но этому старому вояке этого уже не объяснить.

— Ага, и какой процент осложнений и летальности у тебя был, гений⁈ — ехидно прокомментировал у меня в голове Фырк. — Старый пень! Прогресс для него — личное оскорбление!

Фырк был прав. Операция предстояла не из легких.

Славик вошел в кабинет Шаповалова, чувствуя себя победителем. Он переиграл ее. Он защитил свой диагноз. Теперь оставалось только блестяще его доложить.

— Игорь Степанович, я готов.

— Слушаю, Муравьев.

— На основании жалоб пациентки, данных объективного осмотра и, самое главное, заключения УЗИ, — он с нажимом произнес последние слова, — я ставлю диагноз «Острый калькулезный холецистит».

— Хорошо, Муравьев. Диагноз принят, — Шаповалов кивнул, его лицо оставалось непроницаемым. — Ваша тактика лечения?

— Пациентку необходимо готовить к экстренной лапароскопической холецистэктомии, — уверенно, как по учебнику, отчеканил Славик. — А для предоперационной подготовки — немедленно начать стандартную антибиотикотерапию. Я бы назначил Цефтриаксон, два грамма внутривенно.

Шаповалов медленно поднял на него тяжелый, ничего не выражающий взгляд. В кабинете повисла пауза, такая густая и неприятная, что у Славика засосало под ложечкой.

— Игорь Степанович, позвольте уточнить, — раздался из угла спокойный, ледяной голос Алины Борисовой. — Ординатор Муравьев, видимо, в спешке, не очень внимательно изучил анамнез пациентки.