Куда приводят коты (СИ) - Фомин Олег Геннадьевич

– Нам и так конец, – отвечает кто-то тихим измученным голосом. – Даже стражи бессильны, что говорить о нас…

– Мы должны попытаться! – срываюсь на крик. – Пока не изжарились заживо, пока лапы нас держат! Прошу, ребята! Пока мы еще хоть на что-то способны!

В глазах некоторых я увидел согласие. Книжка, Лампа, Фараон… Мрачное, через «не хочу», и все же согласие. Но тех, кто смирился с ужасной участью или скукожился в страхе, гораздо больше. Возможно, меня бы парализовало точно так же. Но теперь рядом Карри. Для кого-то просто знакомая, подруга, а для меня – даймен. Даймен, который сейчас нуждается в защите. Не знаю, чем таким Блика ей пригрозила, что та самоустранилась и смеет лишь покорно наблюдать из глубин себя, но…

Мою мысль прервал грохот.

Я уже привык к тому, как дрожат плиты, когда лапа ящера топчет пирамиду или его хвост сносит еще одну лестницу или статую, но сейчас дрожь совсем иная – ровная и плавно нарастающая. Уши навострились, голова завертелась в поиске.

– Блика!!! – услышал я воинственный вопль.

Сердце Бальзамиры пронзило механическое эхо, клич прозвучал будто через динамик на железнодорожном вокзале.

Черная демоница никак не отреагировала на свое имя, а вот ящер начал разворот в ту сторону…

Взгляд засек розовую кошку.

Она стремглав мчится из недр этажа, который вровень с мордой титана, по длинному выступу. Добежав до конца этого каменного клюва, кошка прыгнула к ящеру. Тем временем, плавно нарастающий грохот достиг апогея, я услышал протяжный, как звериный рев, гудок поезда, и кусок стены этажом ниже разлетелся вдребезги, из тучи пыли и осколков вынырнул локомотив. Комочек розовой шерсти оседлал крышу над кабиной машиниста, локомотив вытащил за собой череду пассажирских вагонов, и гигантский железный червь протаранил ящера в грудь.

Все это случилось за считанные секунды!

Непобедимого человека-динозавра опрокинуло к подножию пирамиды, стражи едва успели отпустить его и отскочить, дабы не быть утянутыми следом.

– Черри, нет! – вскрикнула Карри.

Вместе с многотонным составом ящер укатился, как шар для боулинга, снес кегли колонн и арок, грохнуло с такой мощью, что лапы подкосились, я упал, перед глазами все ходит ходуном. Когда тряска закончилась, я поднялся, в нижнем слое этажей возникла дышащая пылью пещера. Туда сразу же устремился огромный косяк синих ленточек. Одной лишь Сехмет ведомо, сколько кошачьих угодило под завал.

– Черри! – повторила с горечью Карри, глядя на свежие развалины. Щеки сверкают мокрыми дорожками.

Розовая кошка оказалась в эпицентре крушения поезда. Был ли еще, кроме телепортации, способ исчезнуть оттуда? Без особой надежды я проверил доступ в перемир… Нет, Блика по-прежнему держит его на замке.

Только сейчас демоница отвлеклась от своего магического ритуала, черный силуэт обернулся к пылевой завесе, проглотившей исполинского защитника. Плеть хвоста заметалась в ярости, лавовые жилы, испещряющие тело, налились светом с новой силой.

Блика зарычала:

– Вы все обратитесь…

Спиралью взвилась вверх на десяток метров. Полотна крыльев с хлопком распахнулись во всю ширь, и демоница, вновь застыв в воздухе, вспыхнула пламенем.

– …в пепел!!!

Огонь объял конечности черного тела, вырвался из глаз и рта, свирепый крик всколыхнул шерсть у меня на загривке.

И вместе с Бликой загорелась вся Бальзамира!

Плиты вспыхнули, словно на них пролили керосин и бросили спичку, а те, что не вспыхнули, в считанные мгновения раскалились, начали сиять, словно угли. Главный даймен всех кошачьих, оплот спокойствия и порядка, словно по щелчку пальцев, оказался затоплен истошными стонами и вонью паленой шерсти.

Бах! Бах! Бах!..

Это кристаллы в плитах накалились добела и лопаются один за другим, а то, что от них остается, стремительно растекается сияющими белыми лужицами, в которые лучше не наступать. Из пузырящегося бассейна все поспешно вылезают, вода в нем стремительно превращается в кипяток. Этаж заволокло маревом пара, на многих накинулось пламя. Все мечутся и орут, обжигая лапы, падают, перекатываются в бешеной агонии, ибо замереть и остаться на месте невозможно, как невозможно держать ладонь на горячем утюге.

Все этажи охвачены пламенем, там кричат, носятся в панике, корчатся от боли! Передо мной словно гигантский огненный торт, в коржах которого кишат, как в разоренном гнезде, муравьи. Многие до сих пор живы лишь потому, что Сехмет неустанно плодит синие ленты, те рвутся на ленточки поменьше, каждая находит того, кто в ней нуждается, гасит пламя на шерсти, заживляет ожоги, но уже скоро те появятся снова.

Лишь немногие сумели худо-бедно сохранить рассудок, что-то противопоставить этому ужасу. Стефан взял Липучку в зубы, крылья подняли его над пожаром. Книжка запрыгнула на разворот летающего томика, тот, напоминая бабочку, помахивает тлеющими страницами. Фараон из кота с золотой шерстью превратился в настоящий слиток золота, живую монолитную статуэтку с кошачьими чертами. Огонь его нагревает, местами даже плавит, но золото – не плоть, терпеть эту боль пока что можно.

Со мной похожий случай. Больно, но не настолько, чтобы выть и метаться. И все же на грани… Каменная броня поглощает жар, его уже так много, что кое-где корка начала, как плиты, мерцать алым. Если бы рядом не было Карри, я бы дал волю стону. Ведь это как быть закупоренным в чугунный котел и вариться на костре!

Но мне сейчас не до собственной боли.

Когда видишь, как нежная, словно лепесток, кожа любимой покрывается волдырями и кровавыми пятнами, а сама она настолько подавлена, что даже не пытается встать с горячего пола и хоть как-то воспротивиться тому, что происходит…

Я перевел взгляд на Блику.

Демоница хохочет.

– Чем вы недовольны? – разносится хриплое эхо. – Взгляните, какая красота! Настоящий праздник, ха-ха! Красота бывает даже в аду, не правда ли удивительно? Несколько минут красоты стоят того, чтобы умереть! Не плачьте, братья и сестры, лучше примите свою участь и насладитесь моментом, ха-ха-ха!

Внутри меня будто сгорел предохранитель, лапы резко оттолкнулись, и захлестнувшая разум ярость понесла меня прямиком на черную пылающую тварь. Даже не знаю, какая подо мной опора. Я бегу по воздуху? Или куски руин летят ко мне и замирают на моем пути? Понятия не имею, плевать! Главное, бегу к Блике! Все, чего мне хочется, – порвать на куски эту гадину!

В черепе, как псих в смирительной рубашке, бьется дикая мысль.

«Я убью тебя! Убью! Убью!»

Наверное, и внешне я изменился. Быть может, увеличился в размерах, отрастил какие-нибудь жуткие шипы. Может, глаза излучают свет… Где-то на периферии сознания посетила идея, что стражи, скорее всего, тоже не понимают, как выглядят со стороны. Весь этот гигантизм, крылья, мечи, цепи, вспышки энергий… Так видят те, кто наблюдают за битвой. А для стражей есть только желание. Искреннее желание достать Блику! Ударить, сразить, повергнуть, прогнать прочь из Бальзамиры! Пластичная реальность перемира лишь подстраивается под это желание, придает ему форму.

Наша сила больше, чем более слепо желание. Чем меньше отдаем себе отчет в том, что творим и как это смотрится извне.

Мы сражаемся.

Просто сражаемся, без всяких лишних мыслей.

Сражаемся за то, что нам дорого!

…И то, что стражи всем отрядом (вместе со мной) не могут одолеть Блику, говорит лишь об одном: ее ненависть к Карри, к Бальзамире, ко всем нам… сильнее. Сильнее, чем наше желание защитить все это. Чем даже мое желание убить!

Она ненавидит с таким рвением, что стражи утратили исполинские размеры, которыми противостояли ящеру. Теперь они такие же, как Блика. Черная демоница еще более быстрая, чем ее охранник, а удары не только раскидывают, но и страшно калечат. Если бы не помощь Сехмет, стражи валялись бы с переломанными костями, язвами ожогов, истекали бы кровью. Двоих удары демоницы ошеломили настолько, что те превратились в котов.

За Бликой трудно уследить, она извивается в полете с гибкостью танцовщицы, мечется как порыв ветра, а то и вовсе растворяется облаком черного дыма, возникает позади кого-нибудь из нас. Когти раздирают плоть. Хвост и рога протыкают насквозь. Упругие перепонки крыльев отрубают нам конечности, как гильотины, Сехмет едва успевает сшивать все, как было. Кажется, Блика могла бы расправиться со всеми уже давно, просто муки и отчаяние окружающих доставляют ей наслаждение.