Хроники новуса II (СИ) - Сторбаш Н.В.

Я выпустил руку Пятки, та отбежала на несколько шагов назад. Взгляд ее был полон ненависти, словно она и сейчас хотела наброситься на меня с ножом.

Гракс прошел меж нами, снял поводья лошади с ограды, запрыгнул в седло и неторопливо тронулся. Я тоже вскарабкался на своего скакуна, посмотрел на Пятку сверху вниз, та как раз подбирала нож с земли, и сказал:

— Прощай, Пятка. И прости. Я… я не хотел, чтобы так…

— Да чтоб ты навернулся и шею сломал! — донеслось мне вслед.

Мы молча проехали через весь город, я всю дорогу пялился на спину Гракса и пытался понять, как он вообще мыслит. А когда городские ворота остались позади, я всё же задал мучавший меня вопрос:

— Почему? За что ты убил Воробья? Я думал, что ты просто убиваешь всех подряд, но ведь это не так! Тогда почему Воробья? Он же ничего такого не делал. Он мне жизнь спас! Выходил после плетей. Все отвернулись, а он — нет. И не только меня! Он и другим помогал. Воробей никого не убивал, он и драться-то не умел.

Гракс резко остановился, дождался, пока я с ним поравняюсь, глянул на меня:

— Разве я должен объясняться перед новусом?

— Нет, но…

— Он был вором. Вором без одного уха. Обокрал тебя. И после тоже крал. А три кражи — смерть. Это закон!

— Он меня спас!

— Он спас окаянника, что должен был сдохнуть под плетьми. И сделал это ради денег!

— Неправда, — выпалил я. — Ты убил его, чтоб запугать меня. И потому, что он никто, бродяжка без отца и матери. Торговец обкрадывает таких, как я, госпожа Бриэль лжет судье. Из-за них я чуть не умер, но их ты не убил. Потому что они другие. Потому что у них есть дома, есть деньги и высокопоставленные знакомые.

Гракс молчал. И я тоже закрыл рот, чтобы не наговорить лишнего.

А чего я хотел? Справедливости? Честности? Да с чего бы! Он такой же, как и все остальные.

— Я привез из Сентимора не два мешка, — вдруг сказал Гракс, не глядя на меня. — Помимо Колтая и Воробья, там были и другие головы. Они обманывали наместника и культ, утаивали подати и сговаривались с окаянниками. Я не могу вычистить всю гниль с земель Ревелацио, но когда нахожу ее, то отрезаю испорченные куски.

— А я? Я тоже испорченный кусок?

— Был. Теперь ты часть культа. И пока ты не вредишь Ревелацио, я тебя не трону.

Дальше мы ехали без разговоров. Что бы там ни говорил Гракс, Воробья он убил ни за что. И только поэтому я не мог простить его. Ха, простить! Как будто ему нужно мое прощение. И как будто у меня есть право кого-то прощать. Я всё еще не знал, вернусь ли в замок, а разговаривал с Граксом так, будто и впрямь могу судить о его поступках. Слишком быстро я забыл о муках, перенесенных из-за его спиритуса, о допросах и о небрежных словах магистра: «Решай сам».

Даже если вернусь в культ, ничего хорошего меня там не ждет. Тот же командор с беспричинной ненавистью, магистр, которому наплевать на мою жизнь, собратья, что отворачивались от меня при малейших трудностях. Вряд ли мне позволят дорасти до адептуса. Вот сейчас, к примеру, я должен изо всех сил истязать свое тело непосильным трудом и упражнениями, чтобы впитать третье ядро, а сам разъезжаю на лошади и трачу время на ненужную поездку.

Тряской неровной рысью мы быстро домчались до моей деревни, где я не был с прошлой осени. Едва мы проехали первые дома, как отовсюду повылазили дети и с восхищением разглядывали мой красивый гамбезон, дорогих верховых лошадей, ножны на поясе Гракса.

Я вдруг понял, что некоторые мои чаяния уже сбылись. Как мне и мечталось когда-то, я въехал в свою деревню верхом, в дорогой одежде и новусом, а значит, уже непростым человеком. Теперь староста должен стелиться передо мной, как когда-то перед теми четырьмя. Вот только радости почему-то я не ощущал.

— Веди к старосте, — бросил брат Гракс.

Но старика Сарена уже предупредили о появлении всадников, и тот сам спешил к нам навстречу.

— Милости просим, господа! — кланялся он, не осмеливаясь поднять на нас взгляда. — Уж простите, мы не ждали столь уважаемых гостей и не подготовили достойное угощение.

— Дай лопату и топор, — резко сказал Гракс.

— А? — растерялся староста и даже поднял голову. — Ло-лопату?

— Оглох? Живо!

— Да-да, сейчас-сейчас, не извольте сердиться!

Вмиг нам принесли требуемое. Гракс спешился, кинул поводья сыну старосты, сказал позаботиться о лошадях, я тоже слез, взял лопату с топором и ждал, чего он выкинет еще.

— Приготовьте нам на ночь стол и кров, — велел Гракс старосте. — И сам будь готов, поговорить с тобой надобно.

— Как господин скажет, так и сделаем. А как величать господина? — вкрадчиво поинтересовался Сарен.

— Мы из культа Ревелацио по делам культа. Более тебе знать не должно.

— Да, госпо…

Староста бросил косой взгляд на меня и застыл с раззявленным ртом. Я не смог удержаться и подмигнул ему. Старик схватился за грудь, второй рукой оперся на рядом стоящего сына и тяжело задышал.

— Лиор! Где тут кладбище?

Брат Гракс уже успел пройти дальше, и я поспешил за ним вместе с лопатой и топором, а потом повел его узенькой тропкой в сторону от домов, к старой роще, разросшейся на месте могил. Там я, забывшись, пошел прямиком к отцовскому дубку да маминой яблоньке, хотел погладить тоненькие стволы, да руки были заняты.

— Где могила твоего отчима?

— Да вот она, с ясенем, — кивнул я в нужную сторону.

Ясеневый росток почти не изменился за год, если и подрос, то самую малость, но хоть прижился.

— Копай! — велел Гракс.

— Где? — не понял я.

— Копай отчимову могилу! Мне нужна его голова!

Глава 24

Я ошеломленно уставился на брата Гракса. Древо Сфирры снисходительно к человеческим грехам и прощает многое, даже больше, чем сами люди, но есть и непростительные проступки: убийство ребенка, кража последней монеты и рубка могильного дерева. Гракс же не хочет, чтобы я загубил ясень на могиле отчима?

— Живо!

— Я… я не стану. Хоть убей!

— Мне не нужно ни его дерево, ни кости! Довольно лишь вытащить голову. Копай поодаль, чтоб не тронуть корни. Ну же! Или это сделаю я. Но мне плевать, останется ли дерево целым!

Гракс протянул руку к лопате, и я спрятал ее за спиной. Наверное, и впрямь будет лучше, если это буду делать я. Только бы отчим простил своего глупого и никчемного пасынка!

Я подошел с восточной стороны к ясеню. Мы всегда хоронили головой к востоку, а дерево сажают так, чтобы ствол находился над животом. При должном старании я сумею обойти корни и сохранить могилу с деревом.

За год земля осела, слежалась, покрылась плотным слоем дерна, так что сначала я вырезал изрядный пласт травы вместе с корнями, а дальше осторожно выбирал землю из ямы, стараясь не трогать расползшиеся корни. Гракс меня не торопил, прислонился спиной к старому дубу неподалеку и уставился на ползущие по небу облака.

Чем глубже я пробирался, тем медленнее копал. Я боялся трупной вони и костей, но пока не чувствовал ничего такого, только запах сырой земли. То и дело мне приходилось расширять яму, потому как сверху я уже не доставал лопатой, а лезть туда напрямик мне не хотелось, чтобы ненароком не раздавить голову отчима. Я отходил всё восточнее, и вскоре яма уже была мне по пояс. Мы обычно глубоко не хоронили, так что…

После очередного взмаха я заметил на дне ямы что-то необычное, медленно поскреб лопатой и понял, что это тряпица, которой покрывают тела в домовине.

— Я добрался, — подал я голос.

— Отруби голову и дай мне, — тут же отозвался Гракс.

Мне и хотелось отбросить тряпицу, и страшно было. Чудилось, что под ней либо лицо отчима такое, каким оно было сразу после гибели, либо, наоборот, одни лишь кости. И я не знал, что было бы хуже.

— Я не могу. Не буду! Яму я выкопал, теперь дерево трогать незачем.

Я отбросил лопату и быстро выкарабкался наружу.

— Это мой отчим, и я не стану тревожить его кости.

К моему облегчению, Гракс не стал настаивать. Он взял топор, спрыгнул вниз, а дальше я отвернулся, не желая ни видеть того, что там будет происходить, ни слышать, вот только уши не догадался вовремя заткнуть. Раздался неприятный хруст. Затем глухой удар.