Дальний Рубеж (СИ) - Ступников Виктор

Выводы:

Действия Князя Прохорова, формально направленные на стабилизацию обстановки, по сути своей представляют собой создание автономного анклава с независимым ресурсным и силовым обеспечением. Используемая им риторика о «войне на земле» и «бездарных приказах из столицы» подрывает авторитет центральной власти. Инцидент с пленными свидетельствует о том, что регион стал ареной противостояния не только с мелкими мародерами, но и с серьезной силой, чьи связи и цели еще предстоит установить.

Рекомендации:

1. Вмешательство. Положение требует немедленного и решительного вмешательства центральной власти. Полномочия Князя Прохорова должны быть пересмотрены.

2. Проверка. Назначить в Прохоровский удел имперского управляющего с широкими полномочиями для наведения порядка в документации и на складах.

3. Силовой компонент. Для обеспечения безопасности и разоружения незаконных формирований целесообразно направить в удел не менее роты регулярных войск под командованием лояльного офицера.

4. Расследование. Поручить Особому отделу провести тщательное расследование обстоятельств нападения на лагерь для пленных и возможных связей Князя Прохорова с противоборствующими силами.

Приложение: Копии опросных листов, инвентарные ведомости.

Старший советник А.К.Лозинский 20.08.с.г.

Документ вышел безупречным. Лозинский не обвинял Прохорова прямо – лишь констатировал факты, расставляя нужные акценты. Факты, которые кричали сами за себя: самоуправство, незаконное формирование, хищения, некомпетентность, приведшая к гибели людей.

Он не написал главного. Не написал о ледяном, презрительном взгляде Прохорова. Не написал о своем собственном страхе, когда он понял, что его изящная столичная игра наткнулась на жестокую правду окопов и подвалов. Не написал о том, что прекрасно понимал: нападение на ледник – дело рук не «сообщников банды», а кого-то совсем иного. Возможно, даже людей самого Прохорова, который решил таким жестоким образом похоронить улики и одновременно припугнуть столичного ревизора.

Но это останется за кадром. Для отчета важна была только безупречная логическая конструкция, которая вела к единственно верному выводу: князь опасен, его власть должна быть уничтожена.

Лозинский сложил рапорт в папку, запечатал ее печатью с имперским орлом и позвал курьера.

– Немедленно в столицу. Лично в руки генерал-лейтенанту Абакумову.

Курьер исчез в ночи. Лозинский подошел к окну своей временной резиденции в губернском городе и посмотрел в сторону Прохоровского удела. Где-то там этот сумасбродный князь со своим верным капитаном строил свою маленькую империю на костях и крови, веря, что можно спасти мир в отдельно взятой усадьбе.

«Ошибаешься, ваше сиятельство, – прошептал Лозинский в стекло. – Мир не спасти. Можно только выбрать, на чьей стороне быть, когда все рухнет. И я свой выбор сделал».

Он потушил свет, оставаясь стоять в темноте. Ход был сделан. Теперь очередь была за столицей. И он был уверен, что ответ из столицы будет быстрым и железным.

Глава 19

Хан Байрак не дрогнул. Лишь его глаза, похожие на два обсидиановых лезвия, сузились, впиваясь в пространство поверх голов гостей, словно пытаясь разглядеть приближающуюся угрозу сквозь стены пиршественного шатра и на огромном расстоянии от них.

Веселье вокруг него не утихало. Гремели кубки, смешивались голоса, плакал младенец на руках у дальней троюродной тётки. Этот шум был щитом, броней нормальности, которую он строил вокруг своего народа. И сейчас кто-то осмелился постучать по этой броне.

Он отпил из своей чаши медленным, размеренным глотком, поставил её на стол с тихим, но чётким стуком. Этого было достаточно. Несколько его верных нукеров, сидевших неподалёку, разом замолкли, их взгляды вопросительно устремились на хана.

— Воздух сменился, — тихо, почти ласково произнёс Байрак, обращаясь к сидящему справа старейшине. — Пойду, проветрюсь. Не дай остыть моему мясу.

Он поднялся, и его огромная тень, отброшенная светом очага, на мгновение поглотила половину стола. Шум поутих, но не прекратился. Он двигался меж скамеек неторопливо, с достоинством, кивая гостям, трепля по щеке заигравшегося ребёнка. Маска радушного хозяина не дрогнула ни на секунду.

За шатром, в резком ночном холодке, стояли трое его доверенных воинов и тот самый слуга, бледный как полотно.

— Сколько? — одним словом отсек Байрак все лишние вопросы.

— Не менее полусотни. С севера и запада. Пешие. Стоят в лесу, не выдвигаются. Ждут.

— Чьи?

— Знамени нет. Наёмники.

Байрак усмехнулся, уголок его рта дёрнулся. Кто-то другой. Кто-то, кто узнал о князе-самодуре. Кто-то, кто решил, что слава и милость более высокого покровителя стоят того, чтобы сунуться на территории, которые он считал по праву своими.

Князь Прохоров был его. Его добычей. Его козырем. Его головой. Головой, которую он приберёг для особого случая — чтобы торжественно отослать её в столицу в позолоченной шкатулке в знак собственной силы, когда это будет наиболее выгодно. Или, наоборот, оставить у себя как залог для переговоров. Это был лакомый, жирный кусок, и сейчас на него слетелись стервятники.

Он не мог этого допустить.

Хан повернулся к нукерам. Его лицо, освещённое луной, было спокойно и жёстко.

— Разбуди тихо два десятка наших лучших лучников. Пусть занимают позиции на верхушках деревьев близ Пытовки. Ты, Арслан, собери двадцать всадников вблизи южной границы их частокола. Если те шакалы решат напасть или хотя бы приблизиться ближе, чем на метр к моей Пытовке - уничтожьте их.

Нукеры молча кивнули и растворились в темноте. Хан Байрак остался один, вдыхая холодный воздух. Из шатра доносился громкий, уже немного натужный смех и песня. Он смотрел в сторону тёмного леса в том направлении, где располагалась деревня.

Они пришли за его добычей. Значит, они пришли за ним тоже.

«Ну что ж, — подумал хан Байрак, возвращаясь к пиру. — Охота начинается».

Ковёр шума снова накрыл его, едва он переступил порог шатра. Тёплый, плотный, пропитанный запахом жареного мяса, мёда и человеческого тела. Он снова был не грозным ханом, отдающим приказы в ночи, а радушным властителем, слегка уставшим от застолья.

— Ну что, проветрился, владыка? — крикнул кто-то из-за стола.

— Как будто заново родился, — отозвался Байрак с той самой лёгкой, не до конца искренней улыбкой, что держала на расстоянии и обезоруживала.

Он снова занял своё место во главе стола, взял чашу, сделал большой глоток. Мясо на его золотом блюде и вправду слегка остыло, покрывшись тонкой белой плёнкой сала. Он отрезал кусок и медленно прожевал, глядя в одну точку поверх голов гостей.

Его мысли были далеко. Они метались, как подстреленная птица, между тёмным лесом, где затаились шакалы, и каменными стенами усадьбы князя Прохорова, где тот, напуганный и загнанный, ждал своей участи, которую теперь решили оспорить.

Внутри всё кипело. Гнев, холодный и острый, как зимний ветер. Кто? Кто посмел? Его разум лихорадочно перебирал имена возможных заказчиков. Конкуренты из соседних улусов? Слишком трусливы. Столичные вельможи? Слишком далеки. Кто-то из своих? Нет, он был уверен в преданности нукеров. Значит, кто-то новый. Сильный и наглый.

Но снаружи — только лёгкая, едва уловимая усталость на лице. Он слушал шутки старейшин, кивал в такт затяжной песне о любви и славе, подливал мёд соседу. Эта двойственность была его второй кожей. Пир был его крепостью, и он не мог позволить врагу увидеть даже брешь в стене.

Внезапно он хлопнул в ладоши, заставив замолчать уставшего певца.

— Гости дорогие! Старики говорят, что самый сладкий сон — это сон после доброго пира и доброго дела! — его голос гремел, наполняя шатёр. — Но я скажу так: самый сладкий сон — это сон под охраной верных друзей! Давайте же выпьем за тех, кто сейчас несёт дозор, кто зорко смотрит в ночь, пока мы греемся у огня и наслаждаемся миром!