Трибунал (СИ) - Смородин Павел

И кровью уже пахло.

Внезапно взгляд д’эви что-то привлекло. Какая-то странность, которую он заметил, но еще не осознал.

Что-то в одном из брошенных цехов выбивалось. Нел быстро добежал до места и осмотрелся.

Знакомая зарубка на стене, нацарапанная по облупившейся краске.

— Ну, привет, малыш, — прошептал д’эви и вошел внутрь.

Внутри было темно и пыльно. Единственным источником света служило мутное окно. На побитом стекле нашелся второй знак, написанный пальцем по пыли.

— Нелин! — Голос Камаля звучал снаружи тихо и приглушенно.

— Здесь я!

— Нел!

— Да я здесь, не ори!

Д’эви присел на корточки перед подоконником и принялся шарить рукой. Пальцы нащупали что-то мелкое и тонкое, как папиросная бумага. Невероятно изловчившись, Нелин подцепил листок и вытянул его.

Камаль стоял у входа внутрь и недовольно сопел.

— Куда пропал?

— Глянь чего нашел. — Нелюдь протянул тонкий листок. — Читай!

Йона раскрутил бумажку и пробежался глазами по строчкам. Писалось не чернилами, а гвоздем и грязью, но все равно понятно.

«Они хотят убить Мари. Помоги», — всего пять слов и буква К вместо подписи.

— Думаешь, он написал? — спросил Йона неуверенно.

— Почерк его.

— Могли заставить написать.

— Он бы тогда знак другой оставил.

— Какой он оставил?

— Две: «на территории врага» и «операцию продолжаю».

Йона тяжело вздохнул. Мальчишка явно оставил эту бумажку для них, словно знал, что они прибудут.

— Откуда он знал, что здесь будем мы?

— Может, просто верил, или слишком хорошо тебя запомнил. Я бы на его месте тоже так попробовал связаться, если другого способа нет.

— Или это ловушка.

— Или она. Но на парня это непохоже, сам же помнишь, он всегда был слегка блаженным.

Инспектор согласно кивнул. Кузнечик был именно блаженным, ну или что-то типа того, добрый, беззлобный и ранимый, как ребенок. Геморрой размером со взрослого мужика, а не боец. Но было в нем что-то, что не давало его просто так забыть.

Глаза побитой собаки, что ли.

— Ну вот почему из всех ребят именно он воскрес? Я только начал эту жуть забывать, а теперь…

— А теперь он снова нас туда макнул. Что думаешь насчет д’Алтон?

— Предупредим, а то вторая истерика случится. Ладно, пошли, еще раз пройдемся мелким гребнем да поедем обратно.

— Над про лодку узнать.

— Вот ты и займись. Умник.

— Йона.

— Что?

— Я уже говорил тебе сегодня, что я тебя ненавижу?

Глава 30

У инспектора Бартона болело все тело.

Буквально все.

Раньше он думал, что такого быть не может, но сейчас, лежа в палате хирургического отделения, он эту информацию переосмыслил. Еще как может! Второй факт, который инспектор списал как устаревший, это то, что он неплохой боец. Как только анестезия в первый раз отпустила и Пол остался с болью один на один, так сразу и понял, что до этого толком он по роже не получал.

Максимум ему ломали нос или уши. Но чтобы его так отоварили. Даже вусмерть пьяный отец себе такого не позволял.

Палата, в которую положили инспектора, была старой и обшарпанной. Выцветшие желтые стены не видели свежей краски с самого строительства этой части больницы. А было это с полвека назад. Пол покрывал застиранный серо-зеленый линолеум с многочисленными зацепками, дырками, потертостями и разводами.

Свежее пятно на нем осталось с вечера, когда умник с соседней койки выдернул катетер с лекарством и решил пройтись до курилки. Теперь от его кровати тянулась небольшая кровавая дорожка, словно тропинка из очень страшной сказки.

На этом проблемы не заканчивались. Старое окно безбожно сквозило, и Бартон был вынужден потребовать теплое одеяло. Усталая медсестра с глазами дохлой селедки неохотно притащила ему шерстяное одеяло, но при этом посмотрела на «проблемного» пациента взглядом, полным нескрываемой злости.

Лежит тут такой да отвлекает от важных дел. Неприятно, конечно, но зато теперь поутру никто не найдет его замерзший труп.

Не палата люкс в «Хэллоу Хиллс», но и на том спасибо.

Пол практически проклинал себя, когда вспоминал, как часто он мечтал именно о таком вот выходном. Выспаться, поваляться в кровати, в конце концов не упахиваться каждый вечер на работе до изнеможения. Хотелось именно такого — «кошачьего» отдыха. Вот только он забыл, что коты от природы ленивые создания. Ну и он устал не настолько, чтобы отдыхать сутки напролет да без конца объедаться.

Кормежка, кстати, была отвратной.

Давали все исключительно парное или вареное, без соли, перца, а еще сахара и вкуса. Каша походила на клейстер, пюре походило на клейстер, отличались только котлеты из какого-то непонятного мяса, которые походили на уже хорошо засохший клейстер.

Короче, дрянь и разочарование.

Верните деньги!

Практически все время инспектор был занят ничегонеделанием в этой тесной палате, и это ему наскучило уже на второй день. Ни радио, ни книг. Как тут не рехнешься, когда из всех развлечений только смотреть в окно да считать ворон?

Вороны были поименованы и запомнены.

Из окна с выгоревшими от солнца занавесками открывался вид на старую больничную пристройку. Пол сосчитал там все куски черепицы, затем изучил способ их раскладки. Полежит тут еще немного, и сможет, наверное, сам перекрыть крышу.

Бартон поймал себя на удивительной мысли. Он осознал, что странный он человек — ну вот, получил он долгожданный отдых, пусть и такой. Но вместо этого рвется на работу.

Нужно же рассказать Марианне, что он узнал. Да, узнал он немного, но это уже прогресс в деле, где все ниточки оборваны и никто ничего не знает. Что же, теперь он знает, а затем об этом узнает и инспектор д’Алтон.

Вот только сначала нужно, чтобы врач позволил ему выписаться. Ну а уже для этого оставалась сущая мелочь: нормально зарастить перелом носа, трещину в скуле, вернуть выбитый зуб. Ну и, так сказать, на сладкое — еще срастить края отвратной рваной раны на ноге, которую ему оставил Гессен.

По самым скромным прикидкам, лежать Полу тут неделю, никак не меньше. А за это время он точно рехнется от скуки.

«Может, книги начать писать, это же вроде несложно», — подумал он про себя, и от нечего делать начал накидывать простенький сюжет. Сложный он не осилит, а вот если разбавить повествование перестрелками и сексом, то, может быть, и получится что-то неплохое. Хотя… почему неплохое? Нужно писать гениальное, иначе какой в этом смысл?

Главный герой должен быть копом, пусть еще герой войны…

Начавшая придумываться книга прервалась внезапно. Ее явно спугнул звук знакомых шагов, доносившихся из коридора. Перед входом в палату человек остановился.

Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появилась знакомая фигура напарника. Уэсли выглядел сейчас весьма необычно. С одной стороны, он казался явно усталым и встревоженным, словно не спал несколько дней подряд, с другой — он был бодр и весел, будто с утра всадил несколько чашечек кофе с виски.

В руках напарник держал объемный пакет, набитый до самого верха. Если чутье Пола не обманывало, то внутри лежал самый типичный набор для раненого коллеги: фрукты, леденцы и, может, что-то из домашней еды.

— Ну привет, красавец. — Уэсли поставил пакет на потрескавшуюся тумбочку из темного дерева и улыбнулся. — Вижу, что мою шутку про исправление твоей кривой носовой перегородки ты воспринял слишком буквально.

— Сигареты принес? — без лишних расшаркиваний спросил Пол, лежа на продавленной больничной койке, и с нетерпением уставился на напарника.

— Тебе врач запретил.

— Тим, я тебя сейчас убью, и присяжные меня оправдают. Я без никотина зверею уже, имей совесть.

— Да ладно тебе, держи, уж и пошутить нельзя.

Он передал блок сигарет другу, и тот с жадностью прижал к себе столь вожделенный презент. Курить хотелось просто адски.

Вообще, Бартону невероятно повезло. Не вызови мадам Гессен, или теперь Эрмет, скорую и полицию вовремя, то лежать бы Полу не здесь, а на кладбище. Мысль эта посетила голову Бартона буквально первой, когда он отошел от наркоза и смог нормально думать. Но, похоже, на него у высших сил есть другие планы. Осталось только понять — какие? Может и впрямь литература?