Трибунал (СИ) - Смородин Павел

Кожа словно покрывалась мурашками, отходя от магического дэвского паралича.

Мари чувствовала, как по венам разливается горячая ярость, закипая все сильнее с каждой секундой.

В основном она была зла на саму себя — на собственную глупую беспечность. Она опять повелась на старый трюк с фигуркой, словно не было последнего года каторжных ежедневных тренировок воли. Словно не было двенадцати изматывающих месяцев, когда этот ушастый прохвост гонял ее по рингу, словно кот мышь.

Одно короткое движение, одно ничтожное мгновение невнимательности — и вот все ее титанические усилия пошли прахом. Уродливое чувство смущения и неловкости, которое, казалось, навсегда пропало вместе со смертью Оберина, вдруг вернулось, сковав ее тело и разум.

«Ну уж нет, хватит с меня этих проколов!» — решительно подумала Мари, чувствуя, как заканчивается действие паралича. Вот уже и контроль над затекшими мышцами рук и ног возвращается. Пальцы начали слегка подрагивать, потом запястья и предплечья, а вслед за ними и плечи.

Как только тело полностью придет в норму, она будет готова к решительным действиям! Мари скрипнула зубами, ее рот угрожающе скривился в усмешке.

Глаза сузились в щелочки, метая испепеляющие взгляды. Она обязательно устроит этим двум уродам такую эпическую трепку, что им будет больно даже вспоминать об этом! Д’Алтон она — или как? «Никому ничего не спускать» — если бы у ее семейства не было бы девиза, то можно было бы взять этот.

Детали мести уже начали вырисовываться в ее разгоряченном мозгу.

О да, они еще возопят о пощаде… На мгновение она представила, как выбьет из обоих друзей дух на ринге. Фантазия показалась такой реальной, что она даже ощутила запах крови.

Кровь вскипала в жилах, придавая телу сил. Мари судорожно сжала-разжала кулаки, разминая затекшие мышцы, и вдохнула полной грудью, готовясь к реваншу.

Понадобилось еще десять мучительных минут, чтобы окончательно избавиться от остатков наваждения. Марианна судорожно сглотнула, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.

Резкий телефонный звонок внезапно разорвал гнетущую тишину кабинета. Звук был непривычно громким и каким-то зловещим, отдаваясь эхом в ушах. Мари быстро подошла к столу Камаля и дернула трубку. В трубке была мертвая тишина, и только после этого она поняла, что звонит не его, а ее собственный телефон.

Она перегнулась через стол, так что практически легла грудью на столешницу, дотянулась рукой до трубки и дернула ту с рычага.

— Да. — Губы еще плохо слушались, так что говорить надо бы как можно проще, а то еще подумают, что она пьяная или под кайфом.

На том конце провода повисло неприятное тяжелое молчание, словно кто-то собирается с силами для объявления чего-то ужасного.

— Слушаю, — повторила д’Алтон уже с заметным усилием над собой, пытаясь выровнять плохо слушающийся голос.

— Ма-м-м-марианна, — голос матери был дрожащим и перепуганным, каким Мари никогда в жизни его не слышала. Ее сердце сжалось от плохого предчувствия.

— Ма-ма?

— У нас… тут какие-то люди… о-о-они… — Мать сорвалась на тихое бессвязное бормотание, полное ужаса.

— Какие люди? — паника заставила кровь отхлынуть от лица, но одновременно расчистила затуманенное сознание, избавив тело от заторможенности.

Повисла гнетущая пауза, во время которой сердце Марианны пропустило несколько ударов, отдаваясь болезненным стуком в висках.

— Альберт… они застрелили Альберта! — практически проскулила Патрисия на том конце трубки, и ее всхлипывания были слышны очень отчетливо.

Альберт Геннек. Старый добрый дядя Альберт с его располагающей улыбкой. Мари до боли ясно представила, как он лежит в луже собственной крови, не понимая, что произошло. Его большие миндалевидные глаза удивленно распахнуты и теперь не закроются никогда.

Кто-то убил его.

Так. Теперь нужно собраться с силами и успокоиться, а заодно и маму успокоить.

— Мама.

— Они… они… — Старшая д’Алтон продолжала повторять что-то неразборчивое и путанное, словно разум отказывался принимать произошедшее.

— Мама! — Марианна почти кричала в трубку, стараясь пробиться сквозь истерику.

— Да? — Голос матери слегка прояснился.

— Все будет хорошо. Слышишь меня? Все. Будет. Хорошо. Рядом с тобой кто-то есть сейчас?

— Да, — ответила Патрисия чуть более твердым голосом.

— Передай ему трубку.

Послышалось шуршание и неразборчивое грубое мужское бормотание, а затем хриплый незнакомый голос произнес с деланым весельем:

— Ну, привет, сука!

Мужчина старался говорить бодро и весело, но было слышно, что он на взводе, как был тогда, во время похищения Барра. Мари до сих пор помнила, как лежала уже хорошенько избитая, но все же смогла расслышать короткую команду: «Новичок, помогай!»

Мужчина помолчал пару мгновений, явно наслаждаясь произведенным эффектом.

— Узнала меня, красотка?

Желчь подступила к горлу Марианны от этого паршивого голоса.

— Ты из тех уродов, что Барра похитили, — процедила она сквозь зубы.

— Не уродов, а патриотов. Я бы на твоем месте запомнил это, девочка. — Его голос сделался угрожающим. — Или у тебя с головой после той встряски плохо?

— Что вам надо? — сказала д’Алтон ледяным тоном, она сама удивилась, как ей удалось совладать с эмоциями.

— Тебя, конечно. — Мужчина, если его можно было таковым считать, стал говорить приторно-ласковым голосом. — Ты как будто сама не догадалась. Ты друга моего убила… а я такое не люблю. Смекаешь, к чему веду?

Око за око.

Мари тяжело молчала, ее ладони вспотели, а по вискам каплями стекал холодный пот. Казалось, что ее яростное сопение слышно на том конце провода. Ну и пусть. Плевать.

Эти твари у нее дома!

У нее!

Ходят по ее дому, размазывают ботинками кровь ее, сука, старинного и самого верного дворецкого и друга! Да она всех этих уродов живьем освежует.

— Тронешь мою маму хоть пальцем… — Инспектор д’Алтон говорила тихо, сквозь сжатые зубы, стараясь скрыть дрожь от едва сдерживаемого гнева в голосе. По-другому просто не получалось — так сильно ее сейчас обуревала ярость.

— Не пыли, легавая, — рассмеялся похабным смехом бандит. — Борзая ты какая-то. Вот если я твоей мамаше сейчас нос отрежу, такая же борзая будешь? Или мне с ушей начать, а? Гангрена, как думаешь?

Кто-то на заднем плане что-то выкрикнул, но д’Алтон не смогла разобрать, что именно. Собеседник снова рассмеялся, и, вернувшись к Марианне, продолжил. С еще большим весельем в голосе он перешел к делу:

— Значит так, красотка, слушай внимательно и запоминай: времени у тебя ровно час — у нас дел еще вагон. Будешь здесь без оружия и подмоги через час, и мы твоих старичков не тронем. Даю тебе честное офицерское слово.

«Нашелся офицер», — собиралась было сказать Мари, но проглотила эту колкость, ощутив холодный комок страха в животе. Тип и так на взводе, а она уже слишком заигралась.

Между тем бандит продолжал с нарастающей угрозой в голосе:

— За каждые пять минут промедления буду отрезать у твоих родителей по уху, потом примусь за пальцы на руках и ногах. Так что сама решай, насколько ты их любишь и кто из них тебе нужен одним куском. Дальше…

Он взял театральную паузу, вселяя в Марианну новую дозу паники.

— Приведешь с собой хвост — убью обоих старичков на твоих глазах без малейших колебаний. Как свиньям глотки вскрою, от уха до уха. Начну с мамаши твоей, а отец пусть посмотрит… Или наоборот, пока вот никак не решу.

Мари почувствовала, как к горлу подступает тошнота от одной только мысли, что эти нелюди сделают с ее родителями, если она облажается. Холодный пот продолжал обильно стекать, теперь уже по спине.

— Я тебя тогда достану, ублюдок, — угрожающе прошипела она, вкладывая в слова всю свою ненависть.

— А я гранатой подорвусь… — без лишней бравады ответил тот. — Уже делал раньше. Я к смерти привычный, можешь не сомневаться. Час у тебя, сука рыжая! Так что лети как пуля, если родители тебе еще дороги!