Шеф с системой. Гамбит повара (СИ) - "Afael"

— Ну что, герои? — на моем лице появилась широкая, почти безумная улыбка. — Раз уж мы сегодня почетные гости, негоже идти на пир с пустыми руками. Мы должны принести с собой блюдо, достойное победителей!

Они непонимающе, но с зарождающимся азартом смотрели на меня.

— Федот! — скомандовал я. — Тащите сюда самый большой стол! Матвей, бери ребят, и ваш главный трофей — из холодной кладовой! Сегодня мы покажем всему замку, что такое настоящая осенняя магия!

И кухня взорвалась деятельностью. На огромный стол, который с трудом затащили четверо, водрузили здоровенную тыкву. Огромную, ярко-оранжевую, почти идеальной круглой формы, размером с добрый котел.

Я взял свой самый большой тесак, улыбнулся команде, подошел к тыкве и одним, мощным ударом срубил с нее «крышку», ровно и аккуратно. По кухне поплыл свежий, сладковатый, чуть пряный аромат.

— А теперь — за дело! — командовал я. — Матвей, твоя команда — вычистить нашу «посудину» от семечек! Федот, на огонь самый большой казан! Будем готовить для нее наполнение!

Моя кухонная команда работала слаженно. Пока младшие поварята с хохотом выскребали из тыквы семена и волокна, на главном очаге уже кипела работа. В большой сковороде шкворчал растопленный жир. Федот бросил в него горы нашинкованного лука, и по кухне поплыл сладкий дух. Затем туда отправились куски мяса. Они шипели, покрываясь румяной корочкой.

Я добавил к мясу грибы, несколько кислых яблок, нарезанных кубиками, и заранее сваренную до полуготовности перловую крупу. Все это залил густым темным элем, добавил горсть можжевеловых ягод, тимьян и щедрую ложку меда. Начинка медленно забулькала, превращаясь в густое блюдо вкусное само по себе.

Затем началось самое интересное. Мы сняли сковороду с огня и, работая все вместе, начали начинять нашу гигантскую тыкву этим дымящимся, пряным варевом. Когда она была наполнена до краев, я накрыл ее срезанной «крышкой» и запечатал стык пресным тестом.

— А теперь, — сказал я, — осталось ее запечь.

Федот посмотрел на меня с сомнением.

— Знахарь, она же сгорит сверху, а внутри сырой останется. Слишком большая. Жар ее неравномерно возьмет.

— А мы его заставим, Федот, — я улыбнулся. — Мы не будем ее жечь, а построим для нее вторую, личную печь. И эту печь мы потом съедим.

Я видел на их лицах полное недоумение.

— Матвей, — скомандовал я. — Тащи сюда ржаную муку. Остальные тащите воду и побольше!

Когда ингредиенты для последнего шага подготовили, я продолжил.

— Сейчас мы приготовим самое простое, пресное тесто.

Далее мы начали смешивать в огромном корыте ржаную муку и воду, создавая огромное количество плотного, серого, липкого теста. Затем взяли наш гигантский, начиненный тыквенный «котел» и начали полностью, без единой щели, обмазывать его этим тестом, создавая толстый, герметичный панцирь.

— Вот так, — сказал я, разглаживая последний шов. — Это тесто на жару превратится в твердую корку. Оно запечатает внутри весь сок и весь пар. Тыква не сгорит. Она будет медленно и равномерно томиться в своей собственной бане, становясь невероятно нежной. А потом…

Я хитро улыбнулся. — … потом у нас будет не только тыква, но и самый вкусный хлеб, который вы когда-либо пробовали, пропитанный изнутри мясным, грибным и тыквенным соком.

Когда мы закончили, наша оранжевая красавица превратилась в огромный, серый, гладкий валун из теста.

Затем, все вместе, с помощью рычагов, мы осторожно закатили наш «валун» на огромной лопате в раскаленное жерло хлебной печи.

Когда мы отошли, я посмотрел на свою команду. Они были в муке, уставшие, но их лица светились от гордости. Мы не просто приготовили еду, а творили кулинарное чудо, проявив невиданную ими доселе смекалку. Это было лучшее начало для праздника, на который они впервые шли не как прислуга.

Мы успели еще отдохнуть и привести себя в порядок, а вечером начался пир. Это был мудрый ход. Гарнизон, одержавший первую за долгое время победу, нуждался в празднике. Нужно было поддерживать боевой дух, который мог стать нашим главным оружием в предстоящей войне.

Большой зал гудел. Столы ломились от простого, но сытного угощения — жареного мяса, хлеба, сыра. Воины, пьяные от эля и победы, горланили песни и требовали у Ярослава все новых рассказов про битву за Заречье. Они чествовали Ярослава, который сидел во главе стола рядом с отцом, и каждый раз, когда кто-то поднимал кубок за «молодого сокола», зал взрывался одобрительным ревом.

Отдельной радостью для меня в этот вечер был вид моей команды. Как я и просил, их не заставили работать. Они сидели за отдельным, почетным столом, рядом с десятниками. Неловкие, смущенные, в своей лучшей, чистой одежде, они с гордостью принимали угощения от воинов.

В самый разгар пира двери на кухню распахнулись, и по залу пронесся гул.

По моему знаку четверо воинов, пыхтя и обливаясь потом, вынесли на огромном дубовом щите наш шедевр — гигантскую тыкву, запеченную в хлебном панцире. Она была огромна, как валун.

Они водрузили ее на центральный стол, прямо перед князем. Святозар с изумлением смотрел на это кулинарное чудовище.

— Что это, знахарь? — пророкотал он.

— Это, мой князь, — ответил я, выходя вперед с большим ножом в руках, — блюдо, достойное победителей. Называется «Сердце Осени».

Я подошел к тыкве и, взяв в руки молоток, нанес по хлебной корке несколько точных, сильных ударов. Панцирь с громким треском раскололся, и изнутри, словно джинн из бутылки, вырвалось облако густого, ароматного пара. Когда пар рассеялся, все ахнули. Под твердой хлебной скорлупой скрывалась нежная янтарная мякоть тыквы, до краев наполненная дымящейся, сочной начинкой.

Я взял большой половник и зачерпнул первую порцию — нежное мясо, перловку, грибы и куски сладкой, тающей во рту тыквенной мякоти, пропитанной мясным соком. Эту первую, «княжескую» порцию я поставил перед Святозаром.

Он молча взял ложку, попробовал. Медленно прожевал. Затем его суровое лицо расслабилось, и на нем появилось выражение удовольствия. Он даже глаза прикрыл.

— Боги… — выдохнул он. — Это… это так вкусно. Настоящий вкус победы.

Зал уже готов был взорваться ревом, но Святозар поднял свою руку, призывая к тишине. Он медленно поднялся со своего места, держа в одной руке ложку, а другой взяв свой кубок.

— Мы, Соколы, — начал он, и его гулкий голос наполнил весь зал, — привыкли доверять стали мечей и крепости наших стен. Мы привыкли, что победу нам приносят сила и доблесть.

Он обвел взглядом своих воинов, а затем его взгляд остановился на мне.

— Но сегодня мы пируем в честь победы, которую нам принесло и другое оружие. Оружие, рожденное не в кузнице, а на кухне. Выкованное не из стали, а благодаря уму, знаниям и невиданному мастерству.

Он поднял свой кубок высоко над головой.

— Я поднимаю этот кубок за человека, который спас эту крепость от яда и вместе с нашим молодым соколом помогал возвращать Заречье! За нашего знахаря, Алексея! За ум, что острее любого клинка, и за мастерство, что крепче любой брони! За знахаря!

— ЗА ЗНАХАРЯ! — взорвался зал единым, оглушительным ревом.

Воины вскочили со своих мест, поднимая кубки и кружки. Этот тост, произнесенный самим князем, был не просто похвалой, а признанием моих заслуг. С этой минуты я перестал быть просто полезным советником. Я стал гордостью всего рода.

Очнулся от веселья когда время уже приближалось к полуночи. Пир потихоньку сворачивали.

Кивнув Степану Игнатьевичу, молча развернулся и покинул шумный зал.

Я шел по тихим, ночным коридорам крепости в малую кухню. Передо мной стояла новая задача, грандиозная по своему масштабу. И этой задачей являлась будущая война на истощение. В ней победит не тот, кто сильнее ударит, а тот, кто дольше продержится. Продержится за счет ресурсов и запасов, а вот это уже не территория воинов. Это моя территория.

Я вошел на свою кухню. Здесь, после шумного зала, царили тишина и порядок. Зажег одну свечу, и ее слабое пламя выхватило из темноты блеск чисто вымытых котлов и ряды глиняных горшков.