Император Пограничья 14 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

В боярских особняках царил траур пополам с паникой. Старая боярыня Курагина не выходила из семейной часовни, ожидая вестей о муже и сыновьях. В доме Мещерских женщины рыдали — младший сын погиб в первой атаке на форт. Толбузины заперли ворота и выставили вооружённую охрану, опасаясь мародёров. Знатные семьи спешно грузили ценности в машины, готовясь бежать в загородные поместья — подальше от города, который вот-вот падёт.

В зале Боярской думы собралось едва ли двадцать человек из положенных трёх сотен. Остальные либо погибли под Угрюмом, либо сбежали, либо затаились в своих владениях, выжидая исхода. Боярин Кисловский, глава таможенной службы, первым взял слово, его голос дрожал от едва сдерживаемого страха:

— Господа, положение катастрофическое! У нас нет армии, нет командиров, казна пуста! Городские стены не выдержат правильной осады, а уж против магии Платонова…

— Сабуров привёл нас к этому! — перебил его другой аристократ. — Его безумная война уничтожила цвет нашего воинства!

— Что толку искать виноватых? — вмешалась пожилая дама. — Платонов будет здесь через несколько дней, может, раньше. Нужно решать — сопротивляться или договариваться.

Советник Акинфеев поднялся со своего места, седая голова склонилась в притворной скорби:

— Достопочтенные бояре, я предлагаю прагматичное решение. Откроем ворота и встретим маркграфа с почестями. Покажем, что мы не враги ему, а жертвы безумия Сабурова. Возможно, он проявит милость.

По залу прокатился ропот — одни возмущались трусостью, другие молча кивали. В конце концов, страх перед неминуемой расправой перевесил остатки гордости. Решение было принято.

Я въехал во Владимир на Муромце, за мной следовали ещё пара грузовиков и пара внедорожников с моими лучшими бойцами. Тридцать Северных Волков во главе с Ярославой, мои усиленные гвардейцы, Черкасский и Безбородко — достаточно, чтобы подавить любое сопротивление, но я знал, что они не понадобится.

Городские ворота были распахнуты настежь, словно для почётного гостя. Улицы опустели — горожане попрятались по домам, выглядывая из-за занавесок. Я чувствовал их страх, смешанный с любопытством. Они ждали завоевателя, тирана, демона — а увидели обычного человека в простой камуфляжной форме.

На Соборной площади меня встречала делегация. Впереди — седой старик в богатом пальто, опустившийся на колени прямо на мокрую от снега брусчатку. За ним — пяток бояр и чиновников, все с опущенными головами. Он представился и продолжил торопливо говорить, но мой взгляд зацепился за фигуру справа от старика — я сразу узнал эти черты.

Михаил Фёдорович Сабуров лихорадочно запихивал золотые рубли в кожаный саквояж. Кабинет, ещё вчера — центр власти княжества, превратился в разграбленную берлогу. Документы горели в камине, ценные книги валялись на полу. План был прост — добраться до гаража через тайный ход в винном погребе, сесть в заранее подготовленную машину, рвануть в Москву. Там, в ИКБ можно будет снять деньги, заранее отложенные на чёрный день. Который, похоже, настал. За такую кубышку стоило поблагодарить Демидовых и Яковлевых. Именно благодаря их щедрым вливания двести тысяч, отправленных на уничтожение Платонова, оказалось на личном счету князя. Хватит за глаза, чтобы начать новую жизнь в Европе.

Михаил Фёдорович спустился по винтовой лестнице в погреб. Холодный воздух подвала обдал лицо, пахнуло сыростью и уксусом. Он прошёл между стеллажами, нажал на потайной рычаг — часть стены отъехала в сторону, открывая узкий проход.

В конце туннеля его ждали. Трое гвардейцев с автоматами наперевес. Впереди — подполковник Ленский, тот самый, которого Сабуров месяц назад вышвырнул из гвардии по состоянию здоровья. На самом деле нужно было просто освободить место для Ладушкина, убрав всех возможных конкурентов, способных возглавить подразделение.

— Ваша Светлость, — голос Ленского звучал насмешливо, — куда же это мы собрались?

— Как вы посмели! Я ваш князь!

— Были князем, — поправил его голос из темноты.

Акинфеев вышел из тени, старательно избегая взгляда Сабурова.

— Илья Петрович? И ты тоже?

— Город нуждается в стабильности, Михаил Фёдорович. А вы… вы принесли только хаос и смерть. Связать его!

Пока гвардейцы заламывали руки за спину, защёлкивая наручники, Сабуров с горькой иронией вспомнил собственные мысли, мелькнувшие в его голосе полгода назад над телом Веретинского: «Импульсивно. Непродуманно. Но… открывает интересные возможности». Теперь его советник повторял тот же путь.

А ещё яснее встали перед глазами слова Платонова, озвученные на том злополучном обращении ко всему Эфирнету: «Графу Сабурову я хочу напомнить: те, кто приходят к власти через кровь, редко удерживают её надолго. Берегитесь собственных союзников, граф. Они могут оказаться столь же… решительными, как и вы».

Кляп заткнул рот, не дав выкрикнуть проклятия. Пророчество сбылось.

Я узнал его сразу — Михаил Фёдорович Сабуров, собственной персоной. Человек, который ещё восемь месяцев назад руководил моей несостоявшейся казнью. Теперь он валялся на мокрой брусчатке с кляпом во рту, в порванном пиджаке, с диким взглядом загнанного зверя. Судьба любит такие повороты.

— Узурпатор схвачен при попытке к бегству, — продолжал седой старик, представившийся Ильёй Петровичем Акинфеевым. — Мы, верные слуги престола, не могли допустить, чтобы преступник избежал справедливого возмездия.

Я смотрел на него, не скрывая презрения. Предатель, продавший своего господина. Да, Сабуров был негодяем, убийцей, тираном. Но это не делало предательство Акинфеева благородным поступком. Крыса остаётся крысой, даже если кусает другую крысу.

— Приму вашу… услугу, — холодно произнёс я. — Севастьян, возьмите пленника под охрану. И поднимитесь уже с колен, Илья Петрович. Зрелище жалкое.

Тот поспешно встал, отряхивая колени. В его глазах мелькнуло облегчение — он явно ожидал худшего.

— Ваше Сиятельство весьма великодушно. Бояре и горожане не хотят кровопролития. Мы готовы признать вашу власть, открыть казну, предоставить всё необходимое…

— Обсудим позже, — оборвал я его. — Сейчас мне нужен дворец для размещения штаба. Проводите.

Тронный зал владимирского дворца помнил многих князей. Теперь здесь собрался мой военный совет — несколько человек вместо пышного двора. Ярослава устроилась у окна, наблюдая за площадью. Севастьян Журавлёв, командир моих усиленных гвардейцев, изучал планировку дворца, отмечая возможные пути отступления.

На столе передо мной лежал магофон. Я набрал номер, и через несколько секунд послышался голос Бориса:

— Воевода, как обстановка?

— Владимир взят без боя. Сабурова выдали его же приближённые. Позови отца и Родиона.

— Понял. Сейчас всех соберу и поставлю на громкую связь.

Через несколько минут послышались голоса Игнатия и Коршунова.

— Поздравляю с победой, сын, — голос отца звучал сдержанно. — Но не спеши с решениями. Владимир — не Угрюм, там другие правила игры.

— Мои люди докладывают о настроениях в городе, — вступил Коршунов. — Паника спадает. Горожане боятся, но готовы принять любую власть, лишь бы был порядок. Купцы уже интересуются, сохранятся ли торговые маршруты.

Севастьян подошёл к столу, его ироничная улыбка стала шире:

— Воевода, армии как таковой здесь не осталось. Остатки гвардии отсиживаются в казармах, бояре попрятались. Можете короноваться хоть сейчас — никто и слова поперёк не скажет.

— Покажи силу, только не перегибай палку, — добавила Ярослава, не оборачиваясь от окна. — Страх полезен, но террор порождает ненависть. А ненависть рано или поздно найдёт выход.

Я откинулся в кресле, закрыв глаза. Память услужливо подбросила образы из прошлой жизни. Сколько раз я наблюдал, как тираны захватывали трон силой оружия? И сколько из них удержались дольше пары лет?