Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Ну ещё бы.

— Надеюсь, ничего не сломалось?

— Нет-нет, мы осторожно.

Этого следовало ожидать. Любопытство — не порок, конечно, да и надо было понимать, что стража во всех измерениях стража, но всё равно неприятно. Шут их разбери, что они там с его телефоном сделать пытались. Вряд ли бы они додумались его даже включить — не то, что разблокировать, — но грязными пальцами замызгать или уронить могли преспокойно. Или, может, утопить в чём-то… Макс по привычке сунул мобильник в карман джинсов (не влажный и не липкий, уже неплохо), забрал сумку и, кивнув на прощание знакомым лицам, пошагал прочь из темницы. Не до конца проснувшийся, хмурый и помятый, он весьма безрадостно воображал себе поход по Эпиркерку в сторону набившей оскомину круглой площади, пока услужливая память вежливо подкидывала одно за другим воспоминания: толпа студентов, прохожие, палящее солнце, всеобщее презрительное отношение к бездомным, вороны, сомнительные личности в проулках…

— Эй, малец! — окликнул Йен, когда Путник уже почти вышел на улицу. — Я тут краем уха зацепил, что ты собираешься снова к магистру идти на поклон. Правда?

— Правда, — не стал скрывать шила в мешке парень и, помолчав, добавил: — На этот раз буду стоять.

И под дружный хохот стражников покинул каменный коридор. Успел только кивнуть Эльме на прощание в знак того, что про их договор помнит. Женщина в ответ белозубо улыбнулась и помахала ему просунутой сквозь прутья рукой.

Загадочного Питча он так и не услышал.

Свежий воздух быстро сдул с Максима остатки дремоты. Утро было облачным, но тёплым, и Макс, удобнее перехватив свой баул, отошёл от темниц на безопасное расстояние, завернул за угол и тут же бросился расстёгивать молнию — хотел убедиться, что ничего не пропало. Наушники, зарядка, ключи, кошелёк, плавки, очки, полотенце, тапочки… всё вроде на месте. Даже монетки не тронули.

С восставшей из пепла верой в местное человечество он вновь закинул на плечо свои вещи и куда бодрее зашагал по выложенной булыжником мостовой. Конечно, деньги родного мира не представляли для здешних стражей никакой ценности, но всё же. Его ждал очередной пусто прожитый день, бестолково проведённое время и части тела, затекающие по очереди или все разом. Но никогда ещё он не чувствовал себя так правильно. То, что он делает, что бы он ни делал, было верным, единственно возможным вариантом — и Максим в жизни бы не смог объяснить, с чего это он вдруг так в этом убеждён.

Он вообще никогда прежде не отличался склонностью к самоанализу.

Вышедшие на улицу следом за недавним заключённым стражники, сворачивая в руках потрёпанные пергаментные бумажки со скверным табаком внутри, проводили широкоплечую фигуру задумчивыми как один взглядами. Молчали они, рассуждая каждый о своём, пока юноша не повернул за угол, на широкий проспект, и не скрылся окончательно из поля зрения в гуще хлынувшего из домов трудолюбивого народа.

— Думаешь, сдюжит?

Йен покосился на товарища по оружию с удивлением. Редко можно было застать коллегу в таком состоянии: обычно Десель относился к окружающему миру если не со скептицизмом, то со вполне оправданным равнодушием. Много чего повидавший, наполовину седой и давно уставший от этой жизни, солдат старой закалки сквозь пальцы наблюдал за тем, как движется вокруг него жизнь. Теперь же, и это могло стать вполне знаковым событием, его обычно прищуренные глаза глядели Путнику вслед вполне энергично и заинтересованно.

Определённо, Деселя этот мальчишка заинтриговал.

— Шут его знает, — искренне ответил Йен, свернув до конца махорку. — Упрямый он — это точно.

— Упрямее господина вряд ли сыщешь, — солдат неопределённо махнул рукой. — Но, авось, передумает. Уж больно подлеток хорош.

— Ты про рожу?

— Да нет, — в этот раз Десель уже вполне конкретно отмахнулся от вредного товарища. — Пёсья кровь, тебе лишь бы гадость сморозить какую, что ты за человек?.. Я про нутро говорю.

Помолчали. Йен чиркнул кресалом об огниво, извлечёнными из закрытой латным нагрудником сумки. Прикурили.

— Помню, в его годы сам такой был, — задумчиво проговорил Десель и глубоко затянулся дымом. — Упёртый как диявол, никаких слов не слушал.

— Мы, покуда юны, все такие.

— Не то, — солдат снова отмахнулся. — Юность геройствовать хочет, любого врага — на копьё, любую бабу — в кровать. А этот — не герой. Это-то и хорошо. Господину такие подмастерья нужны, чтобы башкой в костёр за любую дрянь не сигали.

— Этот-то — и не сигает? — Йен рассмеялся и едва не подавился слюной. — Да ты уши-то разуй, куда он пошёл: сызнова к колдуну на поклон!

Десель не ответил. Спорить с гораздо более молодым братом по оружию ему давно в этой жизни наскучило, и взгляд, снова скучающий и равнодушный, упёрся в медленно розовеющее на востоке небо.

Правила поведения

— Смотрите-ка, он опять здесь.

— Почему его не выставили из города?

— Какой грязный…

— Что он здесь делает?

Голосов было много, любопытно глазеющих — ещё больше. Уже не нервировало.

Сидеть на каменной пешеходной дорожке Путник больше не рискнул — хватило и первого путешествия под белы рученьки в местный вытрезвитель и вызванной этим эмоциональной встряски, на долгие годы вперёд хватило. Теперь Макс будет действовать умнее: вернувшись на пост, он покрутился сначала вокруг территории особняка, чтобы колдун наверняка мог узнать о его возвращении, для надёжности попинал и потолкал немного магический барьер и, убедившись, что по-прежнему не может подойти к дому, облокотился спиной об уличный фонарь и впал в мыслительный анабиоз — попросту говоря, отрешился.

Стоять-то на улице законом не запрещено.

Когда ноги от безостановочного почётного караула начинали затекать, он переносил вес с одной на другую, прогуливался вокруг столба, как не нашедший места помочиться пёс, топал пятками о брусчатку, помогая крови подниматься вверх по венам, сделал несколько подходов приседаний. Раза два или три он едва ли не отключался прямо так — приходилось приседать ещё и для бодрости, чтобы не грохнуться с высоты собственного роста лицом в камень. Гордость и самолюбие его, конечно, и без того были потрёпаны столичной публикой, но до таких курьёзов он не опустится ни за что. Жара к полудню обещала установиться омерзительная, но вовремя подоспели облака и слегка сгладили развернувшийся было над головой пламенеющий ад.

Макс в жизни бы не подумал, что просто стоять и ждать чего-то — настолько трудное на деле занятие. Да, затекают ноги, приходится переносить вес каждые минут пять с одной на другую или даже бить по дороге, как лошадь. Да, устаёт спина, поэтому приходится опираться в столб лопатками и упираться ногами (снова успевшими онеметь) в булыжники, чтобы не соскользнуть вниз. Да, жарко, да, неудобно. Но ещё хуже оказалось то, что в этот момент ему совершенно нечем было себя занять. За ним велось непрерывное наблюдение со стороны горожан — в попытке вернуть должок он не менее пристально начинал наблюдать за ними в ответ, но объекты его пассивной агрессии быстро удалялись в неизвестном направлении. Да и гуляло здесь, мягко говоря, гораздо меньше людей, чем на других торговых улицах — разбавить тоску ожидания было попросту некому.

На Земле всегда имелась возможность достать из кармана мобильник, сунуть в уши наушники с каким-нибудь «музлом», залезть в любую социальную сеть — и провалиться туда на много часов, не замечая никого и ничего вокруг, убить время самым безболезненным и эффективным образом. Но здесь каждая вещь настойчиво требовала к себе его внимания и при том совершенно никак не могла толком заинтересовать. Люди в Эпиршире — и в мире, где Эпиршир существовал — оказались раздражающе поглощены сегодняшним днём. Потому-то, наверное, и ходили такие разговорчивые, а слухи по десятому кругу гоняли на разный лад.

Отвлекаться не на что.

Проводился, помнится, эксперимент один отечественными учёными — кажется, из Петербурга — над подростками от двенадцати и до совершеннолетия. Попросили их отказаться от гаджетов на восемь часов, подразумевая не только телефоны или планшеты, но и компьютеры, телевизор, приставки — словом, всё то, что, по мнению взрослых, вредно для психики. Им было разрешено делать абсолютно всё остальное: гулять с собаками, рисовать, читать, мастерить модельки, да просто мечтать или смотреть в окно — и лишь одна вещь категорически возбранялась. Казалось бы, перед тобой целый мир — действуй! И дети вызвались участвовать с энтузиазмом — однако из шестидесяти восьми «подопытных» до конца дошли только трое. И если ещё какой-то месяц назад Макс не без иронии отзывался о способностях современной молодёжи пережить «онлайн-детокс», теперь про товарищей по несчастью он вспоминал с неподдельным сочувствием.