Дальний Рубеж (СИ) - Ступников Виктор

— Сколько? — выдохнул он, занимая позицию спиной к лагерю, где его братья по оружию продолжали весело проводить время, под прикрытием низко нависшей сосновой лапы.

— Не знаю, — скрипяще прошептал Ворон, приседая у самого костра и хватая свой пистолет. — Не слышно. Не пахнет. Рука... горит. Они уже здесь.

Тишина, которая нахлынула вслед за его словами, была оглушительной. Даже вой ветра куда-то стих. Искры костра трещали неестественно громко.

И тогда из мрака, прямо из стены мглы, вышли они. Бесшумные, как призраки. Плотные тени. Их было больше, чем мог сосчитать Ворон, так и не научившийся считать дальше пяти. Они ни бежали, ни кричали. Они просто возникли, уже завершив окружение, перекрыв все пути к отступлению. Стальной полумесяц, готовый сомкнуться.

В центре группы, прямо напротив костра, встал человек повыше остальных. Он не спешил обнажать оружие. Сквозь прорезь в капюшоне были видны лишь жёсткие складки у рта и неподвижный, тяжелый взгляд.

— Наёмники, — прозвучал его голос, низкий и ровный, без единой нотки вопроса. Он знал. — Ваш контракт аннулирован.

Рыба не дрогнул, лишь перехватил автомат покрепче.

— Кто спрашивает?

Человек в чёрном проигнорировал вопрос. Его глаза скользнули по Ворону, задержались на его чёрной, обугленной руке, сжимающей пистолет.

— Хан приветствует вашу бдительность. И предлагает выбор. Сложить оружие и получить шанс уйти. Или... — он медленно провел рукой по рукояти пистолета у пояса.

Ворон оскалился, и его тень на скале взметнулась, словно готовясь к взлёту.

— Шанс? — он фыркнул. — Я свою цену знаю. И она не включает в себя «шансы» от волков в человеческом обличье.

Высокий человек кивнул, будто именно этого ответа и ждал. Его рука молниеносно взметнулась вверх – отточенный, чёткий сигнал.

Тени ринулись вперёд. Бесшумно. Смертельно. Глубина, кишащая акулами, наконец-то показала свои зубы.

***

И чей вассал этот Лысак? Вопрос висел в холодном ночном воздухе, не находя ответа. Он был ключом ко всему. Бездомный бандит с горсткой головорезов не смог бы собрать и содержать такую силу. За ним стоял кто-то могущественный. Кто-то, кому было выгодно стравить окрестные дома и посеять хаос у наших границ.

— Смотри, — внезапно прошептала Маша, указывая чуть левее скопления огней. Я присмотрелся.Сначала ничего, лишь мельтешение теней у костров. Но потом я уловил движение – тёмную массу, отделившуюся от главного скопления света и медленно поползшую в нашу сторону. Она была ещё далеко, но направление не оставляло сомнений.

— Разведгруппа. Или головной дозор, — сжал я зубы. — Они режут расстояние.

Время истекло раньше, чем я ожидал.

— Поднять тревогу! — мой голос прозвучал громко и чётко, разрезая обманчивую тишину ночи. — Расчёт арбалетов – на стену! Огни на поле! Немедленно!

За спиной тут же взметнулась суета. Заскрипели лебёдки, загромыхали щиты, зазвучали отрывистые команды. Спустя мгновение в небо взмыла осветительная ракета, выписывая дугу над тёмным полем. На несколько секунд местность перед стеной озарилась резким белым светом.

И этого было достаточно.

Там, внизу, метрах в трёхстах, замерла группа наёмников. Человек двадцать. Не разведка – уже полноценный боевой отряд. Они заслонились от света щитами, но я видел их камуфляжную форму. Наёмники Лысака.

Один из них, похоже командир, резким жестом отдал приказ. Группа развернулась и начала отходить назад, к своим кострам. Они поняли, что обнаружены, и теперь исчезали во тьме, чтобы доложить.

— Целиться? — спросил арбалетчик рядом со мной, уже положив болт на ложемент.

— Нет. Пусть идут, — остановил я его. — Пусть расскажут, что мы бодрствуем. Это не остановит штурм, но заставит их быть осторожнее. Выиграем ещё несколько часов.

Ракета догорела, и тьма снова поглотила поле, став ещё гуще и опаснее после вспышки. Но иллюзий больше не было. Буря была у наших ворот.

Я обернулся к Маше. Её усталое лицо было теперь сосредоточенным и холодным. В её глазах читалась та же готовность, что и у меня.

— Некогда отдыхать, — повторила она свои слова, глядя на меня. — Что делаем?

— Делаем то, на что и рассчитывал, — тихо ответил я, глядя на север, где полыхало зарево чужого лагеря. — Ждём гонца от де Нотель. И готовимся к войне.

Тишина, наступившая после того, как ракета погасла, была звонкой и зловещей. Она была гуще прежней, наполненная невысказанными угрозами и притаившейся яростью. Мы выиграли минуту, может, две. Но часы? Это была самонадеянность.

— Капитан! — мой голос снова резал ночь, но теперь он был жестче, отточеннее. — Удвой посты на всех ярусах. Сменить расчеты арбалетов – пусть поспят два часа, пока тихо. Потом смена. И чтоб каждый был сыт и с горячей едой. Не знаем, когда следующая возможность будет.

За спиной раздались подтверждающие крики, и механизм обороны заскрипел, застучал, зажил новой жизнью. Мы больше не просто ждали. Мы готовились.

То самое зарево на севере пульсировало, как гнойная рана на теле ночи. Они были там. Готовились. И ждали чего-то. Или кого-то.

Время тянулось мучительно медленно. Ветер снова усилился, принося с собой запах дыма и хвои, а теперь ещё и едва уловимый, тревожный аромат чужих костров. Часовые замерли, вглядываясь в мрак. Лучники нервно перебирали тетивы.

И тогда мы услышали это. Сначала это был лишь отдаленный, едва различимый звук мотора, заглушаемый ветром. Но он нарастал, становился яснее, неумолимее и множественнее. Это не была какая-то одна машина, шла целая колонна. Кажется, это и ждал Лысак — подкрепления.

Глава 20

— Отец, вы не можете отрицать очевидное, — упрекала главу рода Анна де Нотель. Её голос, обычно бархатный и спокойный, сейчас звенел сталью, а пальцы сжали подлокотники кресла так, что костяшки побелели. — Лысак — не самодельный атаман. Эти наёмники, их оснащение, тактика… За ним стоит дом Юлославских. Это их почерк. Они, наверняка, прознали про то, что завод готовы вновь запустить.

Граф Нотель сидел в своём массивном кресле у камина, лицо его было непроницаемой маской, освещённой прыгающими тенями огня. Он медленно вращал в руках хрустальный бокал с тёмным вином, не отпивая ни глотка.

— Предположения, Анна. Одни лишь предположения, — его голос был глухим, усталым. — У нас нет доказательств. Бросить обвинение такому дому — значит развязать войну, которую мы, одни, возможно, не переживём.

— А разве то, что происходит сейчас, — не война? — парировала Анна, резко вставая. — Они нас и без того обдирают, как липку. А теперь это!

Граф вновь взял письмо со столика, стоявшего рядом, и по диагонали перечитал его.

— Уж, слишком шустро отреагировали Юлославские, — хмыкнул задумчиво он. — Не верю, что такое войско можно было собрать в столь короткие сроки.

— И что с того? — никак не унималась Анна. — Теперь прикажете не помогать Прохорову? Одному из немногих, кто отважился спасти меня тогда в лесу?

— Прикажу действовать умом, а не сердцем! — голос графа гремел, как внезапный раскат грома, заставляя хрусталь в серванте звенеть. Он швырнул письмо на стол. — Ты думаешь, я не вижу ловушки? Если это Юлославские, они только и ждут, чтобы мы кинулись спасать твоего благодетеля всем ополчением. Оставят город без защиты, и тогда наш дом сгорит дотла. Или ты забыла, что значит настоящая война?

Анна отступила на шаг, будто от физического удара. Впервые за вечер на её глазах выступили слёзы — не от обиды, а от яростного бессилия.

— Я забыла? — прошептала она. — Это вы забыли, отец. Забыли, что значит держать слово. Забыли, что честь — не просто слово в старом гербе.

Она резко развернулась и направилась к выходу, её чёрное платье взметнулось, словно крылья разгневанной птицы.

— Куда ты? — голос графа снова стал глухим, в нём появилась тревога.

— Туда, где моя помощь что-то значит. Я не могу заставить весь дом выполнить свой долг. Но я могу выполнить свой. Я еду в усадьбу Прохоровых.