Император Пограничья 14 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Я усмехнулся. Листьев не упустил возможности ткнуть носом прежнюю власть в её недостатки.

Следующий материал назывался «Почему Угрюм?». Объяснение решения о переносе столицы. Листьев излагал мои аргументы: Угрюм находится ближе к границам, где идёт основная борьба с Бездушными; там уже создана инфраструктура — академия, форт, мастерские; перенос столицы символизирует смещение фокуса с дворцовых интриг на реальную защиту княжества.

Но журналист не остановился на официальной версии. Он взял комментарии у владимирских бояр и купцов. Боярин Кисловский высказался осторожно: «Решение неожиданное, но понятное. Князь хочет быть ближе к линии обороны». Купец Добромыслов откровеннее: «Владимир теряет статус, но, возможно, приобретает спокойствие. Дворцовые перевороты и интриги остались в прошлом».

Листьев задавал неудобные вопросы: что теряет Владимир с уходом двора? Как это скажется на торговле? Не приведёт ли к упадку города? И тут же анализировал перспективы: Владимир может стать крупным торговым центром, свободным от бремени столичного статуса; Угрюм получает импульс для развития, превращаясь в административный и военный центр.

Я дочитал материал и кивнул. Сбалансированный подход. Листьев не хвалил и не ругал, просто анализировал.

Рубрика «Голос народа» содержала письма читателей. Точнее, письма, собранные заранее — Листьев явно готовился основательно. Крестьянин из деревни близ Владимира жаловался на местного чиновника, вымогавшего взятки за оформление документов. Купец описывал произвол стражников на дорогах. Вдова солдата просила помочь получить обещанное пособие, которое задерживали уже полгода.

Под каждым письмом — короткий комментарий редакции: «Редакция направила запрос в соответствующее ведомство», «Информация передана в Сыскной приказ», «Дело взято на контроль». Листьев не просто публиковал жалобы, он обещал следить за их рассмотрением.

Последние страницы содержали практическую информацию: как подать жалобу на чиновника. Пошагово, с указанием адресов и контактов. Где получить помощь в случае нападения Бездушных. Контакты новых органов власти — воеводств, стражи, медицинских пунктов.

Я перевернул страницу и наткнулся на врезку в рамке: «О независимости и ответственности». Заявление главного редактора Станислава Листьева о принципах работы газеты.

«Уважаемые читатели, — начинал журналист. — Эта газета создана не для прославления власти и не для её очернения. Наша цель — говорить правду. Даже когда она неудобна. Даже когда она не нравится тем, кто нас финансирует».

Листьев честно описывал источники финансирования: целевой фонд на год вперёд, управляемый советом попечителей из трёх человек — представитель Угрюма, представитель Сергиева Посада, главный редактор. Решения принимаются большинством голосов, что исключает единоличный контроль.

«Мы обязуемся проверять факты, публиковать разные точки зрения, признавать ошибки, если они будут допущены, — продолжал журналист. — Приглашаем читателей присылать информацию о коррупции, злоупотреблениях, несправедливости. Мы проверим и, если подтвердится, опубликуем. Ваш голос важен».

В самом конце газеты, на последней странице, я обнаружил вкладыш: «Листок безопасности». Одностраничная памятка с крупными рисунками для неграмотных. Признаки приближения Бездушных — изображение льда на траве и деревьях, увядших растений, странного тумана. Куда бежать в случае опасности — стрелка к ближайшему укреплению. Уязвимости на схематичных изображениях Трухляков и Стриг.

Простые картинки, понятные даже ребёнку. Листьев думал о тех, кто не умеет читать, но должен знать, как спастись.

Я откинулся на спинку кресла, допивая остатки кофе. Листьев сделал именно то, о чём мы договаривались. Он писал правду — неудобную, острую, заставляющую задуматься. Он хвалил достижения, но тут же задавал вопросы. Он не превращал газету в мой рупор, но и не делал врагом.

Независимость. Настоящая, не декларативная. Именно это делало «Голос Пограничья» ценным инструментом.

Я посмотрел на город внизу. Где-то там, в трактирах и на рынках, люди уже читали первый номер. Бояре морщились от неудобных вопросов. Купцы обсуждали экономические расследования. Простолюдины узнавали, куда уходили их налоги. Новости распространялись, формируя общественное мнение.

Информация — оружие. Листьев получил это оружие из моих рук. Теперь посмотрим, как он им распорядится.

Я сложил газету, положил на столик и поднялся. Впереди ждал длинный день. Встречи с боярами, обсуждение восстановления экономики, планирование укрепления границ. Рутина власти, которая когда-то казалась мне естественной, теперь требовала заново осваивать местные реалии. Время показать, что обещания нового князя — не пустой звук.

Глава 17

Накопившиеся дела не давали мне покоя. Я просматривал очередной отчёт о ремонте тракта между Владимиром и Покровом. Хоть я и перенёс столицу в Угрюм, вначале надо наладить дела во Владимире, а потом уже возвращаться в острог. Княжество нуждалось в руководстве, в системном подходе. Нельзя было просто уехать и бросить всё на самотёк — так власть быстро протухнет изнутри.

Родион Коршунов вошёл в кабинет уверенным шагом. Бывший военный разведчик выглядел озабоченно — морщины между бровей стали глубже, чем обычно. По моей просьбе он утром прибыл во Владимир, чтобы мы обсудили работу его ведомства.

— Реакции на газету собрали, Прохор Игнатич, — начал он без предисловий, доставая блокнот. — Большинство позитивные. Крестьяне читают, обсуждают в трактирах, расходится тираж быстро. Купцы тоже одобряют — говорят, что впервые видят газету, которая не врёт напропалую.

— Но есть и недовольные, — заключил я вместо него.

— Угу, — Родион потёр переносицу, — Демидов прислал гневное письмо. Требует опровержения, угрожает судебным иском за «клевету и очернение» его роли в финансировании Сабурова.

Я усмехнулся, откинувшись в кресле:

— Уже беседовал со Стремянниковым об этом письме. Пётр Павлович смеялся минут пять, не меньше. Потом сказал, что Никита Акинфиевич, видимо, не понимает одну простую вещь — правду в суде опровергнуть сложно. Особенно когда есть документы, свидетели и показания самого Сабурова под протокол.

— Демидов идиотом не выглядит, — заметил Коршунов, листая записи. — Странно, что решил блефовать такими угрозами.

— Пытается запугать, — я махнул рукой. — Надеется, что Листьев испугается судебных расходов и начнёт смягчать публикации. Не выйдет. Станислав не из тех, кто прогнётся. Усиль, кстати, его безопасность, а то мало ли что…

— Сделаю. И вот что ещё странно, — Родион почесал подбородок, — от Яковлева никакой реакции. Хотя его тоже упомянули в первом номере, причём не менее жёстко, чем Демидова. Молчит, ядрёна-матрёна, как рыба об лёд!

Я нахмурился. Действительно странно. Два человека финансировали Сабурова, оба оказались в центре скандала. Один бьётся в истерике, второй молчит. Либо Яковлев умнее и готовит что-то серьёзное, либо…

В дверь постучали. Вошёл мажордом — Савва Михайлович, степенный седой мужчина с залысинами, служивший ещё при Веретинском.

— Ваша Светлость, к воротам дворца прибыл граф Яковлев Мартын Потапович. Просит аудиенции.

Повисла тишина. Коршунов выпрямился, глаза сузились. Я медленно переварил информацию.

— Не прислал запрос в княжескую канцелярию? — уточнил я.

— Нет, Ваша Светлость. Не назначал встречу заранее. Приехал сам, лично.

Интересно. Очень интересно. Аристократ такого уровня не ездит к кому попало без предупреждения. Либо это какая-то попытка давления, либо что-то настолько необычное, что требует личного присутствия.

— Надо бы усилить охрану, — буркнул Коршунов, делая шаг к двери. — Я дёрну ребят, пусть будут наготове. Вдруг он…

— Вряд ли Яковлев решил пойти в самоубийственную атаку, — перебил я спокойно. — Слишком умён для этого. Нет, здесь что-то другое.

— И всё же пусть Гаврила и Евсей встанут у дверей, мало ли что…