Лекарь Империи 6 (СИ) - Лиманский Александр

Теоретически возможно.

В медицине возможно все. Сочетанная патология. Но вероятность — один к миллиону. А вероятность того, что он умрет от шока в ближайшие полчаса, если я ничего не сделаю — почти сто процентов.

У меня нет времени на сомнения. Каждая минута промедления приближает его к точке невозврата.

Фарк подтвердил диагноз. Я принял решение. К черту протоколы. Иногда нужно просто доверять своему опыту и спасать жизнь. В палату забежал Фролов с пробирками. Видок у него был все ещё испуганный. Мы молча кивнули друг другу. И я оставил его одного брать анализы.

А сам вышел из палаты и быстрым шагом направился в процедурную нашего отделения. По дороге столкнулся с дежурной медсестрой Татьяной Павловной, опытной, спокойной женщиной лет пятидесяти, видавшей на своем веку все.

— Татьяна Павловна, мне срочно нужен стерильный набор для катетеризации подключичной вены!

Она удивленно подняла брови.

— Подмастерье Разумовский, но это же процедура для реаниматологов. Может, позвать кого-то? Нестерова, например. Сегодня как раз дежурит.

Нестеров сейчас в операционной, помогает на экстренной лапаротомии. Я видел его, когда шел сюда.

Пока его вызовут, пока он освободится… пациент может умереть от шока. Придется делать самому. И придется продавить Татьяну Павловну.

— Некогда ждать, — мой голос был холодным и властным. — Пациент в гиповолемическом шоке. Ему нужна массивная инфузия прямо сейчас. Давайте набор.

Она несколько секунд смотрела на меня, взвешивая риски. Потом, видимо, решила, что риск неповиновения мне страшнее риска нарушения протокола. Все-таки определенная репутация в больнице у меня уже была.

Она молча открыла шкаф и достала запечатанный пакет.

— Вам помочь?

— Да, пожалуйста. И еще — подготовьте систему с физраствором и пятипроцентной глюкозой. Литр того, литр другого. Будем вливать струйно.

Она не спросила, зачем глюкоза при нормальном сахаре.

Умная женщина. Она поняла, что я делаю. Глюкоза не только источник энергии для истощенного организма. В критическом состоянии она помогает загнать калий обратно в клетки, снижая его уровень в крови.

Я не могу ввести гормоны, но я могу начать бороться с главным убийцей при Аддисоническом кризе — гиперкалиемией. Попытка выиграть время.

Взяв набор, я направился обратно в палату Бельского. Татьяна Павловна, с двумя литровыми пакетами растворов, последовала за мной. Я не отступил. Я просто сменил тактику.

Вернулся в палату. Бельский лежал на спине, его дыхание было поверхностным и частым. Кожа покрыта холодным, липким потом. Картина декомпенсированного шока. Еще немного — и начнется агония, а за ней — остановка сердца.

— Кирилл Степанович, — обратился я к пациенту, мой голос был спокойным и уверенным. — Сейчас я поставлю вам центральный катетер в вену на шее. Это может быть неприятно, но необходимо для вашего спасения.

— Делайте… что хотите… — прохрипел он. — Только… помогите…

Татьяна Павловна уже развернула стерильный стол, раскладывая инструменты. Я быстро обработал руки, надел стерильные перчатки.

Подключичный доступ по Сельдингеру.

Сотни, если не тысячи раз делал это в прошлой жизни. Но там были УЗИ-навигация, рентген-контроль после установки. А здесь — только анатомические ориентиры и опыт. Чистая, олдскульная хирургия.

Право на ошибку — ноль.

Фырк забрался на спинку кровати, с любопытством наблюдая за моими приготовлениями.

— Эй, осторожнее там со своей иголкой! — пропищал он мысленно. — Там же рядом легкое! Проткнешь — будет пневмоторакс! И тогда точно конец!

— Знаю, — мысленно ответил я. — Поэтому и выбрал правую сторону — купол плевры здесь ниже. Меньше риск.

Я пропальпировал ключицу, нашел точку — граница средней и внутренней трети. Вот она, ямка. Обработал кожу антисептиком. Местная анестезия — два процента лидокаина. Сначала «лимонная корочка», потом игла глубже.

— Глубокий вдох и задержите дыхание! — скомандовал я пациенту.

Я ввел иглу под углом тридцать градусов к коже, направляя ее кончик точно к яремной вырезке. Медленно тянул поршень шприца на себя, создавая вакуум…

Почувствовал характерный «провал».

Есть! Темная венозная кровь густой струей хлынула в шприц. Попал с первой попытки.

Теперь главное — не потерять доступ.

По игле провел гибкий металлический проводник. Извлек иглу. По проводнику — сам катетер. Все четко, без единого лишнего движения. Как сотни раз до этого.

Я зафиксировал катетер к коже, подключил систему.

— Готово! — выдохнул я. — Татьяна Павловна, открывайте зажим. Сначала глюкоза, потом физраствор.

Татьяна Павловна, которая все это время молча ассистировала, смотрела на меня с нескрываемым восхищением.

— Подмастерье Разумовский… вы это делаете как Мастер-реаниматолог со стажем!

Со стажем в двадцать лет из прошлой жизни. Но ей этого знать необязательно.

— Повезло попасть с первого раза, — кивнув, ответил я.

Я смотрел, как прозрачная жидкость капает в вену, восполняя потерю жидкости и корректируя электролитный баланс. Я выиграл для пациента еще немного драгоценного времени.

Теперь все зависело от Фролова и лаборатории.

Через десять минут в палату влетел запыхавшийся Фролов. Волосы взъерошены, на лбу испарина. Он явно бежал, а не шел.

— Я все сделал! — выпалил он с порога. — Кровь взял в правильные пробирки, на льду, в лабораторию отнес, сказал что CITO! Жизнь и смерть! Обещали сделать в первую очередь! Через пятнадцать минут будут результаты!

Пятнадцать минут… Это целая вечность, когда пациент на грани. Но это лучше, чем ничего. Суслик справился.

— Отлично! — я повернулся к нему, не давая ему передышки. — А теперь беги в больничную аптеку. Мне нужен гидрокортизон, сто миллиграммов, в форме для внутривенного введения!

— Гидрокортизон? — Фролов нахмурился, в его голосе смешались шок и недоверие. — Но, Илья, это же гормон! При «остром животе», при подозрении на перитонит, гормоны категорически противопоказаны! Они смажут всю клиническую картину и подавят иммунный ответ!

Я вздохнул.

Опять объяснять. Времени мало, но придется. Он должен понять. Не просто слепо выполнить приказ, а понять, почему он это делает. Это важно для его обучения.

Я подошел к нему и посмотрел прямо в глаза. Мой голос был твердым, но не злым.

— Максим, послушай меня. У него НЕ «острый живот». Я же уже говорил. Забудь все, что тебе говорили хирурги. Его организм не вырабатывает жизненно важный гормон — кортизол. Без него его сосуды не держат тонус, сердце не может нормально сокращаться. Он умирает от шока. Этот гормон — единственное, что может его спасти. Беги!

Фролов смотрел на меня несколько секунд, в его глазах боролись сомнение и зарождающееся доверие. Доверие победило. Он молча кивнул и снова исчез за дверью.

Молодец, Суслик. Не стал спорить. Доверяет. В нашей работе такое доверие на вес золота. Он вырастет в хорошего лекаря.

— А что если аптека закрыта? — пропищал у меня в голове Фырк. — Воскресенье же! Выходной!

— Дежурная аптека при больнице работает круглосуточно, — мысленно ответил я, не отрывая взгляда от монитора. Давление по-прежнему было опасно низким. — Специально для экстренных случаев. Главное, чтобы препарат был в наличии.

Следующие пять минут тянулись как вечность. Я стоял у кровати, следил за показателями. Растворы капали, но это было лишь «латание дыр» в тонущем корабле.

И вот снова распахнулась дверь. Фролов. В руке он держал уже набранный в шприц препарат.

— Медсестра в аптеке помогла набрать! — с гордостью пояснил он. — Сказала, чтобы время не терять!

Я с уважением посмотрел на него

Умница. Соображает. Не просто выполнил приказ, а сделал больше. Понял всю срочность ситуации.

Я взял у него шприц.

— Отлично, Максим. Но у нас и Татьяна Павловна могла набрать. Ладно. Теперь смотри. Сейчас ты увидишь, как работает настоящая заместительная терапия.