Знак Огня (СИ) - Сергеев Артем Федорович

Примечание: Автор давным-давно уже не работает в плавильном цеху, многие термины забыл и вспомнить не смог, даже гугл не помог, но всё, о чём здесь написано, если убрать мистическую составляющую, всё это было.

И тигра в печь пихали, я его даже за хвост подержал и за ухо, и основания для его сожжения были именно такие, а почему его именно к нам, а не в крематорий привезли — не знаю, спросите чего-нибудь полегче. Наверное, здоровый он был сильно для крематория, морда размером с казан для плова, вики пишет, что до трёхсот килограмм они бывают. И да, характер у печки после этого испортился.

И с вибрационным столом тоже было, чуть не самозагрузился же человек, слава богу, заметили сразу и успели вытащить, крановщик сверху заметил и по рации поднял тревогу.

Но там вообще много чего было, интересного и забавного, прямо само в главу просилось, но добавлять не стал, ведь тогда может получиться сборник баек, а не глава.

Глава 3

Кто-то плеснул мне в лицо воды, и я, открыв глаза, пришёл в себя. Плохо мне не было, совсем не было, я как будто проснулся после долгого, хорошего сна, а потому сразу же сел на лавке в бытовке, растирая глаза.

Кроме меня, там было ещё четыре человека: Саныч, Слава, Вася и Ратманов. Саныч и Слава стояли передо мной и встревоженно смотрели мне в лицо, соображая, что делать, скорую вызывать или подождать немного, ведь в случае скорой тут начнётся такой кипиш, что мало никому не покажется, в первую очередь мне самому.

Ратманов же, сидя в углу на полу, пьяно пускал нюни, размазывая кровь по разбитому хлебалу, Ваське тоже досталось, но немного, пара оплеух, не больше, и теперь он бодро скакал по бытовке, натягивая на себя новые штаны, стараясь не сильно шипеть от боли в перебинтованных ладонях, чтобы не привлекать к себе внимание, рука-то у Саныча была тяжёлая.

— Ты как, Данила-мастер? — Славка сел рядом со мной на лавочку и внимательно посмотрел мне в глаза, — голова не кружится? Болит где-нибудь, нет? Как вообще себя чувствуешь, скорую звать?

— Ты знаешь, — я медленно встал на ноги, прислушиваясь к себе, покрутил шеей, потом потрогал мокрый, но чистый лоб, размял пальцы, покрутил руками, но нигде ничего не болело, мало того, на мне не было ни одного ожога, и ещё, самое странное, бодрость переполняла меня, а настроение моё было таким хорошим, что хотелось не то, что петь и танцевать, нет, мне хотелось обнять весь мир и поделиться с ним своей радостью, но ограничился я одним Славкой, благо, он рядом сидел. — Хорошо себя чувствую, отлично просто!

— Ну, слава богу, — улыбнулся он мне, не пытаясь вырваться из объятий, — а мы уж, грешным делом, думали, что всё, трындец! Приплыл Данила-мастер с Васькой вместе! Но на Ваську-то наплевать, на дурака такого, а вот тебя чего-то жалко!

— Хороший ты человек, Слава, — я выпустил его из объятий, но во мне всё ещё кипела какая-то эйфория, какая-то вселенская радость, — очень хороший! И всё на свете хорошо, всё на свете правильно! Так и знай!

— Вы поцелуйтесь ещё, — хмыкнул Саныч, разглядывая меня, — голуби. Но с тобой точно всё в порядке, Даня? Чего ты радостный-то такой? Голова точно не болит, не кружится? А то, может, всё же скорую вызовем?

— Нет, — я решительно отпустил улыбающегося Славку и сел на лавочку, — ни в коем случае, если только Василию не надо.

— Мне не надо! — Вася наконец-то справился со штанами и теперь надевал новые сапоги на новые портянки, — и это, Данила Николаевич, спасибо вам большое! Век помнить буду! Ведь едва я не ухнул туда, в печку прямо! Ой, мама дорогая, ой, страсть-то какая! Как в тумане же всё было, чуть не обезумел я! Помню только, как потащило меня туда, а потом верещал только да…

— Верещал он, — перебил его захлёбывающуюся, сбивчивую скороговорку Саныч, — погоди, ты у меня ещё не то, что заверещишь, ты у меня белугой завоешь, точно тебе говорю. И очень даже скоро, Вася!

— Согласен! — прижал забинтованные руки к груди тот, — со всем согласен, Саныч! Так мне, дураку, и надо!

— А, — и бригадир раздражённо махнул рукой, отворачиваясь от Василия, и перевёл взгляд на меня, — что в лоб, что по лбу! Но что делать теперь будем, как поступим?

— Замнём, — решительно сказал я, до того мне на всё это было наплевать. — Как будто и не было ничего, уж ты, Саныч, постарайся. Кровь на роторной и здесь затереть, горелую робу выкинуть, кстати, выдашь мне новую, есть у тебя? Ну, и отлично, бригаду предупреди, чтобы языками не чесали, сами же без премии останутся, а, и ещё, Ратманова с этого момента с печи снять, только на метлу его, паскуду, пачки увязывать, в подсобники навсегда, давай уже закончим, Саныч, на этом его антикарьеру.

— Хорошо, — кивнул мне бригадир, — так и поступим. Но ведь узнают же, Даня, всё равно узнают. Сначала безопасник, потом все остальные, недели не пройдёт. Что тогда?

— Давай проживём её сначала, — и я, встав на ноги, принялся скидывать с себя горелую пропитку, — неделю эту. Хорошо? А там уже и видно будет.

— Часишки-то у тебя поплавились, — буркнул Саныч, кивнув в мою сторону, — а руки чистые, без ожогов, я смотрел. Даже под часишками чистые, и Вася какую-то хрень рассказывает, это как понимать? Что у вас там за мистика была?

— Как, как, — пришёл мне на помощь Славка, — очень просто! Чудо это, ёптыть! Вот тебе и все объяснения! Да сегодня всё чудо, Саныч, всё, что было! А Васе просто пить меньше надо, вот вся мистика!

— Именно, — поддержал его я, скинув с себя горелое на пол, Васе под ноги, и надел чистое, с наслаждением ощутив, как уходит запах палёной, мокрой псины, — ты лучше подумай над тем, как через проходную Ратманова и Василия потащишь, да здесь всё разгребёшь, понял?

— Понял, — снова кивнул мне Саныч, оставив свои вопросы.

— Ну, вот и займись, — и я пошёл к двери, мне хотелось срочно подойти вновь к роторной, посмотреть, успел ли я да не привиделось ли всё это мне. — А я пока пойду пройдусь по цеху, мало ли.

— Тьфу, тьфу, тьфу, — и Саныч сначала постучал по столу, а потом без всяких шуток перекрестился, — чур меня, чур!

На этом я, не став с ними дальше разговаривать, не о чем уже, вышел из бытовки. На отражательных работа кипела, всё шло своим чередом, и я, плюнув, пошёл на роторную. Пошёл прежде всего затем, чтобы понять, что это было да не привиделось ли мне оно.

Но, похоже, что не привиделось, горелый ремешок часов точно об этом намекал, да и Вася, как я понял, какую-то мистическую чепуху нёс, кто-то его там кусал за задницу и к себе тащил, но ему простительно, а вот часы да, часы плюс полное отсутствие на мне ожогов на пьяные глюки не спишешь. Ведь и волосы целы, даже на руках целы, и нет на моей коже ни одного красного пятнышка, а ведь должны были обугленные кости сквозь ладони проступать.

На роторной только начинали уборку, мало я в отключке был, успели, видимо, только меня с Васей до бытовки дотащить, да Ратманову рожу набить, а то бы точно скорую вызвали.

И мужики, что сейчас копошились на роторной, странновато на меня поглядывали, как на заезжего индийского йога, но не подходили с расспросами, да и я сам дал им знак рукой, чтобы поторапливались, время-то идёт, да полез в тихий уголок, между стеной цеха и самой вращающейся бочкой, туда, где был пульт управления, чтобы разобраться в произошедшем без лишних глаз. Ну, или хотя бы попытаться разобраться.

Встал там, за пультом, и с дурацким видом, хорошо хоть, не смотрел на меня в этот момент никто, и принялся пялиться в узкую щель между надвинутой в рабочее положение форсункой и отверстием в бочке, туда, где било сильное, злое пламя.

Но печка вращалась так, как ей и положено было, тяжело и равнодушно, холодно даже как-то, и не было в ней жизни. И не хотела она уже крови, да и злоба в характере куда-то пропала, агрегат да агрегат.

Тогда я пожал плечами и стал прислушиваться к себе, интересно было, успел этот кошара или нет, да не привиделся ли он мне, надо будет Ваську потом, кстати, попытать наедине да заткнуть ему рот окончательно, но ничего такого мистического, тьфу ты, привязалось же дурное слово, не обнаружил.