Архитектор Душ III (СИ) - Вольт Александр

— О, небесные светила, а что, по-вашему, я должен был увидеть? Как они в ромашковом поле вяжут венки и надевают их на головы, а после этого общаются с Брахманаспати?

Они смотрели на меня непонимающими глазами, как на инопланетянина. Возможно, я и вправду немного перегнул палку с оборотами, но, с другой стороны, сколько можно задавать подобные вопросы.

Я надавил на глазные яблоки сквозь прикрытые веки.

— Их убили свои же, если я все правильно понял.

— Как… свои? — глаза Алисы округлились до размеров блюдец.

— Очень просто, — ответил я. — При помощи оружия.

И я действительно не понимал, что это за человек. Его лицо не вызывало у меня никаких всполохов или резких воспоминаний, но одно я понимал очень твердо — в «Щите» явно не так много людей выгоняли за нарушение устава. И если я подам мысль именно так — там сразу поймут, о чем или О КОМ идет речь. Но как мне это сделать, не спалив свои способности?

Утро вливалось в спальню молочным светом, процеженным сквозь тяжелые шторы цвета старого золота. Оно пахло свежескошенной травой из сада, воском, которым натерли паркет, и едва уловимым ароматом лаванды от идеально выглаженного постельного белья. Никакой сырости, никакой гнили, которой должно было тянуть от окна. Только покой, чистота и уверенность, что мир за стенами этого дома подчиняется тем же незыблемым законам порядка.

Мастер потянулся. Тело, отдохнувшее и полное сил, откликнулось с приятной легкостью. Он откинул тонкое шелковое одеяло, спустил ноги на мягкий ворсистый ковер. Никакой спешки. Утро — это ритуал, который нельзя нарушать суетой.

Он прошел в просторную ванную, отделанную теплым, медового оттенка мрамором. Зеркало в тонкой позолоченной раме отразило лицо человека, довольного собой и миром. Да, годы оставили свою печать — сеточка морщин у глаз, чуть более резкая линия подбородка. Но взгляд оставался прежним — ясным, острым, пронзительным. Взглядом человека, который хорошо понимал людские души.

Надев шелковый халат, он вышел из спальни. Дом уже жил своей тихой, отлаженной жизнью. Две горничные в накрахмаленных передниках бесшумно скользили по коридору, смахивая невидимые пылинки с полированной поверхности столика. Они не поднимали глаз, их движения были доведены до автоматизма. Идеальный механизм, работающий без сбоев. Мастер прошел мимо, не удостоив их даже кивком. Они — часть интерьера. Функциональная, полезная, но не более.

Он спустился по широкой лестнице из темного дуба. В холле, сквозь высокое арочное окно, виднелся сад, утопавший в утреннем тумане. Капли росы бриллиантами сверкали на лепестках поздних роз.

Столовая встретила его ароматом свежесваренного кофе и поджаренных тостов. На длинном, накрытом белоснежной скатертью столе уже стоял завтрак. Тонкостенная фарфоровая чашка, серебряный кофейник, изящная вазочка с вишневым джемом, тарелка с тостами, поджаренными ровно до той степени золотистости, которую он любил. И, конечно, газета. Свежая, пахнущая типографской краской, «Феодосийский Вестникъ».

Он сел в массивное кресло с высокой резной спинкой и взял в руки газету. Шелест плотных страниц был для него музыкой. Он презирал новомодные гаджеты, эти холодные, бездушные экраны. Газета — это другое. Это традиция. Это вес. Это ощущение контроля над информацией.

Он сделал глоток кофе. Крепкий, горький, без сахара. Именно такой, какой нужен, чтобы окончательно прогнать остатки сна и настроить мозг на работу. Его взгляд скользил по заголовкам. «Визит Императора в Южный Округ», «Новые таможенные пошлины на зерно», «Скандал в городской думе». Скучно. Предсказуемо. Мелкая, провинциальная возня, которая не имела к нему никакого отношения. Он уже собирался перевернуть страницу, когда его взгляд зацепился за броский, набранный жирным шрифтом заголовок на третьей полосе.

«КОРОНЕР ГРОМОВ ГОТОВИТСЯ ЗАЯВИТЬ В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ, КТО ПОХИТИЛ ТЕЛО ИЗ МОРГА!»

Кофе, горячий и горький, едва не выплеснулся обратно. Мастер замер, его пальцы, державшие хрупкую фарфоровую чашку, побелели. Он перечитал заголовок. Потом еще раз. И еще. Опечатка? Глупая шутка журналиста?

Перед его глазами, словно наяву, пронеслась картина той субботы. Лес у имения Корнелиуса. Перепуганные глаза конюхов и сокольничих, столпившихся у опушки и бледное, сосредоточенное лицо Громова, когда он давал указания полиции. А рядом — его спутницы. Одна — рыжая, с широко раскрытыми от ужаса глазами. Другая — темноволосая аристократка, чье лицо было похоже на маску из слоновой кости. И сам Корней, бледный от ярости.

Не веря своим глазам, он отбросил газету. Она с шелестом упала на пол. Мастер схватил со стола планшет, который прислуга всегда клала рядом на всякий случай. Пальцы быстро забегали по холодному стеклу. «Имперiалъ». Новости. Феодосия.

Заголовки высыпались как горох из мешка. Десятки разных изданий, от солидных до откровенно желтых, но суть была одна.

«Тайна похищенного тела будет раскрыта! Коронер Громов обещает сенсацию!»

«След оккультистов найден? Источник в Коронерской службе сообщает о прорыве в расследовании!»

Он открыл «Импер-Ток». Короткие, кричащие видеоролики, смонтированные на коленке. Молодые блогеры с горящими глазами, пересказывающие слухи, строящие безумные теории. Фотография Громова, увеличенная, зернистая, с наложенной поверх драматичной музыкой.

— Ах ты, грязный сукин сын… — процедил Мастер сквозь зубы.

Он откинулся на спинку кресла, заставив себя сделать глубокий вдох. Выдох. Паника — удел слабых. Он не из их числа. Он — Мастер.

Что ты такого там успел узнать, а? Что ты мог найти в пустом морге? Волос? Ниточку? Отпечаток? Бред. Гонец отчитался — работа была чистой. Абсолютно чистой. Значит, это блеф. Дерзкий, наглый, самоубийственный блеф.

Но… что если нет? Что если этот выскочка-коронер, этот спившийся аристократ, наткнулся на что-то случайно? На какую-то мелочь, которую они упустили? Маловероятно, но возможно. И эту возможность нельзя было игнорировать. Нужно было проверить. Расспросить его. Вытянуть из него все до последней капли.

Но как? Угрозы больше не работают. Он уже показал, что не боится. Значит, нужно действовать тоньше. Сыграть на его слабостях. На его тщеславии.

Мастер вспомнил старого Громова. Болтуна, любившего за кружкой пенного в узком кругу кичиться своими сомнительными заслугами, мнимой властью над миром мертвых. Он обожал внимание, лесть, ощущение собственной значимости. И на этом можно было сыграть.

Да. Это была правильная мысль. Никакого давления. Дружеский звонок. Беспокойство о здоровье. «Виктор, дорогой, слышал, у тебя там неприятности? Как ты? Может, встретимся, выпьем кофе? Расскажешь, что стряслось. Может, смогу чем-то помочь советом…».

Он улыбнулся. Медленно, предвкушающее. Он вытянет из Громова все. А потом… потом решит, что с ним делать. Но сначала — завтрак.

Он откинулся на спинку своего кресла, взял со стола хрустящий тост, намазал его толстым слоем рубинового вишневого джема. Откусил. Сладость джема, хруст поджаренного хлеба. Он ел неторопливо, с наслаждением, словно английский лорд в своем родовом имении.

Да. Все было под контролем. Абсолютно все. Громов всего лишь мелкая назойливая проблема, которую нужно решить. И он ее решит, как решал всегда. Тихо, элегантно и окончательно.

Глава 23

Смотреть остальные тела не имело смысла. Я уже видел главное — того, кто командовал бойней. Того, кто лично застрелил Сальву. Остальные были исполнителями, безликими фигурами в балаклавах. Но главарь показал своё лицо. Либо по самоуверенности, либо потому, что считал Сальву достойным увидеть, кто именно его убивает. Месть в глазах убийцы требовала персонализации.

Проблема была в другом. Как передать эту информацию Гриму? Я не мог прийти и сказать: «Знаешь, я заглянул в душу твоего покойного товарища и увидел, кто его пристрелил».

Это фактически можно было приравнять признанию в использовании оккультных практик, потому что… а как иначе я мог заглянуть в его душу, не имея возможности контактировать с психеей?