Ведун (СИ) - Мазин Александр Владимирович

Бурый оглядел ранку, решил: так заживет, без мази. Поднял лук с колчаном и вышел.

— Ну как так-то? — проговорил первый дружинник, чьего коня только что обиходил ученик ведуна. — Гнев же только меня одного признает.

— Отдариться не забудь, — деловито произнес Дедко. — Младший твоему коню ногу спас.

Дружинник только головой помотал. И полез в кошель.

— Не мне, — остановил его Дедко. — Ему. Когда вернется. Зовут вас как?

— Честан, — сказал первый.

— Войнята, — назвался второй. — Гридень князя пильского Лудслава.

— Меня можете Пастырем звать, — разрешил Дедко.

Бурому пива не досталось. Выдули, пока он уток бил. Нет, управился он быстро, но Дедко — еще быстрее. Похоже и дружинникам пильским тоже не особо перепало.

— Мож за бочонком сходить? — тихонько поинтересовался Бурый.

Мед этот он сам ставил. На сильных травах. Любопытно, что получилось.

Дедко сердито мотнул головой. Угощать гостей не любил. Любил, когда гости его угощали.

А как поужинали, Войнята рассказал печальную историю лехитского рыцаря.

Звали рыцаря Винценцием. И был не лехитского рода, а саксон. Оттуда и имя такое, что не выговоришь. Даже у Войняты только с третьего раза получилось. Приехал сей воин не просто так, а посланцем от лехитского великого князя — брать Пильск Залесский под великокняжью руку.

Лудслав, насколько ведомо было Войняте, под лехитскую руку идти не особо хотел. Пильское княжество невеликое. С десяток деревень, два городка и сам Пильск. Зато вольный.

Тут у Дедки и Войняты завязался дюже интересный разговор о землях, что лежат на заходе солнца, о людях тамошних, о владыках. О том, как знамено распятого бога Христа эти самые рыцари ставят там, где прежде капища тамошних богов стояли. О богах, идолов коих рыцари христовы рубили да сжигали совместно с теми, кто их защищал…

Слушал Бурый и удивлялся поначалу: откуда Дедке все это ведомо? А потом вспомнил, кто он есть, Дедко, и стал удивляться только тому, о чем говорили.

— … Сначала заорал, потом сам выскочил, голый. Орал, будто его шершень в уд укусил!

— Так и укусил же!

Дружинники переглянулись, ухмыльнулись одинаково.

«А не любят они этого Венценция», — подумалось Бурому.

— Укусил, — согласился Войнята. — Только не шершень. Мы-то сперва подумали: кровь это девицына. Лыцари этот мудя свои в жменьку зажал и воет. Откуда кровь — угадай спробуй. Только когда сомлел, разобрались. Будто тварюшка его за уд тяпнула. Мелкая, навроде крыски.

— Ага, — согласился Честан. — Была б покрупней, отхватила бы начисто, а эта так, понадкусала.

Оба заржали.

— Ублажил, значит, ваш князюшка гостя дорогого, — хихикнул Дедко. — Не помог ему его Христос.

— Христос ему эту пакость и устроил, — возразил Войнята. — В свите у саксона жрец его, ворона черная, так он так и сказал: наказал их бог грешника за грехи его. Так вот и сказал, все слышали.

— И все поняли? — засомневался Дедко.

— Так ворона эта не из немцев. По-нашему, по-словенски говорит, — пояснил Войнята.

— А что же дочка князя вашего? — спросил Дедко. — Что-то не верится мне, что у ней в нутре крыса живет.

— Не дочка, — уточнил Честан. — Не признал же ее Лудслав.

— И то. У него таких ублюдков дюжины три, — вставил Честан.

— Он в этом деле — могута! — с гордостью подтвердил Войнята.

— Хорошие вы мужи, — сказал Дедко. — Только вот не уразумею я все-таки: почти князь вас за мной послал?

— Так не вылечится никак Винцец… Винценс… тьфу, лыцари этот! — воскликнул Честан. — Порча ж на нем! А он знает: ты такое убрать можешь.

— Можешь же? — спросил Войнята.

— Мочь-то могу, да ведь не от наших богов порча. От Христа. Что ж жрец его рыцаря своего не излечил? Не захотел?

— Ага, — подтвердил Честан. — Глянул на уд покусанный и сказал: теперь Винценцу этому не блудить более. За то, что похоти поддался и с язычницей возлег наказал его Христос. Потому, грит, надобно отрезать болящую часть, пока на загнила. Однако, говорит, если язычницу сжечь, может, Венцика и попустит. Но тут уж князь воспротивился.

— И правильно! — поддержал Войнята. — Одно дело предложить гостю непорченую девицу, а другое — принести ее в жертву чужому богу. Тем более кровь-то в ней все одно Лудславова. Выйдет, что князь своей кровью чужого бога жерит. Да я тогда первый от него уйду. Ясно же: после такого удачи у Лудслава не будет!

— Выручай нас, Пастырь! — истово попросил гридень. — А то откуда не зайди, всё беда! Сделает князь, как ворона сказала, уйдет от него удача. А помре Венцик этот, лехитский великий князь на нас осерчает. И родня этого лыцари тоже. А родня у него сильная! Княгине лехитской он брат.

— А что сам рыцарь? — спросил Дедко.

— Не хочет отрезать. Говорит: лучше помру. А еще лучше: девку сжечь. Колдунья она, говорит. Таких он, лыцари, дюжинами жег. Вот одна ему и отмстила.

— Так она колдунья, девка ваша? — построжел Дедко. — Тогда без меня. С этой породой у меня дружбы нет.

— Да какая колдунья! — воскликнул Честан. — Всего колдовства в ней что собой красна! Таких колдуний у нас в Пильске — через две на третью!

— А меня ваш рыцарь сжечь не захочет? — поинтересовался Дедко.

Оба дружинника разом замотали головами.

— Князь у нас хитрый, — сказал Войнята. — Но не дурной. Ведуна убивать не станет. И другим не даст.

— Верю вам, — покивал Дедко. — Но вам, не князю вашему. Его я не знаю. Так что вы оба сей же час поклянетесь богами своими, что станете меня и Младшего защищать отныне и от любой беды, пока мы снова домой не вернемся. От любой! — с нажимом проговорил ведун. — Даже и от князя вашего! Клянетесь ли?

Дружинники снова переглянулись…

И поклялись.

Бурый после спросил у Дедки: а если этого рыцаря и впрямь его бог покарал? Вылечат они его и осерчает на них Христос.

— Не осерчает, — успокоил ведун. — Христос — бог особый. Он только своих, христиан, оберегает и наказывает. До других ему дела нет.

Утром, уже вчетвером, двинулись к Пильску. Дружинники — конно, Дедко с Младшим — пеше, за стремена держась.

А как до селения добрались, Дедке повозку взяли. И еще прежде заметил Бурый: хужее Дедко бегать стал. Хотя кто его знает? Может и прикидывался. А вот Бурому бегать — в охотку. С конями дружинников состязался легко. Есть не на быстроту.

А жеребец, которому он занозу вынул, поправился. Зажила ранка.

Глава 20

В Пильске Бурый прежде не бывал. Однако если видел один такой городок, то, считай, видел все. Холм над рекой в удобном месте, где в нее приток впадает, тесноватый град, охваченный двойным частоколом. Посередке — княжий Детинец с дозорной вышкой, с которой и река на десяток перестрелов в обе стороны видна, и поля окрестные, и дорога, что бежит меж нив к лесной опушке.

По этой дороге они в Пильск и въехали. Дружинники конно, Бурый пеше, Дедко на телеге. Полпути проспал старый. Проснулся, когда уже ворота миновали. За ними все, как у всех. Подворья за высокими заборами, тяжелый дух многолюдства и суета. Кто-то что-то тащит-везет, кто-то препирается с соседом. Смерд тащит на рынок подсвинка. Тот визжит. Догадывается, что с ним станет. Псы за заборами брешут, иные попросту по улицам шляются. Но — с опаской. Жеребец лягнет или цапнет — мало не будет.

Дружинникам уступали дорогу. Многие здоровались. На Дедку зыркали с опаской. Ведун же приосанился. Строгий стал аки князь. Глядел только вперед, пока до рынка не доехали. Там Дедко с телеги слез и пошел меж рядов, поглядывая по сторонам с важностью.

Так и в Детинец вошел. С достоинством. Два дружинника конных по сторонам, Бурый — в хвосте.

А в Детинце интересно получилось. Помимо своих, пильских, на княжьем дворе чужие были. Те самые, что с укушенным рыцарем приехали. Четверо воев в разноцветных одеждах и жрец бога Христа. Ну точно ворона. Черный скукоженный, нос острый, голова на маковке лысая… Нет, не лысая, бритая. Поросла черной щетинкой. Как увидел Дедку монах, аж подскочил. Закричал, заплевался, замахал руками на пестрых воев. Хотел, должно, чтобы выгнали Дедку со двора.