Навола - Бачигалупи Паоло

Бросив на него мрачный взгляд, я натянул бриджи и рубашку. От холодного воздуха моя кожа покрылась мурашками. Я спешил.

— Ну вот, — сказал я, натянув сапоги, спрятав в ножны кинжалы и направившись к двери. — Ждите здесь. Я не поеду, пока не поговорю с ней.

Каззетта с поклоном отступил в сторону.

— Конечно, маленький господин. Как пожелаете.

Но когда я проходил мимо, он хлопнул меня рукой по шее. Я ощутил укол. Почти сразу онемение начало охватывать мои конечности. Я смог сделать еще два шага, после чего ноги подогнулись.

Каззетта подхватил меня, когда я рухнул на дверь.

— Нужно внимательнее следить за тем, кого вы подпускаете близко к своей персоне, — проворчал он.

Яд в моем теле густел. Веки отяжелели. Я чувствовал, как онемение распространяется с каждым ударом сердца. Силился остаться в сознании, но яд был мощным, как и говорил Каззетта.

— Что мешало просто уколоть меня во сне? — пробормотал я, соскальзывая на пол. — К чему все это?

Каззетта усмехнулся:

— Вы когда-нибудь пытались одеть бесчувственное тело, Давико? Очень непростая и неудобная задача. Намного лучше предоставить эту работу вам. Премного благодарен за содействие, маленький господин.

Я с ненавистью уставился на Каззетту, но больше ничего сделать не удалось, потому что я провалился в его царство теней.

ИСТОРИЯ КОРОЛЯ НЕМАЙУСА

Эта история произошла еще до рождения Амо в городе Роккаполи, там, где до сих пор выкапывают из земли статуи более прекрасные, чем можно высечь в мастерской, самые прекрасные из всех, что нам ведомы.

Король Немайус правил городом и очень любил человеческие формы. Он призвал ваятелей из Роккаполи, а также из всех далеких земель, чтобы те показали ему свои самые лучшие работы. Он желал увидеть мужчину и женщину в их истинном обличье, их дух, олицетворенный в произведении искусства. Он хотел, чтобы мужчину и женщину высекли из мрамора, отлили из бронзы, слепили из глины — и дали возможность любоваться ими.

Но при виде всякой новой формы он испытывал разочарование. Ладони мужчин были слишком маленькими, а члены — слишком большими. Груди женщин не обвисали, как положено грудям. Поясница прилегшей на постель дивы была изогнута под неправильным углом. Поза метавшего диск мужчины получилась шаткой. Король всегда находил изъян и оставался недоволен, потому что стремился к совершенству, которого не существует.

Он требовал все больше статуй. Не отпускал явившихся к нему искусников, приказывал им пытаться снова и снова. Отправил собственный народ в каменоломни, чтобы высекать больше мрамора, и в леса, чтобы валить больше деревьев, и на реки, чтобы извлекать больше глины, и в горы, чтобы добывать больше меди для бронзы.

И чтобы плененные им мастера делали больше статуй.

Король Немайус содеял все это, потому что помешался на человеческих формах.

И по этой причине он был слеп ко всем прочим существам.

Лисы, олени и птицы были изгнаны из дремучих лесов, где валили деревья. Рыбам пришлось покинуть хрустальные ручьи, чьи воды стали мутными. Медведи, волки и теневые кошки бежали из гор, испугавшись шумных каменоломен и рудников Немайуса. Все создания плетения Вирги страдали — и все взывали о помощи.

И Вирга ответила.

Она оделась ваятелем и отправилась к Немайусу.

— Я высеку тебе идеальную статую человека, если прекратишь это безумие, — сказала она.

Король Немайус, желая увидеть новые статуи, согласился, и Вирга принялась за работу. Она не была резчиком, но она любила своих созданий и хотела им помочь, а потому обратилась за помощью к Арго, который первым вылепил человека из глины. Арго всегда нравилась Вирга, и он согласился вновь поработать рядом с ней. Они трудились вместе год, и наконец Вирга представила Немайусу мраморную статую женщины, которая была столь прекрасна, что при виде ее жители Роккаполи рухнули на колени и склонили головы.

Однако Немайус был недоволен.

— Она слишком совершенна, — пожаловался он. — Я хотел не этого. Сделай другую. Эта не передает истинную человеческую форму.

Тогда Вирга рассердилась.

— Ты думаешь только о себе. Тебя не заботит мое плетение и мастерство Арго. И все же я дам тебе статую, которую ты требуешь.

И она прокляла его и превратила в камень.

Все жители Роккаполи увидели это и в страхе бежали, и в городе воцарилась тишина.

Тогда Вирга созвала всех созданий своего плетения в безмолвный город, предложив поселиться в нем. И птицы садились на голову Немайуса, а волки мочились ему на ноги. Олени паслись на куадраццо его города, теневые кошки забирались на крыши, а каменные медведи спали в постели великого короля. Трава проросла между камнями, виноград оплел колонны дворца, а многочисленные великолепные статуи, которые Немайус повелел изготовить, кренились и падали, покрывались щербинами и разбивались. И в конце концов человеческая форма вновь обрела гармонию с плетением Вирги.

Соппрос. Размышления IV

Глава 33

Очнувшись, я увидел солнце, обжигавшее мне лицо. Я был привязан к седлу, словно мешок с зерном. Лошадь шла иноходью по проселочной дороге, вздымая в жаркий воздух облачка пыли. Цок-цок-цок. Лошадь шла. Я подпрыгивал. Солнце палило.

Я попытался поднять голову, но это требовало слишком больших усилий. Я закрыл глаза. Голова была тяжелой, как булыжник. Я с трудом перекатил ее в сторону и разлепил глаза. Увидел перед собой симпатичный зад другой лошади, помахивавшей длинным черным хвостом. В седле сидел Каззетта. Повод соединял его лошадь с моей. Прищурившись от солнца, я перекатил голову в другую сторону, чтобы посмотреть туда, откуда мы приехали.

Мы были далеко от Наволы.

Я узнал эти холмы. Мы пересекли Каскада-Ливию. Сложенные из камней стены отмечали поля, расчищенные для пахоты. На этой стороне реки было меньше плодородных земель, чем на наволанской. Все поля были бурыми, но стояла ранняя весна, и обочь дороги виднелись зеленые проблески. Я напряг шею и попытался сориентироваться по солнцу. Я не увидел реку. Не увидел высочайшие башни Наволы или купола Каллендры над горизонтом. Судя по положению солнца, от города нас отделяло не меньше двадцати миль. Может, и больше, если Каззетта не медлил.

Лошадь, к чьей спине я был привязан, оказалась не Пеньком, а крупным серым в яблоках боевым конем, судя по высоте, на которой болталась моя голова. Я никогда прежде на нем не ездил.

Я попытался пошевелиться, подтянуться в седле и сесть, но я был крепко привязан.

— Вы очнулись. Хорошо. — Каззетта смотрел на меня.

Я нахмурился:

— Мой отец велел вам так поступить?

Каззетта натянул поводья и спешился. Мой конь поравнялся с ним и покорно стал.

— Это он? — снова спросил я.

Каззетта пожал плечами в наволанской манере — да-нет-может-быть, — которая приводила меня в ярость. Отвязал веревки, удерживавшие меня в седле.

— Вот. Теперь можете выпрямиться.

— Как насчет рук? — спросил я.

Он снова пожал плечами. Мои проблемы его не касались.

Я с трудом принял сидячее положение. Кровь отлила от головы, в глазах потемнело, и я покачнулся. Меня мутило. Каззетта протянул мех с вином. Я неуклюже выпил разбавленного вина, держа мех связанными руками. Мы остановились рядом с фермой, и фермер шел по полю за волом, одним из тех могучих горбатых существ, которыми славилась наша местность. Жена и дети фермера тоже были на улице, готовили поля к посеву. На одном поле уже зеленели ранние всходы. Имелся и виноградник. Дом был сложен из камня, рядом стоял сарай, тоже каменный. Весь этот камень был собран на полях. По двору бродили куры и утки. Процветающая ферма. Трое детей прекратили таскать воду из колодца и уставились на нас. Наличие колодца навело меня на мысль, что мы все-таки не слишком далеко от Ливии.