Император Пограничья 14 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

И тут Железнов поднялся. Кровь текла из разбитого рта, кости явно сломаны, но в глазах полыхало безумие. Он поднял обе руки и ударил кулаками в землю.

Я понял, что будет, за долю секунды до взрыва. Вся накопленная ярость, вся огненная магия — он выпустит её одним ударом. Вспышка, которая испепелит всё в радиусе десятков метров.

Я мог выстроить равномерную защиту вокруг себя или банально нырнуть под землю Каменной поступью. Мог попытаться контратаковать.

Вместо этого я развернулся лицом к эпицентру, в один шаг оказавшись рядом с мальчиком. Он сжался на стуле, глаза расширены от ужаса. Я закрыл его спиной, одновременно активируя Живую броню. Кожа превратилась в металлический сплав. Гранитный щит вырос вокруг нас. Многослойная защита из камня и металла прикрыла нас обоих.

Эфирные клинки Воронцова уже летели следом, готовые пробить мои барьеры, и тогда огонь Железнова хлынет через прорехи, найдёт плоть. Я это знал, принимая решение. Но позади меня был ребёнок, а впереди — всего лишь боль. Выбор был очевиден.

В последний миг я успел прошептать, не глядя себе за спину:

— Не бойся, Петька. Всё будет хорошо.

Мир взорвался оранжевым пламенем.

Пётр прижался спиной к грубой ткани палатки, весь дрожа от ужаса. Перед ним разворачивалась картина, от которой кровь стыла в жилах. Окрашенный пламенем мужчина сражался как одержимый — лицо исказилось от ярости, глаза налились кровью, вены на шее вздулись. Огненные хлысты летали по палатке, прожигая дыры в стенках, от которых тянуло холодным октябрьским воздухом.

— Ты сдохнешь здесь, Платонов! — рычал тот, выплёвывая слова вместе с кровавой слюной. — Я вырву твоё сердце и принесу Соколовскому!

Мальчик сжался ещё сильнее, пытаясь стать невидимым. В кармане тяжело оттягивала ткань склянка — та самая, что дал ему Василий. «Уравнитель. Блокирует магические каналы», сказал тот худой человек с внимательные глазами. «Твой отец заслуживает хотя бы крупицы справедливости».

Для Петра время словно замедлилось. Он видел, как страшный человек поднялся, держась за окровавленный бок. Видел безумие в его глазах. Тот вскинул обе руки и с силой ударил кулаками о землю.

Огненный шар начал формироваться в центре палатки — оранжевое пламя закручивалось спиралью, становясь всё ярче, горячее. Жар опалил лицо мальчика даже на расстоянии.

И тут воевода бросился вперёд, закрывая мальчика своим телом. Пётр видел напряжённую спину, слышал тяжёлое дыхание. Каменная стена выросла вокруг них, кожа на руках Прохора стала металлической, но огонь уже рвался наружу.

В эти секунды в голове мальчика пронеслась вся его жизнь. Воевода помнил его имя — назвал сразу, как вошёл. Воевода пришёл за ним сюда, в самое пекло, рискуя жизнью. Воевода забрал их с матерью из той ужасной камеры в лечебнице Гильдии, где мама плакала каждую ночь, думая, что он спит. Привёз в Угрюм, где Пётр снова смог ходить в школу, где мама больше не вздрагивала от каждого стука в дверь.

Мальчик видел лицо Прохора за мгновение до того, как тот закрыл его собой. Не было там ярости тирана, о которой говорил Василий. Не было жестокости убийцы. Была спокойная решимость человека, готового умереть, защищая ребёнка.

Огонь ударил. Каменные щиты трескались, металлическая защита плавилась. Прохор вздрогнул — часть пламени прорвалась, обожгла его. Но он не отступил, только крепче накрыл Петра собой.

В руках у мальчика была склянка. Всё, что нужно — разбить её о спину человека, который сейчас горел, защищая его. Если магия Прохора исчезнет, следующая атака убьёт его. Отец будет отмщён.

Голос Василия звучал в памяти: «Убийца твоего отца каждый день ходит мимо, а ты должен ему кланяться в ноги. И где справедливость?»

Но следом пришёл голос матери: «Он спас нас, вытащил из той камеры, дал новую жизнь».

Собственные воспоминания нахлынули волной. Прохор на рынке, помогающий старой вдове купить еду. Прохор, машущий ему рукой при встрече на улице. Прохор на школьном собрании, внимательно смотрящий на показательные выступления детей.

А потом — слова Анфисы, той девушки с добрыми глазами, которая говорила с ним, говорила, как с равным, а не глупым ребёнком: «Каждый день мы выбираем, кем быть. И каждый день у нас есть шанс выбрать свет вместо тьмы. Даже если вчера мы выбрали неправильно, сегодня можем выбрать иначе».

Ярость поднялась в груди мальчика. Но не к воеводе. К Гильдии. Они превратили отца в монстра, заставили убивать других людей. Они держали его с матерью как скот. Они обманули его, Петра, использовали как приманку. Они убили отца — не Прохор, а они, своими приказами, своими угрозами.

Взрыв погас. Прохор тяжело дышал, спина дымилась, но он был жив. Окружённый огнём безумец уже поднимался для новой атаки, огонь снова разгорался на его руках.

Пётр принял решение. Выскользнул из-за спины воеводы и швырнул склянку прямо в лицо человека Гильдии.

— Это вы убили папу! — закричал мальчик, вкладывая в крик всю боль, весь гнев, всё отчаяние. — Вы!

Стекло разбилось о переносицу чужака. Прозрачная жидкость брызнула ему в глаза, попала в рот, в нос. Мужчина замер на мгновение — потом заорал. Не от боли, от ярости. На миг огонь на его руках затрепетал и погас, словно задутая свеча, лицо мгновенно побледнело до синевы, зрачки расширились, превратив глаза в чёрные дыры. Вены на шее вздулись, по лбу покатился пот. Но тело тут же вспыхнуло странным, каким-то внутренним красноватым светом, и симптомы начали отступать. Бледность сошла, зрачки сузились, дрожь прекратилась

Пётр не понимал такой магии, но ему показалось, что представитель Гильдии поборол жидкость, попавшую ему на лицо. Однако пока всё это происходило, мужчина полностью забыл о воеводе — вся его сила ушла на борьбу внутри.

И это стало роковая ошибкой

Прохор метнулся вперёд так быстро, что Пётр едва уловил движение. Одна секунда — и воевода уже рядом с врагом, прикрываясь его телом от магических атак старика. Рука воеводы блеснула металлом, превратившись во что-то острое и страшное.

Удар был слишком быстрым. Моргнув, Пётр не заметил, как именно это произошло — только услышал хруст костей. Когда открыл глаза, металлическая рука воеводы уже уже торчала из спины противника, насквозь пронзив грудную клетку. Человек Гильдии дёрнулся, из его рта хлынула кровь. Воевода выдернул руку — тело рухнуло на землю и больше не шевелилось.

Пожилой аристократ на долю секунды впал в ступор, не веря в происходящее. Он смотрел на убитого товарища с изумлением — всё произошло слишком быстро.

Прохор не упустил момента. Жестом руки он притянул к себе весь металл в палатке — пистолет мёртвого генерала, пряжки ремней, даже гвозди из опор. Всё слилось в единую массу и полетело в лицо старика.

Тот вскинул руки, голубое пламя вспыхнуло, пытаясь рассеять снаряд. Но Пётр, несмотря на ужас момента, догадался, что происходит, наблюдая за боем воеводы. Да и уроки магии в школе не прошли даром. Похоже, странное голубое пламя сжигало магию, а не материю. Оно могло уничтожить заклинание, но не физический предмет. Прохор не создал металл магией — он взял реальные вещи и придал им импульс. Голубое пламя забрало у воеводы контроль над полётом, но инерция осталась.

Металлическая болванка врезалась в магический щит старика. Тот отшатнулся, на мгновение потеряв концентрацию.

И в этот момент почва под его ногами дрогнула. Пётр понял — Прохор создал заклинание не перед собой, где его сожгло бы диковинное пламя, а глубоко под землёй.

Каменный шип толщиной с кулак вырвался снизу. Острие вошло между ног, пробило насквозь всё тело и вышло из макушки. Тот даже крикнуть не успел — только хрип вырвался из пробитого горла. Тело повисло на каменном копье, как жуткое чучело.

Мальчик стоял, дрожа всем телом. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с копотью. В палатке пахло горелым мясом, кровью и смертью.

Прохор медленно повернулся к нему. Воевода выглядел измождённым — рубашка прожжена, на груди и лице ожоги, весь в саже. Но он улыбнулся — тепло, почти по-отечески. Большая ладонь легла на плечо мальчика.