Император Пограничья 14 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Понимаю слишком хорошо. Я вспомнил себя в шестнадцать — когда отец погиб в бою, и мир перевернулся.

— Такая потеря… — я помолчал, — это рана, которая остаётся навсегда.

Мальчик поднял заплаканное лицо:

— Я уже сделал выбор. Там, в шатре, когда кинул яд в того гада. Это они убили папу, не ты. Они заставили его стать убийцей, они послали на смерть. — Пётр вытер слёзы рукавом. — Воевода… Прохор… возьми меня в ученики, как Егора. Научи сражаться. Я не хочу быть чьим-то инструментом, не хочу, чтобы меня когда-либо использовали, как папу.

Я посмотрел в решительные детские глаза. За несколько часов мальчик, который видел мир простым — добрые и злые, герои и злодеи, — начал осознавать его сложность. Он прошёл путь от слепой ненависти к пониманию — мир не чёрно-белый, жертвы могут быть палачами, спасители вынуждены убивать, а хорошие люди становятся инструментами в чужих руках. На такое прозрение у взрослых уходят годы, а десятилетний ребёнок осознал это, глядя смерти в лицо.

— Хорошо, — кивнул я. — Буду тренировать тебя лично. У тебя сильный дар хайломантии, редкий и ценный. Но предупреждаю — будет тяжело. Я не делаю поблажек ученикам.

— Справлюсь, — упрямо выдвинул подбородок малец.

Мальчик выбрал свой путь — не месть, но справедливость. И я помогу ему стать достаточно сильным, чтобы защитить себя и других от таких, как Гильдия Целителей.

Ярослава мягко опустила нас у ворот Южного форта. Как только ноги коснулись земли, она повернулась ко мне и тихонько сжала мою ладонь. На губах княжны играла тёплая улыбка — не саркастичная ухмылка воина, а искренняя, почти нежная.

— Правильное решение, — шепнула она. — Пацан хороший, просто запутался. Из него выйдет толк.

Я сжал её пальцы в ответ, чувствуя необычное тепло в груди, после чего заставил себя сосредоточиться на непосредственной проблеме.

Внутри укрепления, где ещё недавно кипел бой, застыла сюрреалистичная картина — около двухсот вражеских солдат сидели, стояли и лежали в самых разных позах, вмороженные в толстый слой льда до пояса, а некоторые — по грудь. Прозрачная ледяная масса сковала их движения полностью, оставив свободными только головы и плечи. Вокруг пленников выстроились наши дружинники с автоматами наизготовку, а Полина Белозёрова и двое гидромантов поддерживали ледяную тюрьму, не давая ей растаять.

Картина напоминала жуткую инсталляцию — живые ледяные статуи с испуганными лицами, пар от дыхания поднимался в холодном воздухе. Некоторые пытались шевелиться, но лёд держал крепче железных кандалов.

Я усилил голосовые связки магией, и та разнесла мои слова по всему форту, отражаясь от полуразрушенных стен:

— Воины армии Владимира! Я — маркграф Прохор Платонов, воевода Угрюма. Ваш командующий генерал Хлястин мёртв. Патриарх Климент Воронцов мёртв. Железнов из Гильдии Целителей мёртв. Ваша армия разбита — половина погибла или ранена в нашей ловушке, остальные бежали или взяты в плен. Вы брошены вашими командирами и заказчиками. Сопротивление бессмысленно и бесполезно.

По рядам замороженных прокатился ропот. Где-то раздались проклятия, кто-то начал молиться, но большинство просто поникло головами — моральный дух окончательно сломлен. Потеря всего командования, элитных бойцов, половины товарищей — это был полный разгром.

Из толпы пленников поднял голову пожилой мужчина с длинными седыми усами. Даже вмороженный по пояс в лёд, он сохранял достоинство:

— Я боярин Фёдор Петрович Курагин. Говорю от имени всех здесь присутствующих. Какие гарантии личной безопасности вы дадите тем, кто сложит оружие?

Я спустился ближе, чтобы смотреть старику в глаза:

— Даю слово маркграфа — всем сдавшимся гарантирована жизнь и свобода после окончания конфликта. Никаких пыток, издевательств или казней. Раненым будет оказана медицинская помощь, — я обвёл взглядом замёрзшие лица. — Моя война не с вами, а с самозванцем Сабуровым, который узурпировал власть во Владимире, убив законного князя. Вы — такие же жертвы его амбиций.

Курагин переглянулся с несколькими другими боярами, застывшими рядом. После короткого обмена взглядами он кивнул:

— Мы принимаем ваши условия.

И тут же воскликнул громче:

— Всем сложить оружие!

Это не звучало как приказ. Очевидно у него не было власти приказывать армии. Скорее как попытка воззвать к голосу разума всех присутствующих.

По льду застучали немногочисленные падающие автоматы, мечи, кинжалы. Полина и гидроманты начали медленно растапливать ледяной плен, по одному освобождая пленников. Каждого из них сразу обыскивали, связывали руки и отводили в сторону.

Ко мне подошёл Борис, вытирая копоть с лица:

— Воевода, докладываю по потерям противника. Примерно полторы сотни сумели сбежать — в основном маги и немного наёмников, которые не стали даже пытаться вытащить своих из грязевой ловушки, сразу дали дёру. Примерно двести взято в плен здесь, в форте. Около трёхсот погибло — часть при штурме, часть утонуло.

Я кивнул. Потери врага катастрофические.

— Собери командиров в Угрюме, нужно обсудить дальнейшие действия. И пошли кого-нибудь за Световым или другим целителем.

Борис скользнул по мне понимающим взглядом и кивнул без лишних вопросов:

— Сделаю.

Через четверть часа в доме воеводы собрались мои ближайшие соратники — отец, Коршунов, Ярослава, Борис, Василиса, Полина, Тимур и Феофан Рысаков, как представитель отряда из Сергиева Посада. Лица усталые, но в глазах — мрачное удовлетворение.

— Что делать с таким количеством пленных? — первым озвучил очевидную проблему Борис. — Двести человек охранять, кормить…

— И раненых у нас самих хватает, — добавила Полина. — Нужно время на восстановление.

Я поднял руку, прерывая поток вопросов:

— С пленными я поговорю лично и возьму с магов клятву. Большинство — бояре и их младшие сыновья, втянутые в эту войну Воронцовым. Через несколько дней их можно будет безопасно отпустить. А теперь главное — мы не даём врагу времени на перегруппировку.

— Что ты задумал, сын? — напрягся Игнатий Платонов.

Качнувшись на пятках, я почувствовал, как в груди разгорается холодный азарт охотника, почуявшего раненую добычу. Голос прозвучал ровно, но я знал — в нём слышится сталь:

— Собираем все доступные силы и выдвигаемся к Владимиру.

В караулке повисла тишина. Ярослава присвистнула:

— Ты хочешь добить змею, пока она оглушена?

— Именно. Сабуров потерял армию, Воронцова, поддержку Гильдии. Сейчас он слаб как никогда. Нужно ковать железо, пока горячо.

Игнатий нахмурился:

— Сын, как ты собираешься брать укреплённый город? У нас нет нужного количества орудий, да и людей не хватит для правильной осады. Это уж не говоря о том, что в случае атаки ты будешь выглядеть в глазах Содружества агрессором, а не жертвой противозаконного нападения.

Уголки губ дёрнулись в хищной улыбке. Я представил лицо Сабурова, когда тот поймёт, что происходит:

— Не переживай. Воевать не придётся или почти не придётся. Думаю, врагу будет не до того…

Коршунов, мой начальник разведки, внимательно посмотрел на меня и медленно улыбнулся:

— Воевода, будем использовать нашу заначку?

Я ответил ему такой же улыбкой:

— Именно так, Родион Трофимович. Пришло время показать Владимиру наш козырь.

Князь Михаил Фёдорович Сабуров стоял у окна своего кабинета во владимирском дворце, наблюдая за площадью внизу. Ещё вчера там собирались толпы зевак, надеясь услышать новости о великой победе над мятежным маркграфом, а главное — о возвращении членов своих семей. Сегодня площадь опустела — редкие прохожие торопливо пересекали её, не поднимая головы к государевым окнам.

Двери распахнулись без стука. В кабинет ворвался Илья Петрович Акинфеев — верный советник, державший руку на пульсе информационных потоков. Пожилой мужчина выглядел так, словно постарел на десять лет за последний час. Князь медленно повернулся, уже зная по выражению лица подчинённого, что новости катастрофические.