Непокорная невеста, или Аджика по - попадански (СИ) - Сказка Агния

– Да, – подтверждаю, а сама подаюсь немного от него, чтобы, если что, успеть выскочить из помещения.

– Вот, держи ключ, – говорит он, протягивая мне старый ржавый ключ, покрытый зеленой патиной. Я беру его, но мужчина порывисто наклоняется в мою сторону и накрывает рукой мою руку с ключом. Ключ холодный на ощупь, словно прикосновение смерти, а ладонь городского главы потная и липкая. – И не говори потом, что я тебя не предупреждал. В этом доме тебе точно не будет скучно. Ха-ха.

Я выдергиваю руку из захвата и отступаю, заводя руку с ключом за спину, чтобы вытереть ее.

– Благодарю, – отвечаю сухо и, развернувшись, покидаю контору. Выйдя из дома главы, сжимаю ключ в руке, пока костяшки пальцев не белеют. Он кажется непомерно тяжелым, словно не ключ, а камень, привязанный к моей шее. Я отвязываю Леди и веду ее на окраину города, к дому, о котором ходят жуткие слухи и рассказывают страшные истории. К дому, который станет моим, несмотря ни на что.

Внутри меня бушует настоящий хаос. Страх, липкий и парализующий, сковывает все мои движения. Я боюсь неизвестности, боюсь того, что может ждать меня в этом проклятом доме. Что, если слухи правдивы? Что, если там действительно обитают призраки, которые не дадут мне покоя? Что, если я совершила огромную ошибку?

Но вместе со страхом во мне живет и предвкушение новой жизни, свободы, возможности начать все с чистого листа, построить свой собственный мир, где я буду сама себе хозяйка.

Я останавливаюсь на краю города и смотрю вдаль, туда, где виднеется крыша старого покосившегося дома. Дом Клотильды. Мой новый дом. Сердце бешено колотится в груди, словно пытается вырваться наружу. Я делаю глубокий вдох и выдыхаю. Ну что, проклятый дом, я иду.

Ключ скрипнул в замке, словно старый ворон, простуженно каркая, и дверь с трудом поддалась, издав протяжный стон, словно жалуясь на вековое одиночество. Запах затхлости, пыли и чего-то землистого, сырого ударил в нос, заставив меня поморщиться. Внутри было темно и сыро, словно в склепе. Будто меня заживо похоронили в воспоминаниях. Я распахнула ставни, надеясь прогнать тьму. Скупой свет дня пробился сквозь мутное стекло, высвечивая танцующие пылинки в воздухе.

Первое, что бросилось в глаза, – паутина. Она висела везде: в углах, как призрачные занавеси, на мебели – будто серый саван, на потолке – словно мохнатая плесень. Пауки, эти маленькие ткачи смерти, чувствовали себя здесь полноправными хозяевами. Обстановка была скромной и ветхой, словно ее собирали с миру по нитке: старый шатающийся стол с надломленной ножкой, которую закрутили бечевкой, пара скрипучих табуретов с выцветшей накидкой на сиденьях. Кресло-качалка с видавшей виды шалью, небрежно брошенной на спинку и свисающей до самого пола. И огромный, почерневший от времени и сырости, окованный железом сундук в углу. Он казался самым надежным предметом во всем доме, хранителем каких-то давно забытых тайн. Ничего зловещего, никаких признаков потустороннего. Просто запущенность, запустение и глухая, давящая тишина.

Я обошла дом, заглянула в каждую комнату. К слову, их было не так уж и много. Одна большая кухня внизу, на манер студий из моего мира, с камином и очагом, и пара комнат на втором этаже. Но были еще небольшие кладовки и кладовочки, но это не в счет. Я словно искала в доме хоть какой-то намек на жизнь. Везде было одно и то же: толстый слой пыли, сквозь который едва проступали очертания предметов, паутина, оплетающая все, словно смирительная рубашка, и ощущение, что здесь не просто давно никто не жил, а словно здесь вообще никогда не жили. Кухня с облупившейся краской, обнажающей слои старой побелки. Спальня с провисшей кроватью, будто старушечий рот без зубов, и треснувшим зеркалом, в котором мое отражение казалось размытым и призрачным. Никаких призраков, никаких зловещих теней, только печальное свидетельство того, как время беспощадно пожирает все, превращая дома в склепы, а воспоминания – в пыль.

Выйдя на задний двор, я ахнула. Передо мной раскинулся огромный заросший огород. Он спускался к реке, словно зеленые волны, окаменевшие во времени. "Змеевка", – вспомнила я название, услышанное от Марты. Название соответствовало действительности: река извивалась, словно змея, теряясь в зарослях ивняка. Местами еще виднелись грядки, словно шрамы на теле земли, на которых жалко зеленели остатки каких-то овощей, брошенных на произвол судьбы. Тыквы, похожие на огромные оранжевые головы, уныло лежали на земле, подгнивая от сырости, привлекая полчища слизней. Сквозь бурьян пробивались сорняки, словно армия захватчиков, отвоевывая себе жизненное пространство. Несмотря на все это запустение, чувствовалось, что когда-то здесь кипела жизнь, звенел детский смех, пахло свежей землей и созревающими плодами. Старая яблоня, скрученная ветром, с корой, похожей на старческую кожу, протягивала ко мне свои сухие скрюченные ветви, будто прося о помощи, о глотке воды, о лучике тепла.

Я спустилась по заросшим ступеням к реке, замечая, как высокая влажная трава оставляет мокрые следы на моей обуви. Шум воды приятно успокаивал, заглушая гул в голове, отгоняя непрошеные мысли. Внезапно я услышала громкий гомон и крики детей, грубые и жестокие.

Пройдя немного вперед, я увидела группу ребятишек, окруживших что-то черное и дергающееся.

Приблизившись, я разглядела здоровенного ворона. Дети гоняли его палками, целясь в него камнями, словно в живую мишень. Птица отчаянно пыталась взлететь, но, видимо, была ранена. Одно крыло беспомощно волочилось по земле, оставляя за собой темный след.

– Эй вы! – крикнула я, стараясь придать голосу как можно больше грозности, так как не была уверена, что мой оклик остановит издевательство над бедной птицей. – Что вы делаете? Немедленно прекратите!

Дети, испугавшись моего внезапного появления, моей злости, отразившейся в глазах, разбежались врассыпную, как тараканы, оставив ворона одного. Я подошла к птице. Он с опаской, с отчаянной болью в глазах смотрел на меня своими умными черными глазами, будто моля о пощаде.

– Ну, чего ты боишься? – проговорила я, протягивая руку, стараясь говорить мягко, успокаивающе. – Я тебя не обижу.

Ворон немного помедлил, словно взвешивая все за и против, а потом клюнул меня в палец, словно предупреждая, чтобы я не подходила ближе, показывая, что он еще может постоять за себя. Но я не отступила. Осторожно взяв птицу на руки, почувствовала, как сильно бьется ее маленькое испуганное сердце. Крыло действительно было сломано, и я почувствовала, как по моей руке скользнула теплая капля крови.

– Ничего, мы это исправим, – пообещала я ворону, глядя ему прямо в глаза. – Сейчас я отнесу тебя в дом, и мы что-нибудь придумаем.

Я понесла птицу в дом, чувствуя, как ее тепло согревает мои руки, как ее боль отзывается во мне. Внутри дома было по-прежнему мрачно и неуютно, но теперь здесь было уже не так одиноко. У меня появился новый жилец, товарищ по несчастью. И почему-то мне казалось, что с появлением этого ворона в моей жизни что-то изменится. Может быть, он и есть тот самый призрак, о котором говорили местные жители? Только вместо того, чтобы пугать, он принесет мне удачу или станет моим проводником в этом странном забытом месте. Или, по крайней мере, составит компанию в этом мрачном доме.

Я бережно опустила ворона на стол, стараясь не причинить ему лишней боли. Птица, казалось, понимала это, потому что не сопротивлялась, лишь мелко, судорожно вздрагивала всем телом, когда я прикасалась к сломанному крылу. Черные, блестящие, как полированный оникс, глаза неотрывно следили за мной, в их глубине плескалась мутная смесь страха, отчаяния и… доверия. Какой-то невероятный, почти человеческий взгляд, словно в этой птице заточен дух древнего мага.

– Тише, тише, мой хороший, – шептала я, успокаивая скорее себя, чем его. Мой голос дрожал, выдавая мое собственное волнение. – Сейчас все будет хорошо. Просто немного потерпи. Я постараюсь помочь.

Торопливо, почти лихорадочно я развязала свою походную сумку, что занесла сразу в дом и оставила на столе. Леди осталась же стоять у покосившейся коновязи, терпеливо пофыркивая и перебирая копытами, словно ощущала мою тревогу. Хорошо, что, повинуясь предчувствию, я догадалась захватить с собой самое необходимое. Из сумки, пахнущей травами и немного кожей, я извлекла чистую льняную тряпицу, старенькие ножницы с посеребренными ручками и несколько ровных гладких палочек, найденных в зачарованном лесу по пути сюда. Из палочек сделаю что-то вроде примитивной шины. Я даже не понимала тогда, зачем я эти веточки в сумку кинула, но вот, оказывается, все не просто так. Я никогда раньше не занималась лечением птиц, мои навыки были самыми элементарными, на уровне школьных уроков ОБЖ, но они навсегда въелись в память.