Проклятый Лекарь. Том 4 (СИ) - Молотов Виктор

Слава — двуликий зверь. С одной стороны, она строит авторитет. С другой — рисует на спине мишень.

Лучше быть известным как блестящий диагност, чем как странствующее чудо! От чудес ничего хорошего ждать не приходится. На них потом только пялятся как на обезьянок в зоопарке.

Я посмотрел на его ауру. И увидел аномалию. Потоки Живы в его теле текли странно — не плавно, как полноводная река, а рывками, как пересыхающий ручей.

И в области височных долей мозга, отвечающих за память, слух и эмоции, периодически возникали крошечные, но яростные завихрения. Не опухоль, которая выглядела бы как тёмное, статичное пятно. Не инфекция, которая горела бы хаотичным пламенем. Это было больше похоже на короткое замыкание. На энергетический эпилептический очаг. Интригующе.

— Расскажите о симптомах, — попросил я, доставая из кармана неврологический молоточек.

— Да ерунда какая-то, — махнул рукой Шура. — Иногда, пару раз в день, я на секунду как будто выпадаю из реальности. Знаете, это сложно объяснить… как будто… как будто ты смотришь фильм, и вдруг на долю секунды пропадает звук. Картинка есть, всё движется, а мир становится абсолютно тихим. А потом всё снова возвращается. И иногда… — он нахмурился, пытаясь подобрать слова. — Иногда бывает странный запах. Как будто кто-то рядом жжёт сахар. И ещё чувство, что я уже был в этой самой ситуации, говорил эти же самые слова. А потом всё проходит.

Он внезапно замолк, обрываясь на полуслове.

Взгляд, до этого ясный и живой, стал стеклянным, расфокусированным. Он смотрел не на нас, а куда-то сквозь нас, сквозь стену, в пустоту.

Его губы начали бессмысленно причмокивать, а правая рука, словно живущая своей собственной жизнью, потянулась к воротнику больничной рубашки и принялась теребить ткань странным, повторяющимся движением.

Аура вспыхнула. Энергетический шторм в височной доле. Вот оно.

— Сложный парциальный припадок, — констатировал я ровным, клиническим тоном. — Костик, готовь диазепам!

Глава 4

Не успел Костик добежать до процедурного стола, как парциальный припадок у пациента перешёл в следующую, куда более уродливую фазу.

Тело Шуры выгнулось дугой в тонической судороге, мышцы напряглись до каменной твёрдости, отчего кровать протестующе скрипнула. Изо рта пошла пена, почти сразу окрасившись алым — пациент прикусил язык.

Костик, увидев это, окончательно рассыпался на части.

— Что делать⁈ — он не просто паниковал, он метался по палате как загнанный зверь, его руки беспомощно взлетали к голове. — Он же умрёт!

Я молча перехватил у него из рук ампулу и шприц. Его пальцы тряслись так, что он скорее проткнул бы себя, чем набрал препарат.

— Держи его руку, — приказал я. Мой голос был единственным островком спокойствия в этом хаосе.

Он вцепился в предплечье Шуры как в спасательный круг. Вена на локтевом сгибе вздулась, как синий шнур под кожей. Игла вошла легко, почти без сопротивления.

Медленное, выверенное давление на поршень. Прозрачная жидкость, несущая спасительное забвение, потекла в кровоток.

Десять секунд. Ничего.

Двадцать… тридцать…

На сорок третьей секунде напряжение, до этого ломавшее его тело, начало спадать. Мышцы, бывшие твёрдыми как дерево, расслабились. Тело перестало выгибаться дугой.

— Пульс сто двадцать, — я проверил сонную артерию. — Дыхание восстанавливается. Зрачки реагируют.

Он обмяк. Глубокий, хриплый сон, следующий за бурей.

— Что это было? — испуганно прошептал Костик, вытирая пот со лба.

— Классический большой эпилептический припадок, — объяснил я, поправляя подушку под головой пациента. — Точнее, сложный парциальный приступ с вторичной генерализацией. Начинается с фокального очага в височной доле — отсюда симптомы, которые он описывал. Затем возбуждение лавиной распространяется на весь мозг.

Но что-то здесь было не так.

Я разглядывал потоки Живы в его успокаивающемся после приступа теле, и увидел… аномалию. Это не было похоже на хаос, который сопровождает опухоль, где потоки давят и искажаются. Не было и характерного затухания, как при инсульте.

Это было похоже на… помехи. На рябь. Словно в его идеально отлаженную энергетическую систему внедрили чужеродный элемент, который работал на другой частоте.

Он не блокировал и не разрушал потоки Живы. Он потреблял их, создавая вокруг себя локальные зоны истощения, крошечные энергетические «провалы».

Именно эти провалы, очевидно, и вызывали катастрофические сбои в работе нейронной сети мозга.

Пациент Александр Выборгов лежал, погружённый в глубокий постиктальный сон — защитный механизм мозга, отключающий систему после перегрузки.

Костик, бледный, но уже пришедший в себя, молча убирал разбросанные инструменты.

Через пять минут Александр зашевелился. Его веки дрогнули, он издал тихий, растерянный стон. Затем он медленно открыл глаза. Взгляд был мутным, дезориентированным — как у человека, вынырнувшего из глубокой, тёмной воды.

— Где… где я? — прохрипел он. — Что случилось?

— Вы в больнице, — мой тон стал мягче, спокойнее. Голос, который я использовал для напуганных детей и умирающих стариков. Инструмент, как и любой другой. — У вас был эпилептический приступ. Как себя чувствуете?

— Голова… раскалывается, — он попытался сесть, но я мягко удержал его за плечо. — Приступ? Но я не эпилептик!

Страх. Отрицание. Классическая реакция на внезапный, пугающий диагноз, который грозит перевернуть всю жизнь. Я предложил ему стандартную, успокаивающую ложь. Или, вернее — часть правды.

— Иногда первый приступ случается и во взрослом возрасте, — объяснил я. — Вы помните, что было перед тем, как вы потеряли сознание?

Он нахмурился, его глаза затуманились, пока он пытался пробраться сквозь туман в своей памяти.

— Я… я рассказывал вам анекдот, — неуверенно произнёс он. — Про медведя и балалайку… А потом — провал. Пустота.

Полная ретроградная амнезия на иктальный и постиктальный периоды. Он не помнил ни сам припадок, ни то, что было до, ни сразу после. Как по учебнику.

Но книги не описывали каждого пациента. Они описывали в основном симптомы, а не причины. А причина, которую я видел своим особым зрением, была куда сложнее классического варианта.

Моя задача была уже не просто лечить симптомы.

Я должен был найти передатчик. И отключить его. Навсегда избавиться от причины, провоцирующей приступы.

— Костик, срочно МРТ головного мозга, — распорядился я.

МРТ поможет лучше просканировать его мозг.

Я смогу увидеть то, что не вижу некро-зрением. Оно видит потоки Живы, видит энергию, но оно не рентген в привычном его понимании.

Если патология чисто биологическая, не имеющая собственной яркой магической ауры, я могу видеть лишь последствия её жизнедеятельности — рябь, помехи, зоны истощения, но не самого возбудителя.

Мне нужна была физическая картина. Изображение.

В этом мире нужно было сначала поклониться богам технологий. Провести ритуал сканирования, прежде чем переходить к истинным, невидимым причинам.

МРТ было не просто диагностическим инструментом. К тому же оно было моим алиби. Способом получить неопровержимые доказательства существования аномалии, которую потом можно будет лечить моими методами, которые сильно отличаются от принятых схем лечения.

— Нужно исключить органическую патологию. Опухоль, аневризму, кисту — что угодно может провоцировать такие приступы, — пояснил я.

— Сейчас организую, — Костик, уже пришедший в себя и вернувшийся к роли исполнительного ординатора, помог Александру пересесть в каталку.

— Доктор, это серьёзно? — спросил Александр, его голос дрожал от тревоги. От былой веселости не осталось и следа.

— Пока рано говорить. Дождёмся результатов исследования, — ответил я ровным, успокаивающим тоном. — Но в любом случае, это лечится.

Дверь за каталкой закрылась.

МРТ даст мне час, может, полтора. Драгоценное время.