Навола - Бачигалупи Паоло

Я нашел дверь в маленькую приемную и тихо открыл ее, чувствуя, как сопротивляются петли, морщась от их скрипа, сдерживая дыхание... И вот я внутри.

Минуту спустя я выбрался на балкон и полез вверх. Холодные каменные водосточные желоба были отличной опорой, как и несколько лет назад, когда мной владели подростковые страсти.

Быстро взобравшись на крышу, я побежал по ней, в этот раз не задерживаясь у куполов с окнами, что впускали свет и взгляды в женскую баню внизу. Я тихо прокрался в дальнюю часть палаццо, к тому куадра, на который выходили окна Челии. Здесь спуск не был ни знакомым, ни простым. На мгновение я повис на вытянутых руках, нащупывая ногами опору; наконец отыскал ее и рухнул неуклюже на широкие каменные перила, откуда соскользнул и тяжело плюхнулся на мрамор. Кривился от боли, пытался сдержать крик, боялся вызвать тревогу. Потом, к своему ужасу, я осознал, что едва не свалился в куадра.

Я был экзоментиссимо65.

Я немного полежал в тени, чтобы выяснить, не слишком ли нашумел, но кругом было спокойно. Тогда я поднялся и посмотрел вниз, на куадра. Силуэты этого сада ночью казались незнакомыми. Крадучись, я осторожно двинулся по темной колоннаде, потом замер. Впереди виднелась черная фигура стражника.

Он храпел.

Я не мог решить, вызвала ли его лень у меня чувство благодарности или гнев. Аган Хан оторвал бы ему голову, если бы застал спящим. Стражник снова всхрапнул. Най, я был рад. Я немного подождал: что, если поблизости есть другие, озирают галерею и куадра, вглядываются в очерченные лунным светом тени, принюхиваются к витающим в воздухе запахам и прислушиваются к звукам живых существ?

Палаццо спал, совсем как стражник. И все же я долго простоял на месте, перебарывая желание понестись сломя голову к финишу. Ничто не двигалось ни в тенях колоннад, ни в садах. Но я все равно не шевелился. Чудовищность того, что я делал, обрушилась на меня. Я взял себя в руки. Я зашел слишком далеко. И не поверну назад.

Я совершил последний тихий рывок к двери Челии.

Трясущейся рукой постучал... Нет, едва слышно поскребся.

В тот же миг дверь распахнулась, и Челия втащила меня внутрь.

— Тебя видели? — прошептала она.

Ее широко распахнутые глаза сияли. На ней была полупрозрачная ночная рубашка, призрачная в свете свечей.

— Най. Никто не видел.

Она распустила волосы. Ее тело, едва скрытое тонкой сорочкой, манило. Груди, изгиб живота, тень между бедрами... Она притянула меня к себе. Мягкие формы прижались, возбуждая. Мы стояли близко, тело к телу, дрожа, глядя друг другу в глаза, сомневаясь — и в то же время уверенные. Фаты свидетельницы, как страстно я ее желал. Это чувство было подобно урагану, грозившему подхватить и унести мой разум.

Экзоментиссимо.

Знаю, что вы обо мне подумаете, но мне все равно, ведь я поклялся говорить правду, чтобы вы могли узнать меня. Я не стану ничего скрывать. Эта девушка, рядом с которой я вырос, которая расцвела у меня на глазах, которая была мне сестрой во всем, кроме имени... Я испытывал невероятное влечение к ней. Взрывное пламя — словно кто-то плеснул оливкового масла в костер.

Она прижалась ко мне плотнее. Мы смотрели друг другу в глаза. Я хотел поцеловать ее. Поглотить ее. Хотел... сам не знаю, что я хотел сделать. Я хотел ее целиком. Хотел похитить ее, хотел взвалить на себя, хотел сорвать с нее ночную сорочку.

Но я медлил.

Меня ошеломила невероятность того, что мы с Челией наедине.

Одни в тишине ее спальни.

И ничто нас не сдерживает, не ограничивает.

Но именно это и заставило меня заколебаться.

Это было неправильно.

— Мы... — Я прервался. — Мы не должны.

Она встревоженно изучала мое лицо.

— Ты меня не хочешь?

Я коснулся пальцем ее губ:

— Не говори так.

Хотя я внезапно решил не доводить задуманное до конца, я по-прежнему вожделел ее. Вожделел...

Я притянул ее к себе, наслаждаясь тем, как ее тело давит на мое, наслаждаясь болью в промежности, ощущением ее бедер под моими ладонями. Мои руки будто по собственной воле обхватили ее ягодицы и притянули еще ближе... Видят фаты, я хотел обладать ею. Хотел отчаянно. Но этого не могло произойти.

— Нам нельзя. — И все равно мои руки не отпускали ее. — Ты моя сестра. Я... я твой брат. — Я заставил ладони переместиться с ее бедер на талию, но мне ужасно не хотелось ее отпускать. Я притянул к себе, прижал ее голову к моей груди. Как брат обнимает сестру. Ее распущенные волосы на ощупь напоминали шелк. — Я несу за тебя ответственность.

Челия тихо вздохнула и вцепилась в меня. Я услышал ее смех, негромкий смех поражения, смирения перед лицом наших трудностей. Она отстранилась. Потом выскользнула из моих рук, оставив меня с такой пустотой в душе, что я почувствовал себя Лазурью, лишенной воды.

Челия подошла к своей кровати и села. Еще раз вздохнула. Криво улыбнулась.

— Иди сюда. — Она похлопала по кровати. — Сядь рядом со мной.

Я помедлил. Она печально рассмеялась.

— Неужели я такая страшная? Я знаю... знаю, что этого — у нас — не может быть. Просто посиди со мной. Посиди со своей сестрой. — Она снова похлопала по кровати.

Я подошел и сел, теперь чувствуя не близость, а разделяющее нас расстояние. Пропасть, которую я открыл. Челия протянула руку и взяла мою ладонь. Переплела пальцы с моими.

— Что я делаю, Давико?

Она казалась такой грустной, такой отчаявшейся, что я едва не обнял ее снова в попытке утешить.

— Он вполне достойный человек, — наконец сказал я. — И хорошая партия. Ты будешь им править. — Я говорил совсем как отец или Ашья, которые подталкивали ее исполнить долг, сыграть роль, стать картой нашей семьи, быть разыгранной, чтобы превратить угрозу в преимущество. — Не думаю, что ты будешь несчастна.

Она с тихим смешком отвернулась. Ее ночная рубашка зашуршала о кожу. Тончайший шелк, правители Ксима не пожелали бы лучшего. Я увидел темные соски, поднимавшие ткань, и отвернулся, борясь с желанием.

— Я... — Челия помедлила. — Я не хочу... Феската, — негромко выругалась она. — Все так запутано, да?

— Все не так уж плохо. В Мераи есть своя красота. Там теплее, чем здесь. Цветы... Не поверишь, сколько там цветов. Женщины носят высокие ботинки. Их еда непривычна, но не ужасна. И мы будем писать друг другу. И я буду часто приезжать в гости.

— Не лги мне, Давико. Мы обещали не лгать друг другу.

— Я буду приезжать так часто, как только смогу.

Она рассмеялась и печально покачала головой.

— Да. В это я верю.

Мы сидели молча, держась за руки, сплетя пальцы. Прозвонили городские колокола, возвещая самый темный час ночи. Время шло. Вскоре слуги начнут просыпаться, разводить огонь на кухнях. Взойдет солнце, наступит день свадьбы Челии.

— Я должен идти.

Я попытался встать, но она стиснула мою руку и притянула меня назад.

— Нет. Пожалуйста, не покидай меня. Я не хочу быть одна. Побудь еще.

В ее глазах было одиночество. Однако в них крылось что-то еще, нечто большее. Голод, который я сам пытался усмирить в себе.

— Это опасно. Я должен уйти, пока не рассвело.

— До рассвета еще часы.

— И все же...

— Я хочу кое-что тебе показать.

С внезапной решимостью она взяла свечу и направилась к сундукам, в которых лежала ее одежда.

— Закрой глаза, — сказала она. — Отвернись.

Я сделал, как она просила, и вскоре услышал шуршание ткани.

— Я готова, — сказала она. — Можешь смотреть.

Я повернулся. У меня сжалось сердце.

Челия сверкала, облаченная в элегантное белое платье. Платье, которое она наденет завтра, чтобы отправиться в катреданто, принести обеты перед ликом Амо и стать женой парла. Слои юбок подчеркивали ее бедра и узкую талию, корсаж поднимал грудь. Шею обхватывало белое шелковое кружево, украшенное жемчугом и бриллиантами. Оно резко выделялось на фоне смуглой сияющей кожи.

— Тебе нравится? — прошептала она.

Я сглотнул, утратив дар речи. Кивнул.