Ведун (СИ) - Мазин Александр Владимирович
Бурый метнулся зверем, не вставая. Схватил.
Он ждал: испугается, станет вырываться, но нет. Луговая навья не испугалась. Напротив, прильнула, обнимая, будто обволакивая. Глаза желтые, солнечные, сама мягкая, манкая. А личико… Личико будто потекло, задрожало, словно отражение в воде… И неожиданный рывок — едва не выпросталась. Не ждал Бурый рывка. Не ждал, но не отпустил. Сдавил, навалился, пригнув, приник к округлившемуся рту, вдохнул жадно… И навья обмякла, даже как-то уменьшилась, будто усохла.
— Пощади…
Если бы не этот жалобный стон-всхлип, Бурый не удержался бы.
— Отпусти, не забирай…
Глаза круглые, как у совы.
— Не заберу.
Глянул: что вторая? Но той уже не было.
Правду сказал Бурый. Не себе навью полевал, Дедке.
Подхватил на руки (легонькая), понес.
— Вот, — сказал, ставя на ножки. — Сгодится тебе такая?
Навья увидела ведуна, дернулась сильней прежнего (но Бурый держал крепко), вскрикнула тоненько, запричитала:
— Нет, нет, нет… не отдавай… не губи… сам… сам… не отдавай… ты… твоя… не губи!
— Сгодится! — Дедко сцапал луговицу, выдрал из рук Бурого, буркнул: — Тебе не надо. Не время. Иди себе.
Вечером, когда заночевали уже в своем лесу, Дедко спросил:
— Жалеешь ее?
— Да, — не стал врать Бурый.
— Зря. Она б тебя не пожалела. То ж нелюдь.
— А мы кто? — спросил Бурый.
Дедко не ответил.
Бурый пошевелил палкой подернувшиеся серым угли. Теперь он знал ответ. Да что в том проку?
Глава 12
К боярской вотчине, невеликому, но крепкому городку на берегу Десны, подъехали к полудню. Дорога шла поверху, мимо щетинящихся стерней полей. Ниже, на заливном лугу, паслись мелкие грязные овцы. Пастушок помахал палкой вознице, тот в ответ поднял руку, пояснил:
— Племяш мой.
— Вперед гляди! — прикрикнул на него младший из дружинников, сидящий на краю телеги со стороны реки. — Мерин твой с утра кадь овса выжрал, а тащится как дохлый.
Кони самих воев топали налегке. Опаски не было и дружинники предпочли валяться на сене, а не трястись в седлах.
— Дохлые не ходят, — возразил возница.
— У кого как, — меланхолично заметил Дедко, приоткрыв один глаз.
Возницу передернуло, и он тут же щелкнул кнутом, понуждая мерина прибавить шагу.
Миновали ворота, вкатившись на площадь, на которой расположился небольшой рыночек. Старший из дружинных слез с телеги. Приехали. Боярский терем высился напротив.
— За мной давай, — сказал дружинник Дедке.
Тот не спорил.
Серебро за то, чтобы приехать сюда, он взял. Дальше как пойдет.
Встречал их боярин. Сам. Дородный, в годах, одетый по-домашнему — без брони и меча. За ним стоял молодой. Не из дружинных. Судя по богатой одежке и некоторому внешнему сходству, сын или близкий родич. Был он в кольчуге и при мече. Собой хорош: высок, плечист, кудряв. Глаза синие, нос мясистый, на руке браслет-змеюка. Мамка, похоже, из нурманов.
— Ты звал, я здесь, — сказал Дедко.
— Да, ведун, звал.
Голос у боярина низкий, тяжелый. И усталый. Речь медленная.
— Сын у меня младший… Умом возмутился. Двух холопов сгубил… Горла порвал… Зубами.
— Рычал? Выл? Силу явил?
— Все было, — подтвердил боярин. — И рычал, и кусался, и скрутили вчетвером еле-еле. А как в ковы взяли — выть начал. Только к утру угомонился.
— Что ж, взглянем на беду твою, — сказал Дедко. — Но сначала медку бы испить? Гостям с дороги.
— А с чего ты взял, что гость? — подал голос боярич. — Не гостевать тебя привезли, колдун…
— Ведун я, — перебил Дедко. Не любил, когда колдуном звали.
— Принеси ему меду, — вмешался боярин.
— Им, — уточнил Дедко, кивнув на Бурого.
— Им, — подтвердил боярин. — Живо.
Мед в больших деревянных кружках принесли мигом. Хороший мед, стоялый, духмяный. Дедко пил, не спеша. Смаковал. Бурый тоже.
Молодой буравил их взглядом. Сердился. Зря. Дедко такое любил: сильных да родовитых злобить. Чем больше нетерпения выказывал боярич, тем неспешнее становился Дедко. Смаковал медок, причмокивал одобрительно. На приплясывающего от нетерпения боярича даже не глядел. Допил, поставил на ларь рядом с пустой кружкой Бурого, похвалил:
— Уважил, господин, добрый медок.
— Бочку такого подарю, — пообещал боярин. — Идем уже.
По короткой лесенке спустились в клеть с узкими, прорезанными поверху окнами.
Под ними, у дальней стены стояла лежанка, застеленная холстиной. На ней, боком, свернувшись, отрок зим шестнадцати-семнадцати. Босой, в одних исподних портках. На лице его запеклась кровь, руки в синяках. Надо думать, отметили, когда крутили. Ковы были железные, тяжкие. В коих ярых злодеев держат. Эти, однако, мехом заботливо обернули, чтоб запястья о края не поранились. Отходящая от ков цепь обвивалась вкруг опорного столба и была заперта замком. На полу, между ложем и входом сидела старуха с прялкой. При виде боярина старуха вскочила. Тот махнул рукой: пошла прочь.
Увидев вошедших, отрок встрепенулся и негромко зарычал.
Глаза у него оказались необычные. Желтые, как у волка.
Дедко подошел к ложу. Остановился шагах в четырех.
Отрок заскулил, пустил слюну.
Дедко глянул на Бурого, спросил одними губами: Кто?
— Оборотец? — также беззвучно предположил Бурый.
Предположил, потому что никаких других знаков перевертыша, кроме желтизны в глазах, на отроке не было. Да и время для оборотцев неподходящее. Месяц в небе — узким серпиком.
— Что скажешь, ведун? — хрипло поговорил боярин. — Сумеешь помочь сыну?
Дедко неопределенно пожал плечами.
Старший боярич скрипнул зубами, но смолчал.
«Как бы не вскипел…» — с опаской покосился на него Бурый.
Это Дедко может лучшим людям всякое говорить, а Бурому страшновато. Смердья кровь в нем еще не вытравилась до конца.
— Что твой сын ел перед тем, как убивать начал? — спросил Дедко.
— Да что все, — пожал тяжкими плечами боярин.
— Может, пил что необычное?
Боярин переглянулся со старшим сыном, сказал:
— Не припомню.
— Ничего такого брат не пил, — сказал боярич. — Что обычно. Что все.
Дедко призадумался. Подошел на шаг ближе, принюхался:
— До меня тут кто был?
— Травница моя, — ответил боярин. — Ты видел. Не помогла, нефыря старая.
— Вот этого не скажу, — возразил Дедко, кивнув на пучки сушеных растений. — Травки верные развесила. Токмо травками кровных чар не усмирить. — Чужие в дом приходили?
— Такие, чтоб по вашему колдовскому делу — нет.
Дедко покивал. Потом спросил:
— А не было ли у тебя в роду, боярин, пращуров, что в бою бешеными становились? Такими, у кого руда из ран не течет?
Бурый удивился. У нурманов, что в бою мишками да волками себя мнят, глаза не желтеют, а светлеют. Вдобавок они после брани с вечера до вечера пластом лежат. А этот — шустрый. Кабы не ковы, уже бросился бы на Дедку. Но не бросается. А это тоже кое-что значит. Например, что понимает болезный: людей грызть цепь не пустит. Понимает и ждет, когда кто-то поближе подойдет. Разумный, значит. Только не людской то разум, звериный. И сила его не человеком, а зверем пахнет. Что не так уж плохо. Вот если бы нежитью воняло…
Боярин произнес требовательно:
— Не было таких! Говори, что с сыном? Говори, ведун!
Дедко ответил не сразу. Взял с груди оберег, лунницу серебряную с колечком, посмотрел сквозь колечко на одержимого.
Бурый сначала не понял, зачем. А потом сообразил: играет Дедко с боярином. Цену свою набивает. Не оборотца изучает, а богатство кажет. В луннице серебра на гривну.
— Зверь в нем проснулся, — наконец сказал Дедко. — Дух волчий.
— И что теперь? — нетерпеливо воскликнул старший боярич. — Как его расколдовать?
Тут Бурый понял: не от спеси боярич ярится. Брата любит, а помочь — никак.
Понял — и сам удивился: откуда пришло?
Похожие книги на "Ведун (СИ)", Мазин Александр Владимирович
Мазин Александр Владимирович читать все книги автора по порядку
Мазин Александр Владимирович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.